he with him (1/1)

пятый день после убийства артёма ломит.ломит, ломит, ломит.неуязвимая тяжесть в груди, дрожь в руках, зубы характерно стучат в своеобразный ритм.подмешали, определенно. ритм музыки на чьей-то огромной хате, имя хозяина пентхауса он даже не знает. хочется вывернуть из себя все, начиная от выпитого и съеденного, заканчивая органами внутри. в уборной до безумия холодно. этот холод везде. телефон не перестаёт трещать, шатен даже не может поднять его с кафеля и ответить. забился в углу и сжимает всё конечности, сдерживая себя. брата убили люди голубина. из-за блядского михайлова.матушка рыдала и чуть ли не взывала в трубку.он всего лишь хотел помочь. хотел, чтобы семья была в достатке, а в итоге шатохин убивает весь этот достаток.стыдно, стыдно, стыдно.слышатся громкие и тяжелые шаги, после звуки дёргающейся ручки двери и еле слышный скрип. егор едва осознаёт в чем дело и закрывает комнату на замок, подлетая и наклоняясь к мальчишке. он видит покрасневшие и чуть опухшие глаза, что всё держат влагу. синие-синие, тёмные, стеклянные. видит, как подрагивает полная нижняя губа, и как резко по фарфоровой коже стекает струя крови, окрашивая белую льняную рубашку ярко-ярко красными кляксами.артём устал, правда.и егор не менее.он не успевает запомнить, как в руках оказывается какая-то вата, и судорожно проводит ей у носа, спускаясь к губам и ниже. шатен сидит ровно и прямо, содрогаясь иногда. чужие пальцы аккуратно держат кругловатый подбородок, сползая к острым линиям челюсти и совсем тихонько сжимая, не желая ещё больше навредить.— и что теперь? — тихо спрашивает брюнет, убирая алые куски ваты, и всё также стоит напротив тёмы.— куплю матери билет куда-то далеко и дом там, она единственная из семьи, кто осталась у меня, вроде должно хватить со всех сбережений, я виноват во всём этом, — сглатывая, шепчет он и старается слезть с края ванной, но ноги совершенно не держат, и пальцы цепляются за плечи юноши, а чужие руки крепко ложатся на талию, удерживая, — разберусь с делами тут и свалю.— один? — ракитин слегка наклоняет голову, но в глаза шатохина не удаётся заглянуть. совсем. видит, что тот что-то невнятно бурчит, просит повторить.— с тобой, — вторит под нос и опускает голову ниже, утыкаясь лбом в чужую грудь.— мы, возможно, будем скрываться всю оставшуюся жизнь, ты понимаешь..? — голос тихий и начинает содрогаться, ладони скользят меж лопаток на хрупком тельце.***они, кажется, сметают и роняют всё по пути, но оторваться от друг друга невозможно. артём слепо натыкается на комод и болезненно выдыхает в чужие губы, обхватывая лицо ракитина ладонями и прижимаясь к телу намертво. отвлечься. необходимо отвлечься. перед глазами всё предательски мутнеет, кончики пальцев тут же цепляют одеяло с простыней, а острые лопатки впиваются в мягкий матрас. артём едва успевает понять, когда они успели оказаться вновь в квартире ракитина. когда егор уже нависает сверху и шепчет что-то невнятное в шею, но от чего кожа покрывается мурашками и низ живота тянет.тянет, тянет, тянет.вся комната в мраке, лишь тусклый свет лампы даёт понять что и где, коленки сами поднимаются, духота становится всё ощутимее. то ли это галлюцинации, словно бэдтрип как несколько лет назад, то ли это еле ощутимая реальность.брюнет не отлипает от шатена совсем, руки безостановочно движутся по каждому заметному участку на торсе, а глаза не падают вниз.— не смотри на меня так.— тебе же нравится.слышится шорох постельного белья, как шуршит одежда о друг друга, тяжёлое дыхание, изредка прерывающееся.— артём, — едва слышно зовёт егор, цепляя пальцами пуговицу на чужом воротнике рубашки, — если что-то случится... что заставит нас разъединиться, ты...— егор... — шатен приподнимается на локти и недоумевающе смотрит в глаза напротив, и тут же обхватывает чужие запястья, останавливая.— пожалуйста, дождись, — парень склоняет голову ниже и мажет губами по щеке шатохина, оказываясь у уха и переходя на шёпот, — сам понимаешь, в каких мы условиях живём. один день – ты живёшь, на следующий – ты труп.или же один день я рядом, другой – меня уже избивают в конце города.он молчит, со страхом глядя на лицо перед собой. многое потеряно, а если потерять ещё и ракитина – это как упасть с края обрыва, за который держался безудержно долго. юноша почти единственный, кто волнует его сейчас и заставляет не тонуть. и он определённо не намерен прощаться с ним.брюнет напрягается, ощущая как артём замер, и словно не дышит. чужие пальцы на собственных руках слабеют, и зрачки расширяются мгновенно, когда тот приходит в себя, окончательно сваливаясь спиной на матрас и выглядывая из-под полузакрытых век.безумно красивый, — крутится в мыслях постоянно.растрепанные пряди валятся хаотично на белую простынь, едва заметный сейчас румянец на скулах, взгляд теряется за слипшимися ресницами, опухшие губы приобретают пунцовый оттенок, тонкая шея и ключицы оголяются из-за расстегнутого ворота.— малыш, — глухой голос егора слышится эхом и шатен успевает сообразить, кончиками пальцев цепляя пуговицы на своей запачканной рубахе, обнажая всё больше, — мы кто друг другу?глаза привыкают к полумраку и фокусируются, шатохин заметно хмурится и слегка подрывается телом к чужому.— оставим этот разговор на потом, — руки лезут к вороту водолазки и тянут его ниже, губы едва ли мажут по белоснежной коже. ракитина ответ не совсем устраивает, он выдыхает тяжело и наклоняется ещё ниже, держа контакт глаз на уровне. шатен слегка хмурится и губы поджимает, задумываясь. решать надо здесь и сейчас – понимает по чужому взгляду.— ты мне нравишься, егор, — пальцы ведут по тонкой щеке брюнета, поглаживая. шатохин сглатывает шумно, хлопая ресницами, — я не знаю, выйдет ли что-то, исходя из нашей ситуации, — уже шепчет, чуть нажимая кожу.— разберёмся со всем и уедем, обещаю.лоб в лоб, конечности сплетаются, выдохи рваные.полночь, часы тикают нервно.выстрел раз, выстрел два.егор вздрагивает, прерываясь резко, и тянет за собой артёма, подбегая к окну, разглядеть пытаясь происходящее. сердце удар пропускает, когда осознание резко приходит.— блять, это гриша, егор!