1. терпение (1/1)

Когда-то давно один приятель сказал Канде:- Бойся людей небольшого роста, у них говно близко к голове.И он почему-то вспомнил об этом только сейчас – в самый неподходящий момент, когда вспотевший, липкий и не обласканный Уолкер почти жалобно скулил на выдохе и кусал губы, резво насаживаясь на крепко стоящий член Канды. Аллен время от времени замирал, опустившись рывком на всю длину, весь сжимался, и по его телу проходила крупная дрожь удовольствия, заставляя всхлипывать и бессознательно царапать запястья Юу, которые чертов недомерок прижимал к обивке дивана, чтобы любовник не вцепился в чужие бедра и не попортил весь кайф. Поэтому трахались так, как хотелось Уолкеру - долго, с разным темпом, пока этот мелкий извращенец не кончит без рук или не разрыдается от ярких ощущений, окончательно перестав контролировать ситуацию.Нет, безусловно, это был всё еще самый лучший секс в жизни Юу, даже если подавившийся очередным стоном Аллен воспринимает Канду только как тёпленький пульсирующий страпон любимого размера: мелкий засранец не давал себя поцеловать, лишний раз приласкать или хотя бы один раз прикусить эти его красивые ключицы. Загвоздка была лишь в том, что Канде хотелось всё это сделать, особенно прямо сейчас, когда Уолкер начинает хныкать и сбиваться с ритма, предвещая скорую разрядку. Виной всему было кольцо – золотая полоска на безымянном пальце Юу, напоминающая, что дома ждёт жена, которую можно сколько угодно целовать и трогать. А Уолкера – нельзя, иначе его художественный руководитель будет, мягко говоря, зол, ведь Аллен весь из себя артист, юное дарование и светлая надежда Королевской балетной школы Ковент-Гардена.Талантливый человек должен быть талантлив во всем. А в плане секса этот мелкий паршивец был еще и разборчив, и очень требователен.Знал ли кто-нибудь из хореографов и других преподавателей, что Аллен, кончая, запрокидывает голову, закрывает рот одной ладонью, а второй – тесно прижимает свой член к животу? Канда не был ни танцором, ни преподавателем: он был спортивным врачом – одним из огромного штата различных медиков при старшей балетной школе, работал уже четвертый год и периодически проклинал на все лады сезон поступления Аллена Уолкера.Юу ведь всегда предпочитал женщин, нежно и трепетно любил свою Алму, носил кольцо и никогда не задумывался об измене. Он, черт возьми, просто был в составе врачебной комиссии, наблюдавшей за разминкой абитуриентов перед отбором. Нелепо причесанный Уолкер тогда был даже ниже некоторых рослых балерин, и Юу, поглядев на его колени, равнодушно решил, что этому недомерку грозит вечный кордебалет – пацан просто не сможет тягать балерин. Вот и всё, не было никаких пошлых мыслей о мальчиках в колготках, только объективная оценка, идущая вразрез с тем, что Аллен был успешно зачислен и получил стипендию Королевской балетной школы.Примерно тогда же художественный руководитель шестнадцатилетнего Уолкера, смоля сигаретой прямо у танцевальных классов, пригрозил, что без сожалений найдет и застрелит Канду из любимого обреза.- Он мелкий ещё, - высокий рыжий мужик выдохнул дым в сторону, хмуро глядя на Юу. – Так что хозяйство держи в штанах. Иначе отстрелю.Врач в ответ только цокнул языком, заверив ?заботливого? Кросса, что вовсе не пялился, и передал рекомендации по массажу и уходу за суставами.И Мариан ведь даже не подозревал, что брошенная молодому врачу два года назад фраза запустила в Канде какой-то не поддающийся логике процесс, неумолимо приведший к неуклюжему минету в процедурке. После, сидя на кафельном полу, Уолкер утер припухшие губы и скупо признался в своей симпатии – вся радость сошла на нет, когда молодой врач молча снял с руки нитриловую перчатку и показал кольцо. Дальше всё шло само собой: в какой-то момент Аллен, долго избегавший любых встреч, просто принес выписку, подтверждающую, что он абсолютно чист, и спокойно, без тени лишних эмоций заявил, что резиновый член ему надоел. Мелкий больше не приплетал сюда чувства, он предлагал секс по обоюдному согласию. Почему именно с Кандой? Потому что он привлекал Уолкера внешне, следил за гигиеной и был вынослив, что нравилось больше всего.Наверное, Юу стоило вспомнить фразу своего приятеля именно в тот момент, глядя на этого мелкого гаденыша. Нужно было сломать ему нос, разбить улыбающийся рот и запинать ногами до смерти, потому что Аллен переломал Канде всю жизнь: развел на секс по своим правилам, заставил врать и скрываться, пропускать ужины с любимой женой, для которой порой не оставалось никаких сил. Он отнял у Юу так много, но при этом запретил целовать себя, не давал оплести гибкое тело руками или прижаться грудью к спине, потому что тогда всё происходящее, по мнению Аллена, становилось изменой. Это делало бы его причастным к жизни ещё одного человека.***И сейчас Канда медленно приходил в себя на маленьком диванчике в танцевальном классе: за окном уже было темно, к ужину можно было уже не спешить, а проверять телефон совершенно не хотелось. Уолкер, становившийся после секса непривычно задумчивым, улыбался каким-то своим мыслям и заботливо обтирал вымотанного любовника влажными салфетками, а потом взялся за себя: стер сперму с живота, подсохшую смазку с опавшего члена и по внутренней стороне бедер. Грязные салфетки одна за одной отправлялись на пол к двум использованным презервативам, которые Аллен не жаловал в сексе, но добираться до душевых с ощущением вытекающей из задницы спермы – не любил еще больше.Юу хотел бы его медленно целовать, уложив к себе под бок, чтобы получить заслуженных нежностей после того, как его два раза за вечер использовали в качестве страпона. Даже если ему понравилось.Можно было прямо сейчас посоветовать довольному Уолкеру поискать себе кого-то другого – легко найдется тот, кто не откажется от невероятных горловых минетов раз в неделю и регулярного горячего секса, который редко ограничивался одним заходом. Только вот Канду начинало зло потряхивать от мысли, что Аллен в ответ равнодушно пожмет плечами и действительно найдет для себя другую игрушку.Юу лениво натянул белье и спущенные до щиколоток брюки, на душе было паршиво от необходимости возвращаться домой и ненавидеть себя еще сильнее. Уолкер, сидя на подлокотнике, выворачивал свою футболку, его кожа, покрывшаяся мурашками, будто просила прикосновений, и Канда, ужасаясь, подумал, что движущее собственными желаниями чувство – это не только похоть. Это что-то, что Аллену совершенно не нужно – у них разница в возрасте двенадцать лет, диагонально разные сферы интересов и деятельности, они не общаются и толком не знают друг друга. Аллен молод, амбициозен и талантлив, его ждёт большое будущее на сцене Ковент-Гардена и за её пределами. А у Канды есть жена, и чувства к ней действительно тёплые и нежные, но не те.Уолкер до горьких слёз влюблён в женатого доктора, ему не хватает эгоизма забрать себе целиком Канду Юу, и в нем нет столько благородства, чтобы отступить.Женатый доктор всё это, конечно же, знает – все мотивы были давно озвучены. Канда, не до конца отдавая себе отчёт, неслышно шагнул к Аллену и накрыл ладонью выпирающий седьмой позвонок на его шее, огладил большим пальцем кожу, заставив ощутимо напрячься и замереть.- Что ты делаешь? – Уолкер не обернулся, но от прикосновения попытался уйти и показательно дернул плечом.- Тебе страшно? – Канда ясно ощутил, что начинает медленно раздражаться от этой игры в недотрогу. – Или противно?- Что ты делаешь?! – мелкий повысил голос, и в этом выкрике не прозвучало ни страха, ни брезгливости – только обида.- Я задал тебе вопрос, - мужчина медленно выдохнул, когда плечи Уолкера вдруг расслабленно опустились, словно парень смирился с чем-то внутри себя.- Нет и нет.- Тогда в чем причина? – контрольный вопрос, на который не будет очевидных ответов, потому что в голове у этого идиота говно плещется, как гласит чья-то детская мудрость.- Я отниму у нее ещё и право прикосновений, - Аллен смял в руках футболку и пристыженно прошептал ответ, вжимая голову в плечи. – У твоей жены.Всё сводится всегда к одному, но Канде начинает казаться, что не он один здесь ненавидит себя до отчаянного воя, изводит чувством вины, а искоренить источник проблемы не может, потому что не хочет.***Он пригласил Алму на ?Спящую красавицу?, пускай сам и не любил балет, не понимал его глубинных смыслов и эмоций. И даже Чайковский в этом не помогал, как обещалось в программке. Зато Алма, кажется, была счастлива: женщинам всегда нужны такие вечера, когда можно собрать в прическу волосы, надеть платье, туфли и, возможно, какие-то свои безделушки, чтобы положить узкую ладошку на сгиб локтя мужа, поднимаясь по широкой лестнице театра, и почувствовать себя принцессой рядом с красивым и учтивым кавалером. Балет увлек ее сразу же: поставленный премьером Уолкер казался маленьким игрушечным принцем на фоне корифеев, кукольно накрашенный, как и все артисты, он был сегодня персонажем сказки вместе с миниатюрной мисс Ли, похожей на фигурку балерины из музыкальной шкатулки; не сливаясь с кордебалетом, они двигались невероятно легко, взмывали над сценой, будто бы ничего не весили. Канда, будучи врачом, зрительского восторга не разделял: он мог не разбираться в этих чертовых па, ничерта не смыслить в искусстве, но каждого вверенного ему студента он различил бы по рентгеновскому снимку его стоп. Запущенное профессиональное плоскостопие, деформация фаланг на левой стопе, застарелые переломы основной фаланги на правой стопе, вальгусная деформация больших пальцев, ноги похожи на женские, пуантные по выворотности и характеру травм - это Аллен Уолкер, резво вскакивающий на полупальцы, и стопы его наверняка болят так, словно кожа по середине готова порваться. Знакомое всем танцорам тяжелое плоскостопие, правая стопа сильно уходит вовнутрь, старый перелом таранной кости на левой ноге, бурсит, добавочные кости в двух стопах - Линали Ли, обколотая обезболом с самого обеда, она похвально держала ось и крутила фуэте на пальцах в коде их с Уолкером Pas de deux. Ни один мускул на миловидном личике Ли не дрогнул - сегодня она прима - не сошли с позиций изящные руки, но это не значило, что ей не больно. Аллен был сказочным мальчиком - собранные в низкий хвост белые волосы завили на концах - он прыгал выше других, с идеальной техникой менял позиции ног и приземлялся, будто летел на страховочном тросе, но это не значило, что ему не тяжело.- Они так хорошо смотрятся вместе, - невпопад вдруг сказала Алма, когда Юу помогал ей надеть пальто, - мальчик и девочка, которые танцевали первые партии.- У Уолкера просто морда англо-саксонская, которая везде впишется, - Канда прикоснулся к прядке пшеничных волос, заправил ее за ухо Алме и улыбнулся в короткий поцелуй.Та самая англо-саксонская морда маячила у колонн, недомерок без стыда продолжил пялиться, даже когда Юу поймал его взгляд. Серые печальные глазищи, белые ресницы и брови, не смытый грим делал Аллена похожим на игрушечного Пьеро.- Очень красивый, да? - Алма, тоже заметив эту мелкую белую кляксу, лукаво улыбнулась, в ее глазах плескалось знакомое с детства веселье. - Ни разу, - фыркает в ответ Юу и уводит супругу прочь из учебного театра.Алма ведь у него умная, сообразительная - он не женился бы на глупой женщине - она с самого начала чувствовала, что они с Юу друг для друга привычка: с детства взращенная привязанность, принятая за крепкую любовь, потому что не нужно было заново притираться и напрасно мучить себя с кем-то еще, если рядом уже был родной и давно зазубренный наизусть человек, понимающий тебя без слов. Они с Юу были вместе просто потому, что не пытались быть с другими.Алма - не дурочка, она готова была ко всему на свете, заранее знала, как поступить, но обида за себя, ставшую вдруг нелюбимой в тридцать с небольшим, почему-то не давала поступить мудро. У Алмы было это чертово право ревновать, но она не понимала к кому - Канда не вел ни с кем переписок, не пах чужими духами, кожа на теле всегда была чиста, длинные волосы собраны в аккуратный хвост, а одежда всё так же опрятна, как и с утра. Юу просто возвращался к полуночи раз или два в месяц, уставший и вялый, он засыпал почти мгновенно, коротко поцеловав жену в щеку. Работа была его любовницей или юная балерина - обида никуда не исчезала.И вот мальчик-принц, разбудивший Аврору, сошел со страниц сказки, покинул темное балетное закулисье и смотрел на Юу с такой тяжелой завистью, что невозможно было не обернуться. Лучше бы Алме не быть такой умной и понимающей. Лучше бы Уолкеру спрятаться снова в сказках и складках пыльных бархатных кулис. Какое право он имеет на ревность и зависть? Аллен салютует Алме бутылкой воды и лучезарно улыбается, но это не значит, что ему не больно, не тяжело, не обидно.***Он скалился, вцепившись в собственные стопы, сгибал и разгибал плохо разогретые пальцы, которые до жуткой боли сводило – приходилось через силу вскакивать, поочередно вставать на носки, снова садиться и тянуть на себя чертовы стопы, смазывать суставы согревающей мазью. Так сводило ноги у девчонок, которых добрые мамы пичкали всякой химозной дрянью, чтобы дочурки не располнели в переходном возрасте и остались тоненькими и плоскими. Эти девочки орали не своим голосом, когда не получалось разогреть малокровные стопы за отведенное время.Аллену тоже хотелось орать и запустить чем-нибудь в зеркальную стену за перекладиной, он винил во всем зимний сквозняк, холодный пол и собственную безалаберность – нужно дольше разминаться с резинкой. Да только вот причина злости таилась в другом: в холле учебного театра у белых высоких колонн Уолкер решил для себя, что в своей жизни достаточно терпел. Терпением стала его жизнь, когда мать отдала своего слишком активного сына на частные занятия в группе с такими же веселыми мальчишками, которые попали в этот зеркальный зал, потому что так захотели взрослые. Начались бесконечные кошки-рыбки-ножницы, гнусавый французский, долгие экзерсисе, где по рукам можно было схлопотать линейкой, если напутал позиции. Аллен считал, что нужно просто потерпеть, ведь ничего не будет длиться вечно. Так он думал и в одиннадцать лет, заняв свое место у перекладины в настоящей балетной школе. Нужно было просто еще немного продержаться, никто не сможет оставить человека в школе на всю жизнь.В средних балетных классах желанный выпуск маячил впереди обещанием свободы, к которой Уолкер стремился с самого первого занятия, а когда всё закончилось, какой-то серьезный рыжий мужик, представившись Марианом Кроссом, сунул Аллену в руки конверт с приглашением в Ковент-Гарден и рекомендационным письмом. Тогда это показалось Уолкеру тем самым, ради чего стоило столько всего вытерпеть и выстрадать.Аллен приступал к учебе окрыленным, считая, что достиг свой цели и скоро достигнет следующей; он с трудом отличал свои желания от тех, что ему внушали годами, то, что раньше казалось пыткой, вдруг стало единственно верной жизнью. Аллен жил, чтобы танцевать, потому что больше ничего не умел. А потом он влюбился: наверное, в тот момент, когда Юу измерял ему давление и советовал отдохнуть вместо тренировки. Красивый молодой врач запал в душу, осел в сердце сладкой истомой - это крепнущее с каждым днем чувство перевернуло в нем всё, жаром обдало грудь, а потом, сжавшись в комок, взорвалось в голове и сорвало с глаз ?розовые очки?. В одну секунду жизнь снова стала состоять из терпения и ожидания, было больно, тяжело и до тошноты противно от самого себя. Аллен по привычке терпел, но конца почему-то не было видно.У Канды была очень красивая жена, похожая на теплый солнечный день, и причинять этой женщине боль было бы чудовищным преступлением. Аллен был, как никогда, близок к тому, чтобы Канду от себя отпустить, перестать бередить его душу, но внезапная злость заклокотала в каждой клетке тела, затопив собой сознание, наполнив мысли голосом, который больше не мог молчать. Почему он снова должен терпеть? Почему должен уступать в угоду кому-то? Почему ему должно быть жаль эту женщину? Почему ему никогда не было жаль себя?- Вставать ты сегодня не собираешься, да? – голос Кросса, подключающего свой телефон к маленькой колонне, заставил перестать глупо раскачиваться и до боли мять пальцы ног. - Собираюсь.Он действительно поднимается на ноги, разминает голеностоп, меняет позиции, морщась, встает на пальцы, опускается и снова встает. Мариан терпеливо разучивает с ним Щелкунчика, командует на французском, размахивает руками и заставляет смотреть в зеркало, чтобы видеть свой позор. А у Аллена чувство, что большие пальцы сейчас перестанут двигаться, конвульсивно оттопырившись вверх, и он рухнет на пол с дикими воплями, как те девочки из его воспоминаний.Уолкер терпит до тех пор, пока разогревшиеся наконец пальцы не перестают болеть.Почему он должен щадить людей, которые не собираются сделать того же в ответ? Почему ему должно быть стыдно перед женой Канды? Аллен видел в зеркале молодое красивое тело, сильные ноги и руки, приятные черты лица, - он не был в чем-то неполноценен или уродлив. Он был ничем не хуже Алмы. За что ему перед ней стыдиться?