XI. Михаил Бестужев-Рюмин / Т/и (1/1)

Бал был в самом разгаре, когда Т/и с матерью и тётушкой входили на парадную, освещенную свечами и уставленную лакеями в красных костюмах, лестницу. Всё вокруг сверкало и предвещало хорошее времяпровождение. Из зала доносились нерешительно настраиваемые музыкальные инструменты и первые звуки вальса, в которых потонуло жужжание сотен голосов. Т/и остановилась около огромного зеркала, чтобы поправить причёску; молодой незнакомый ей человек посторонился, восхищённо не сводя с неё глаз и любуясь ею. Туалет и причёска стоили Т/и, казалось, больших трудов, но, вступая в залу в своём белом, воздушном платье, девушка чувствовала лёгкость и свободу.Внутри Т/и всё трепетало: это был один из её лучших дней. Платье и туфли не теснили, а сидели как влитые, кружева и ленты?— всё было на своих местах и красиво. Удивительного цвета волосы, заплетённые в косы, аккуратно лежали на её головке и не выбивались из замысловатой причёски. Нынче Т/и чувствовала, что всё должно быть именно так, и она принимала свою привлекательность; и её алые губы складывалось в улыбку, глаза блестели счастьем, и шаги становились практически невесомыми и грациозными.Вступив в залу и пожав руку матери, Т/и двинулась к девицам в кисейных платьях, ожидавших приглашение на танец. Девушка не была избалована балами, и не была впервые выезжающей,?— но сегодня прибывала в восторге. Она посмотрела на противоположную сторону залы, где собралось всё пёстрое Петербургское общество. А ещё там стоял он. Т/и давно не видела Мишеля Бестужева — наречённого знакомыми её ?женихом?, и её зоркий глаз тут же приметил, что он тоже смотрит на неё. Ещё при последней их встрече, когда о бале было известно всем, Михаил занял с ней мазурку, и Т/и с замиранием сердца ждала её. Но при первом же туре вальса молодой человек направился к ней и пригласил вальсировать.—?Как хорошо, что вы приехали вовремя,?— сказал он, улыбаясь и склонив голову, —?а то, что за манера опаздывать.Она занесла свою крохотную ручку и положила на его плечи. Его рука аккуратно легла на её хрупкую талию. Миниатюрные ножки Т/и тут же задвигались в такт вальса, лёгко неся девушку по кругу. Она с восторгом посмотрела на лицо Мишеля, которое было на таком близком от нее расстоянии, и долго потом, чрез несколько лет, этот взгляд, полный любви, которым она тогда взглянула на него и на который он не ответил ей, мучительным стыдом резал её сердце.Во время вальса ничего значительного не было сказано: шёл разговор об общих знакомых, о новых и нашумевших постановках в театре, где играла приезжая из Парижа известная актриса, и о предстоящем рауте у московской княгини. Михаил время от времени шутил, но всё же был необычно холоден по отношению к Т/и. Он рассеянно слушал её ответы и, по большей части, внимательно оглядывал зал поверх её головы, словно ища кого-то знакомого и ожидая кого-то с минуты на минуту.—?Куда отвести вас? —?спросил он, когда вальс кончился.—?Отведите меня к maman,?— выдохнула чуть закружённая и раскрасневшаяся Т/и.—?Куда прикажете.Он завальсировал, лавируя между морем кружев, тюля и лент и не зацепив ни за перышко, повернул круто свою даму, и отвёл её к ожидавшей матери. Легко ей поклонившись и поцеловав тыльную сторону руки Т/и, Мишель быстро оглянулся и растворился в толпе; Т/и потеряла его из виду. Ей не нравилась его непонятная для неё тревожность, но, в ожидании мазурки (а она была уверена, что танцует её с ним), весь бал до последней кадрили был для Т/и волшебным сновидением радостных цветов, звуков и движений. Она не танцевала, только когда чувствовала себя слишком усталою и просила отдыха.Зазвучали мотивы мазурки, но Михаила рядом не оказалось. Когда уже стали расставлять стулья и некоторые пары двинулись из маленьких в большую залу, на Т/и нашла минута отчаяния и ужаса. Странное и тревожное подозрение поднималось у неё в груди. Она оглядывала присутствующих, ища в них знакомое и любимое лицо. И наконец увидела. Михаил, под руку ведя молодую незнакомую ей даму, шёл в круг танцующих. Он на мгновение, казалось, поднял взгляд, который скользнул по Т/и, и она поняла, что он её не заметил. Девушке стало трудно дышать, ей непременно нужно было уйти.—?Где же Бестужев-Рюмин? Помнится, он приглашал тебя на мазурку? —?обеспокоенно спросила мать Т/и, всё ещё не замечая, что Мишель собирался танцевать с другой. Тётушка тоже озабоченно поглядела на свою племянницу.—?Ах, мама, оставьте! —?тихо ответила ей Т/и и направилась к выходу. Мать пошла за ней, настигнув её у парадной лестницы.—?Что такое, Т/и? Я решительно ничего не понимаю. Ты не танцуешь мазурку?Т/и опустилась на диван, платье облачком легко у её ног, руки бессильно опустились вдоль тела, сжимая расписной веер. К ним, тихо ступая по ковру, подошла тётушка.—?Он пригласил графиню Р*., она на днях вернулась из Москвы,?— она склонилась к племяннице, доверительно сообщив ей эту новость. Мать Т/и предостерегающе посмотрела на тётю. —?Разве он не должен был танцевать с тобою?Губы Т/и предательски дрогнули; она быстро встала.—?Ах, мне всё равно! —?отвечала Т/и, дрожащим от слёз голосом.С того дня все ухаживания Бестужева-Рюмина резко прекратились; Т/и душевно заболела, и было решено уехать за границу, во Францию. ***После Франции Т/и с матерью уехали в Польшу к родственникам, и два года жили в Варшаве. Отец оставался в Петербурге, ибо был в должности министра, и неотложные дела не позволяли ему покинуть службу на долгое время. Он изредка приезжал к ним, привозя из столицы новости, и вместе с тем вёл свою работу в Польше.Пётр Степанович?— отец Т/и, был коренным поляком, но уехал в юности сначала во французский пансион, с отличием кончил его, и переехал в Россию, где встретил будущую жену с которой и остался там жить. Но, даже занимая высокий пост в российском обществе, он искренне не любил правительство и императора за их политику в отношении страны и Польши. Мужчина питал патриотическую любовь к родине, ибо та находилась под началом России. И со временем он больше и больше в этом убеждался, а познакомившись в Петербурге с представителем будущих революционеров?— Союзом Благоденствия, твёрдо принял решение о борьбе с российской властью. И, связавшись в родной Польше с аналогичными представителями, стал заговорщиком и участником Польской патриотической организации. Он, наперекор матери Т/и, говорившей, что политика — не для женщин, посвящал свою дочь в свои дела. Сама Т/и пробыв во Франции около года, приняла идеи революционеров и решила, что обстановку в России нужно налаживать. И поэтому с энтузиазмом отозвалась на предложение отца помогать ему в налаживании связей между российским Южным обществом и Патриотическим польским. Её работа была не столь важной и опасной, но ответственной. В деле ей помогал дальний родственник, тоже состоявший в организации,?— Якуб. Через него отец присылал ей бумаги из Петербурга, и по большей части она занималась с ними. Все переписки между двумя революционными обществами велись анонимно.?Из Петербурга (четвёртого числа сего месяца) должен приехать переговорщик и привезти документы, которые нужно передать нашей организации за подписью. Это будет документ, прописывающий взаимные обязанности Польши и России в случае победы Союза. В столице я нахожусь под большим надзором и наблюдением государственных органов: полагаю, кто-то успел доложить об моей деятельности… Посему приехать в Польшу не могу, не вызвав лишних подозрений. Ты должна будешь встретить посла Союза и принять от него бумаги. Сие письмо, в целях своей безопасности, сожги.Приеду в Варшаву, когда в столице станет немного покойней. Не переживайте за меня с матерью. Люблю вас и скучаю по вас, отец.?Якуб вошёл в отведенный для Т/и кабинет и, выглянув сначала в коридор, закрыл за собою дверь. Т/и сидела за столом и разговаривала с матерью: та уже в который раз просила дочь завязать с политической деятельностью.—?Якуб, какие новости? —?воскликнула Т/и, заметив юношу и с радостью прекращая тяжёлый разговор с матерью. —?Известно что-то об отце? Он прислал мне недавно письмо.—?Его арестовали российские власти,?— угрюмо сказал на ломаном русском Якуб, снимая фуражку и с досадой бросая её на стул у входа. —?Забрали прямо со службы. Сейчас допрашивают. Он попросил меня больше не приезжать в Петербург и помочь тебе довести дело здесь.Т/и слышала, как сидящая рядом мать вздрогнула и всхлипнула, прикрыв рот рукой. Сама же Т/и не шелохнулась. Ей вдруг стало жарко. Она подняла глаза на родственника, на лбу её пролегла озабоченная морщинка.—?Сколько его продержат под арестом? —?тихо спросила она, чувствуя, как начинает дрожать её тело.—?Не знаю,?— резко махнул головой Якуб и подскочил к окну, саданув по раме рукой. После этой новости Т/и не находила себе места и пыталась успокоить мать, которая теперь ещё больше боялась за неё и за будущую судьбу отца. Одно было ясно: сейчас многое зависит от Т/и. Она не знала, были ли посвящены в новость об аресте высшие руководители польского общества, и она не знала их имён и каналов связи, чтобы сообщить об этом. В голове же твёрдо стояла установка?— сделать то, о чём просил отец.Ожидая встречи с послом на днях, и прибывая в самых удручающих мыслях и заботах об отце, Т/и днями сидела у фонтана в центре города. Сегодня она ждала Якуба, который направился в главный штаб. Нынче было жарко; мохнатые тучи низко и быстро бежали по небу, и где-то вдалеке раздавались раскаты грома.—?Т/И Петровна! —?девушка вздрогнула, услышав своё имя на чистом русском языке. Голос явно не принадлежал Якубу. Она обернулась и заметно побледнела. —?Мы давно не виделись! Я думал, вы всё во Франции.Перед ней стоял он. Михаил Бестужев-Рюмин. Повзрослевший, возмужавший, одетый по последней французской моде, и, видимо, полностью довольный собой. На его лице застыло удивление и нежность.—? Давно,?— согласилась Т/и, и посмотрела на него уже спокойными и глубокими глазами, в которых выражалась недоверчивость и что-то похожее на упрёк. —?И переменились с вами оба во многом!Он сел возле неё. Она уже думала, что чувства её к нему за эти годы ушли, растворились, словно никогда и не существовали, но давно забытый трепет пробежал по жилам при звуке его голоса.—?Давно ли вы в Варшаве? —?спросила она у него, стараясь не высказать своего волнения и оглядываясь вокруг, ожидая Якуба.—?Нет, я приехал по делам, скоро снова возвращаюсь в Малороссию, на службу,?— он улыбнулся, разглядывая её лицо. Т/и показалось, что рука его дернулась, словно он хотел накрыть её ладонь.—?Так вы не женились? —?зачем-то спросила Т/и и покрылась румянцем.—?Зачем же? —?усмехнулся в усы Бестужев и сказал, как что-то обыденное:?— Я люблю Вас.Сердце Т/и болезненно сжалось, воспоминания о безжалостном поступке Мишеля всплыли в голове. Но почему же он смотрит на неё с такой же любовью, как когда-то раньше? И какая бы горесть не лежала у Т/и на сердце, какое бы беспокойство ни томило мысль, в те минуты всё рассеялось и на душе стало спокойно.Гроза приближалась.—?Скажи мне,?— прошептала Т/и, собираясь уходить подальше от этого молодого человека, вызывающего в ней столько противоречивых чувств. Лицо её выразило глубокое отчаяние, на глазах появились слёзы,?— тебе очень весело было мучить меня, юную девушку тогда, в Петербурге и теперь?.. Я бы должна тебя ненавидеть, Мишель. Ведь ты ничего не дал мне, кроме страданий…Матери, убитой горем из-за ареста мужа, Т/и не рассказала об этой волнующей встрече и надеялась, что больше никогда не встретит Мишеля.***Само польское общество было организовано с целью восстановления национальной независимости Польши. Членами организации были в основном офицеры, но всё велось анонимно. Радикальные члены Патриотического общества, как и отец Т/и, выступали за социальные реформы, стремились установить контакт с горожанами, интеллигенцией и Южным обществом в России.Через пару дней состоялась встреча с послом. Волнение с самого утра словно парализовало Т/и, она понимала, что документы, переданные послом, будут иметь большую ценность для обеих сторон. И ей нужно было принять ответственность на себя, сохранить бумаги, а после передать центральному польскому руководству. К вечеру Якуб, связавшись где-то с русским переговорщиком, должен был привести его к ним в дом, а затем отнести полученные документы в главное управление.Т/и ждала их в своём кабинете и начинала беспокоиться: Якуб опаздывал, и к назначенному часу их не было. ?Что если и их арестовали?? думала она, но тут же прочь отгоняла эти мысли, и ходила по комнате, стараясь переключить своё внимание на что-то ещё. Мысли, как назло, крутились только об отце.—?Мы пришли,?— уведомил её знакомый голос, когда дверь, наконец, открылась. Т/и застыла посреди комнаты. За спиной у Якуба стоял решительный Бестужев. —?Мне нельзя присутствовать при передаче, я буду за дверью.Он оставил их одних. Мишель сжал кулаки и челюсти, по его лицу пробежала тень сомнения, затем он нахмурился и с какой-то отчаянной злобой спросил её:—?Вы?—?Я,?— спокойно ответила Т/и, удивлённо разглядывая его.—?Зачем вы ввязываетесь в это дело? —?заговорил он по-французски, подойдя к ней ближе и гремя военными ботинками по паркету. Его взгляд был колюч и решителен. —?Вы?— женщина!—?Приятно, что вы видите это,?— отвечала ему Т/и, тоже перейдя на французский. —?И не ваше дело, посол, думать о том, чем я занимаюсь.—?Ваш отец под арестом! —?воскликнул Михаил, схватив за руку Т/и и притянув её к себе. Теперь в его взгляде было какое-то отчаяние и то, чего Т/и не могла понять. —?Зачем вы подвергаете себя такой опасности?—?Именно поэтому. И я занимаюсь тем же, чем и вы,?— вскинув подбородок заметила она, но почувствовала как к горлу подступает неприятный комок: напоминание об аресте отца всегда делало её состояние шатким. Она не выдержала его взгляда и отвернулась, тихо сказав:?— Просто отдайте бумаги и уходите.Она слышала, как тяжело дышит Бестужев, чувствовала его пытливый взгляд на себе, но не могла понять, почему он так сильно взволнован.—?Не бойтесь, Мишель, если меня арестуют, я не выдам вашего имени…—?Что вы такое говорите! —?горячо зашептал он, поднося её ладонь к своим губам. Его злость мигом исчезла. —?Я не этого боюсь… Вам здесь не место, Т/и Петровна. Не смотрите на меня так, я не говорю, что это из-за того, что вы женщина. Я предупреждаю вас и боюсь за вас: и в Польше, и в России идут аресты, императору уже известно многое о нашем обществе.Т/и, тяжело дыша, отстранилась от него, холодно повторив свою просьбу:—?Просто отдайте бумаги и уходите.Бестужев вытащил из папки какие-то документы и пренебрежительно скинул их на письменный стол, не сводя глаз с девушки. Банка с чернилами громко звякнула. Юноша переменился и, вытянувшись по-военному, сухо начал изъяснять ей суть документа.Слушая, Т/и подошла к окну, вглядываясь в сумерки ночи. Она чувствовала: дальше будет ещё тяжелее. Когда он кончил, Т/и не поворачиваясь сказала:—?Если это всё, нам можно расклиниться.Но он не ушёл. Она слышала его тихие шаги, он подошёл к ней со спины и положил ладонь на её плечо. Т/и вздрогнула и обернулась к нему. Он испугался: на лице её застыло отчаяние, женский страх и нежность. Она склонилась к нему и опустила голову на его грудь. Они простояли так долго; наконец губы их сблизились и слились в жаркий, упоительный поцелуй; её руки были холодны как лёд, голова горела.—?Если всё закончится удачно… —?тихо начал Бестужев, но Т/и не дала ему договорить, отчаянно замотав головой и позвав Якуба. —?Я люблю вас…—?Уходите,?— умоляюще сказала Т/и, голова её шла кругом.***Она написала ему письмо, которое он прочёл почти перед самой своей смертью. И он был рад, что она?— его любимая женщина?— осталась жива. И он был зол на себя за то, что не смог её тогда осчастливить.?Я пишу к вам в полной уверенности, что нам не суждено больше встретиться. Судьба моя столкнула меня с вами два раза; и моё сердце не вынесло этого испытания. Я была для вас лишь вещью, ничего не стоящим предметом. Но и вы были несчастлив. От того я люблю вас и буду любить, и моя нежность всегда будет с вами. Мне было горько…?На допросе о своих связах с польским обществом он не выдал её имени.