Глава 43. Лояльность.Часть II. Пора распрощаться с покоем. Навсегда. (2/2)
Как же ей не нравится, когда ей указывают, что делать и как себя вести. Решил вот так скопировать «Элайджу» и так попытаться воздействовать на нее. В конце концов возвать к ее совести. Должны эмоции [хоть иногда] брать верх.Ей все это нужно только, чтобы вернуть Элайджу и успокить Клауса. Ее счастье далеко от нее.
Нади пришлось убить родного отца.
Только ничего у Варфоломея не выйдет. Слишком крепка Кетрин Пирс.
— Да? — быстро встала с постели. — А мне кажется наоборот все сложилось весьма удачно и мой план сработал.
— Я не могу делать вид, что ничего не произошло.
— А стоило бы. Иди занимайся своими делами. Там очередь из желающих исповедоваться, — кивок головой в сторону двери.
Слыша вибрацию своего мобильного считает верным ответить на звонок. Не может поверить в то, что ей звонит именно он.
— Элайджа…
— Катерина я требую твоего благоразумие.Приезжай в апартаменты. Ты нужна Нади.Сейчас она спит.Мне удалось немного ее успокоить и напоить сонным чаем.
Не может же она думать только о себе, особенно в такой момент.
Майклсон произносит это серьёзно.
— Ты тоже там будешь?
— Нет.Я нужен брату.Мы поговорим позже… Позже, Катерина.
— Я….я еду.
Она так многое хочет ему сказать, но он обрывает вызов.А ей кричать хочется от всех этих мыслей.Жесток к ней? Заслуженно. Сама виновата. Задела его эго.
Его наказание вполне ясное и экспериментирует Элайджа Майклсон только в игре на фортепиано.
Так играет на ее нервах, как впрочем и она на его.
Как ей сделать так, чтобы он поскорее простил ее? Какие слова подобрать?
Усыпить любовь не может, но его смогла вонзив клинок в сердце смогла.
А если они встретятся, то испепелять будет этим осуждающим взглядом. Такой неприступный.
Должна нарушить правила [его] игры.
Кетрин Пирс бы научиться ждать [за столько столетий привыкла быстро получать желаемое].Ждала свободы, любимого мужчину, спокойной жизни, особого места в иерархии вампиров, шанса попытаться исправить ошибки.
Все это стоило долгого ожидания [порой приходилось ей убавлять свою гордость] ведь дождавшись она обрела любовь и счастье.
Когда Элайджа отключил вызов, прошел в их спальню, то обраружил лежащие на прикроватной тумбочки запонки. Видимо позабыл, что оставил их здесь. Стоя у окна он пытается вспомнить все хорошее, что было в их жизни. Об этом ему могут напомнить и фоторамки, что стоят здесь.
Он все это время был занят совершенно иными делами.
Например, в памяти сохранился момент их утра.
Он искал свою рубашку, которую приготовил вчера. Сегодня у него назначена встреча в мэрии, после он едет смотреть место, которое его брат выбрал для своей очередной выставки.
— Катерина, ты не видела мою черную рубашку? — говорит громко проходя на кухню. Он то уже успел одеться и не хватало только рубашки, пиджака, не мог позволить себе явиться на кухню с обноженным торсом, поэтому остался в серой майки.
Она все это время суетилась на кухне и после проведенной ночи обычно просыпались вместе. Она не спешила в душ, предпочитала валяться в постели, а Элайджа уходил первым.
Он с места не сдвинулся увидев ее такой: наливала в бокал красное вино. И между прочим один бокал полный. Волосы собраны вверх и некоторые непослушные локоны падают вниз.Поверх черного кружевного белья надета его та самая черная рубашка, что спадает с ее плечей, демонстрируя часть обнажённого тела.
Ей было практично надеть рубашку возлюбленного или на то есть иные причины? Чувство защищенности и доверия. Она настолько привыкла к нему, чувствует его родным и близким, а этот запах.
— Тебе придеться снять ее с меня. Вина?
Оборачивается к нему и он понимает, что она не застегнула пуговицы.
Словно этим лукавым взглядом карих глаз подзывает к себе [манит].
Этот вызов он принимает.Подходит к ней медленными шагами.
— Пить с самого утра непозволительно, Катерина.
— А если я поправиться боюсь? — заявила она нашмурилась, на лбу выступила голубая венка, так бывает, когда она чем — то недовольна или зла. — В этом случае вино самый лучший вариант.Особенно женщине моих лет.Печально…
На его губах появляется усмешка.
Вот точно не стоит с ней говорить на эту тему и тем более, что не стоит говорить, что дуться в ее возрасте не то.
Катерина вся принадлежит ему душой и телом [до последней капли этого красного вина].
Как только он подошел к ней, та притянула его к себя, обвивла своей рукой его шею.Во второй держит бокал. Неправильно [согласно этикету], но так изыскано. Тремя пальцами придерживает ножку, а средний прикасается к стеклу самого бокала.И как же выделяется ее аккуратный бледно — розовый матовый маникюр.Странно, что в этот раз она предпочла что — то некричащее.
Его теплые губы так нежно коснулись ее плеча и больше ей ничего не нужно.
Достаточно его присутствие.Слабее, чем кажется, но только в его объятьях.
— Я люблю тебя и буду любить, пока не перестану дышать. Я это твердо знаю. Ты мой горизонт, и все мои мысли сводятся к тебе. Пусть будет что угодно — все всегда замыкается на тебе. И так было всегда. Всегда…
— Красиво и я тоже люблю тебя, Элайджа Майклсон, но говорить тысячи слов, о своих чувствах, не могу.Это я предоставлю тебе. Ремарк? Потому что звучит пафосно. А это вполне в его, и твоем, стиле. Но, так красиво…
— Да, Триумфальная арка.
— Мне стоит освежить в памяти и перечитать. А то в этом город полная скука…
Звук кофемашины[так не вовремя и оправданно желание брюнетки сейчас разбить это устройство].
Элайджа забирает чашку Americano, присаживается за стол. На столе тосты с яйцом и беконом, для двоих. Сегодня она решила приготовить сама. Почему бы и нет?
Она серьёзно планирует выпить бокал вина вместо завтрака? Ну да. Отпивает немного напитка все же оставила бокал, пока дожидалась кофе. Садится рядом с ним.
Это время только их [в самом эпицентре любви, забывают обо всем].
Главное не сойти им с этого пути и держаться за руки, как сейчас.
А все остальное подождет…
А не заметить то, что старший брат в приподнятом настроении Клаус не мог. Пропах духами Пирс, поправляет манжет черной рубашке.Она лично помогла ему с запонками, как только позавтракали, переоделась в костюм для тренировке, потому что не планирует она пропускать занятия в спортзале.
Ждал сводного брата в машине.
— Как я понимаю, твоя шлюха удовлетворяет все твои потребности, брат, — сказал Клаус садясь в автомобиль Элайджи.
— А разве запрещено просто любить и быть счастливым?
— Нет, что ты.
— Только ты не признаешь силу любви.
— В это все верят только такие наивные романтики, как ты.
— Однажды твое мнение изменится, Никлаус.Я верю в это.
— Сомневаюсь, Элайджа. Поехали уже и нам есть, что обсудить.Например, новых вампиров Марселя. Он расширяет сообщество.
— Это необходимость и там не более пяти новообращенных. Я все контролирую.
— Но только я узнаю об этом последним, — недовольно рявкнул тот.
Сейчас «они» в прошедшем времени.
Сейчас она далеко от него и сам же он придумал эту игру, потерял ее.
Самому сделать первый шаг?
Нет в этот раз ее наказание опрдеденно должно длиться дольше.
Теряет сознание падает, от этой боли, несмолкающих голосов в голове, на пол.
И как он смог сберечь семью в таком состоянии?
Ему кажется, что очнулся он в гостиной особняка Майклсонов. А где все?
Встав на ноги осматривается.
Здесь так холодно. Тело как будто этот самый холод сковывает и невозможно сделать шаг вперед.
Где все? Где его семья?
Почему посреди комнаты стоит черный гроб и что более интереснее — кто в нем?
Об усопших принято плакать, но кто будет плакать по такому, как Никлаус Майклсон?
Никто.
Не в силах контролировать эту дрожь в руках, когда открыв крышку гроба видит тело брата покрытое серыми венками.
Как это могло произойти? И клинка в груди его брата нет.Не позабыл он и об излюбленном способе брата переселяться в другое тело [особенно в случае реальной угрозы].
Слышит звук каблуков раздавшейся словно из неоткуда.Чья — то рука опускается на его плечо. Это оказывается Кетрин. Мог бы вздохнуть с облегчением, что в столь тяжелый и печальный моментн его любимая женщина рядом, поддерживает.
Не верит он все равно, что это правда.
Не может Клаус покинуть их.
А она любит все портить.
— Как это произошло, Катерина?
— Майкл.
— Мой отец мертв.Этого быть не может! Все это ложь!
— Нет. Он вернулся и у него кол из белого дуба.В прошлый раз тебе удалась вынуть кол, но осколок, что остался. Ты попросил Зена Хьювера сотворить заклинание иссушение и оставить Клауса в таком состоянии, пока не найдется способ. Все разбежались.Нужно уходить.
— ЛОЖЬ! ВСЕ ЭТО ЛОЖЬ!
— Верь мне. Нам нужно оставить тело Клауса и уходить.Представляешь, скольких воодушевила новость о кончине ублюдка, в том числе и меня.Может станцевать на его могиле? Что думаешь, дорогой?
— Не смей так говорить о Никлаусе!
Зол. Как же Элайджа Майклсон зол на нее.
Под глазами набухли черные венки, оттолкнул от себя с такой силой, что ударившись та просто потеряла сознание.
Ну, хотя бы трепать ему нервы не будет, в ближайшее пару часов, так точно.
Неужели он не смог уберечь своего брата и не сдержал слова всегда быть рядом, спасать [даже от самого себя].
Элайджа падает на колени держась за этот гроб.Они так многое значили друг для друга [как никак родные братья, тысячу лет идут рука об руку].Союзники друг друга, собеседники, наставники и враги. А теперь посмотрел бы на себя со стороны [такой жалкий].
Оставьте Элайджу Майклсона наедине с его личным горем.
Позвольте ему принять то, что больше его брат не улыбнется, не создаст очередной шедевр или проблем, которые, по традиции расхлебывать Элайджи, не будет сидеть рядом с бокалом виски.
Все. Конец долгого пути, который они проходили вместе [всегда шагая рядом и как бы зол не был Элайджа, на каждого члена семьи, какие бы между ними не были разногласия, предательства он всегда появлялся, чтобы спасти. Сила клятвы « Всегда и Навечно», что — то но значила именно для него. Не для Ребекки, которую стоит поманить перспективой счастливой жизни с очередным ухажером.Не для Клауса, который власть и себя любимого, свои прихоти и потребности ставит на первое место, а именно для Элайджи, что являлся своеобразным клеем данной семьи. Склеивая все разбитое. Словно каменный герб их семьи, со змеем пожирающем человека и буквой М. Всегда терпеливо собирал осколки воедино и соединял, дожидался пока действия клея будет эффективным. Да, оставались трещины, но же исправил все.Но не все же можно склеить? Один раз. Второй. Третьей и все колличество попыток ограничивается.
Так выходит это и была самая последняя попытка первородного объединить семью. Попытка, которая обратилась провалом. Тем самым разбитым на осколки гербом, что валяется сейчас на улице].
О, нет, ведь его отец появляется здесь неожиданно, и застает Элайджу врасплох.
— Нет! Я не позволю!
— Я здесь, чтобы завершить начатое и никто меня не остановит. Никто, сын.
Майкл точно не пощадит обоих.
Элайджа всегда примет сторону брата. Даже если сам погибнет.
Взгляд Элайджи сосредоточен, сильный разгон, чтобы ударить противника ногой [да именно противника, а не родного отца], по корпусу, вывести из равновесия. А Майкл наносит ему удар по голове, что тот падает прямо на гроб, который переворачивается.
Попытался потянуться за колом, что валялся на полу.Только Майкл наступил ногой на его руку, поднял кол.
Всё занимает считанные мгновения, и вот уже тело Клауса полыхает.
Сгорает в ярком пламени. Медленно обугливается.
И внутри Элайджи разрывается все на две части: первая — ярость и желание убить Майкла, который ликует и наслаждается этим. Принес очередное разрушение и исчез.Вторая — и боль от потери брата.
А Элайджи что теперь? Биться в конвульсиях осознавая, что его брат мертв.Рукой проводит по обгорелому телу.
Клаус Майклсон мертв.
Идти по пути саморазрушение — отомстить отцу за смерть брата.Бесполезно. У Майкла все еще кол и убить от может любого другого. Исчезает. Его цнль за тысячелетие достигнута.
А эти постоянные разборки за Новый Орлеан Элайджи так опротивели.
Идет в то самое место, где все началось.
В домах горит свет, а он садится на скамейку [один].
Здесь нет людей.
Братья приехав в этот город сидели на этой самой скамейке, обсуждая будущее этой семьи.
Все рухнуло. Оказалось пустыми фантазиями [его].
Был бы у него сейчас патрон [из белого дуба], зарядил бы в патроннике, чтобы выстрелить в собственное сердце.
Но нет того самого последнего [спасительно] патрона.
А какой смысл ему жить если не ради семьи [искупление сводного брата Никлауса].
На что ему дана эта жизнь?
Всю душу высосали, распотрошили. Ему бы выплакать все слезы, только плакать нечем.
Такое паршивое чувства. Отключение эмоций глупости [особенно для такого, как он].
И становится просто никак, когда поток ветра подхватил частичку пепла, что зацепилась за ткань его пиджака.
А боли Элайджа Майклсон не боится.
Самая сильная боль наступит для него через несколько месяцев, когда пройдет шок, когда сообщит о случившемся остальным членам семьи. Как сказать, что Никлсуса больше нет.
Сколько лет ему понадобится, чтобы окончательно оправиться и прийти в себя, после такой потери.
Внутри все леденеет и с ним только луна.
Полная, достаточно яркая, напоминающая об ушедшем ранее брате.
А какая теперь разница на всю красоту Мира?
А его брат остался для него горсткой серого пепла [который обрел свободу, кружась в этом свете от фонаря].
Может это судьба и он просто освободилась от этого бремени, которое нес десять столетий?
Что же… Он должен быть благодарен такому подарку судьбы.
— Я отпускаю тебя, брат…
Он не плачет, но закрывает глаза, выдыхает этот белый пар.
Почему?
Почему этот свет [луны] так ослепляет его?
Внезапно всё прекратилось.</p>
Открыв глаза видит перед собой перепуганную и склонившуюся над ним Кетрин, его лицо в ее руках, запах терпких духов, шоколадные волнистые локоны.
Сумочка валяется на полу. Мечтал ли он увидеть ее лик, что подобен миражу — да. Все еще терзает его разум эта алая роза, с острыми шипами, что ждут своего часа, чтобы ранить.
Придя сюдя обнаружила его без сознания.Что не день так обязательно что — то случится. Вот и сейчас он убрав ее руки поднимается самостоятельно.
— Элайджа, что случилось?
На это он не отвечает. А правда: «Что случилось?» Что происходит?
— Мне срочно нужно ехать в особняк моей семьи.
— Я еду с тобой.
Посмел бы возразить ей, потому что правильно то, что остаться она должна с длчерью, только Надя еще какое — то время простит и ей это даже полезно. Быстро подняв свою сумочку шагает за ним. Какая же он упертая и неприступная.