ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ. Под Дланью Сашия. Глава 11 (1/1)

Жар нашёл куда-то запропавшую Рыску в роще, недалеко от лагеря, сидящей на пне и замершей, словно каменное изваяние. Девушка просто сидела и смотрела в пустоту, без всякой видимой цели. Хорошо хоть, нехолодно сегодня, подумалось Жару. Однако он снял с себя кожух и накинул на неё, но Рыска, казалось, даже не заметила этого. — Долго собираешься тут мёрзнуть? — спросил он. — Простудишься ведь. Пошли уже, меня за тобой послали. Там ужин подают. — Я не хочу, — буркнула путница. — Рысь, что с тобой? — не понял Жар. — Хватит переживать. Мы все здесь… Мы тебя защитим! — На этом месте Рыска беззвучно, невесело хмыкнула и метнула на Жара быстрый взгляд. — Пошли… — повторил он, — а то ведёшь себя прямо… как Альк тогда, в пещерах… — Да не в этом дело! — оборвала его Рыска. — А в чём? — Там эта Марина! Я туда не пойду. Жар пожал плечами. — И что? — не понял он. — Марина нам не враг, и предложила свою помощь, между прочим! — Она любовница Алька! — изрекла Рыска. — Тьфу ты! — Жар аж ногой притопнул, — тут судьба всего тсарствия решается, а ты о такой ерунде… — Ерунде?! — внезапно вскинулась Рыска. — Да я бы посмотрела на тебя, если бы тебе, не дай божиня, такая ерунда выпала! Да ещё и перед смертью! — Да ты чего, Рысь, с ума сошла? — искренне удивился бывший вор, во все глаза глядя на названную сестру. — А ты бы на моём месте не сошёл? — Я ж тебя просто поддержать пытаюсь… — Иди вон его поддержи! — совсем уж истерически выкрикнула Рыска. — Ишь, слюни распустил, как только увидел её… А ты иди, иди, может, она и тебе заодно даст! — зло добавила путница. Она ещё много чего говорила, но Жар уже не слушал: он просто смотрел на подругу и качал головой. Ему было её искренне жаль, но он ничем не мог помочь. — Ты дура, — беззлобно произнёс он, когда она, наконец, умолкла. — А ты кобель! — прошипела она. Кричать больше не могла: голос сел. — Такой же, как и мой муженёк! Оставьте меня оба в покое! Дайте сдохнуть хоть… Жар протянул было руку, дотронулся до Рыскиного плеча с намерением обнять и попытаться утешить, как не раз бывало в детстве, но девушка лишь недовольно дёрнулась, сбросив его руку. Пришлось Жару, цокнув языком, в самом деле отправляться прочь. Что толку было её убеждать? Она не ребёнок, да и вообще, многих насквозь видит. Да и поднадоела, если честно, её упёртость и замкнутость за последние дни! Надо вот рассказать всё Альку — и пусть сам с ней разбирается… А то ему, Жару, ещё перепало, кобелём обозвала! А он, между прочим, с самой свадьбы Селине не изменял! Да что они, эти женщины, вообще в любви понимают? Откуда им знать, что значит любимая жена, та, от которой и на шаг уходить не хочется? Продолжая вздыхать, он побрёл в лагерь. Тоска по дому, жене и детям, которых не видел уже полгода, тоже находясь в армии, постепенно вышла в его мыслях на первый план, вытеснив обиду на Рыску. — Где она? — спросил Альк, выглянув из шатра, как только Жар оказался на месте. — Да тут, недалеко, в роще… Не трогай её, в каприз обвалялась, — посоветовал он, — а то поругаетесь ещё… — Так, мне это надоело, — оборвал его Альк. Ревность Рыски как правило никак не проявлялась, но на то он был и видун, чтобы чувствовать, что происходит с его женой. — Марина, пойдём со мной, — окликнул он иргемаджинку. …Увидев мужа и Марину вдвоём, Рыска лишь оскалилась. — Хоть подождали бы, пока сдохну, — бросила она и отвернулась. — Рысь, я ведь тебе уже говорил… — раздражённо начал Альк. — Подожди, — тихо оборвала его Марина, — можно, мы поговорим наедине, Альк? — Да, правильно, иди отсюда, смотреть на тебя не хочу, — неожиданно поддержала её Рыска. Впервые за два года она так грубо разговаривала с мужем. — Иди и жди. Сейчас мы передерёмся, кто-нибудь падёт в бою, а ты достанешься победительнице, — добавила она, уже не зная, злится или шутит. Всё перемешалось, и отличить одно от другого было невозможно. А вот гадостно на душе было как никогда, потому к ревности добавились угрызения совести: ну что она такое говорит, разве же так можно? Но и остановиться сил не нашлось. — У тебя совсем крыша поехала, — покачал головой Альк. Он, разумеется, понимал Рыскино состояние, но всему же на свете есть предел! Да и такие вещи ему никто и никогда не смел безнаказанно говорить. — Точно, поехала, — согласилась с ним Рыска, — и всё началось с того дня, когда я решила поверить одной крысе! — Пожалуйста, иди, — тихо шепнула Альку Марина, и он, махнув рукой, всё же оставил их одних. Рыска продолжала сидеть и злиться — теперь уже на себя. Она верила Альку (да и проверить, если что, вполне могла). Поводов для ревности больше чем за два года, с самой свадьбы у неё не было — он держал данное ей слово. Но ревность существовала теперь словно сама по себе, наполняя её до краёв, стоило женщине — совершенно неважно какой! — приблизиться к Альку на расстояние вытянутой руки. Рыска не говорила об этом мужу, но сгорала от этого чувства изо дня в день. Ревновала к служанкам в кормильнях, к торговкам на рынках и в лавках, к дамам на приёмах во дворцах и замках, где им приходилось иногда бывать, к прошлым и будущим, к тем, кого видела и не видела и даже к тем, кого сама придумала. Как-то раз, в конце прошлого лета вообще произошёл вопиющий случай. Дело было в саврянской столице, которую Рыска среди всех городов этой страны не любила особенно — как и собственно Саврию, не смотря ни на какое объединение. Так вот, переходящая дорогу старуха лет восьмидесяти, не меньше, запнулась на брусчатке, упала, ушибла колени, да ещё и яблоки из её корзины раскатились во все стороны. Альк, как настоящий мужчина, помог пожилой женщине подняться, отряхнул от пыли, собрал яблоки в корзину. Бабуля же улыбнулась во все свои три зуба, и, прошамкав: ?Спасибо, красавчик!? — поковыляла дальше. Рыска, всё это время стоявшая рядом с ужасно злым выражением лица, скрестив руки на груди, поспешила отвернуться. Альк что-то рассказывал ей, но она не слышала: её буквально раздирало изнутри. — Мужчине же не положено таскать за женщиной корзины! — ядовито заметила она, когда обрела способность связно говорить. — Да я ж только яблоки собрал, — пожал плечами Альк, — думал, ты наоборот рада будешь, — добавил он, но Рыска особо не прислушивалась. Она смотрела вслед уходящей бабуле. Жутко хотелось её догнать и надеть корзину ей на голову. С Альком она не разговаривала тогда весь день, ссылаясь на головную боль. Нетрудно себе представить, что произошло с доброй Рысей, когда она увидела, как её муж радостно приветствует на незнакомом языке девицу, о роли которой в его жизни ей было доподлинно известно, и не только ей. — Я хотела… извиниться перед Вами, госпожа Рысь, — вдруг начала Марина. Рыска молчала, не глядя на неё. — Я знаю, что вам всё известно… Простите меня. Так получилось… Рыска молчала. — Если б я знала… Вернее… мне говорили, что господин посол не связан узами брака… Я про Вас… уже потом узнала. — Он тебе сказал? — наконец, подала голос Рыска. — Да, — вздохнула Марина, — он нечаянно назвал меня вашим именем. Простите, госпожа… — она помолчала. — Он любит только Вас. — Да знаю я… — выдохнув и словно бы освободившись от чего-то неизвестного и тяжёлого, проговорила Рыска, — поделать ничего с собой не могу, — добавила она. Горячая волна схлынула: в голове у Рыски прояснилось. Путница немного успокоилась и повернулась, пытаясь разглядеть иргемаджинку в поздних сумерках. Марина оказалась красивой и на Рыскин взгляд, весьма похожей на ринтарку. И на неё, Рыску, тоже… Ростом девушка была невысока, на полголовы, наверное, ниже самой путницы, но видно, что сильная. И тоже воин, с мечом за спиной. А самое интересное, что было в девушке — это её причёска, состоящая из огромного количества мелких-мелких косичек, толщиной, наверное, с крысиный хвостик. Интересно, как можно заплести их столько? Наверное, тут на целый день работы. И наверняка же, каждый день их не расплетают, что удобно и практично: не нужно постоянно расчёсываться, да и по спине такие хлестать не станут!.. И как Рыска сама в своё время до подобного не додумалась? — Так Вы меня простите? — ещё раз спросила Марина, прервав мысли путницы. — Я на тебя и не сердилась никогда, — вздохнула Рыска. — Я знаю, что ты ухаживала за Альком, когда он был ранен, и невероятно признательна тебе. А вот это всегда при себе ношу, хотя и на запястье, — она закатала рукав и показала обмотанные в четыре оборота вокруг правой кисти бусы — отшлифованные разнокалиберные осколки жёлто-зелёного камня, нанизанные на леску. Марина, увидев свой подарок, улыбнулась. — Просто… я ревную его очень… ко всем, — добавила Рыска. — И когда такое происходит, я словно не я! Угрюмая путница и сама не поняла бы, почему вдруг её потянуло на откровенность, да только не успела об этом подумать: просто сказала — и всё. Как будто прорвало. — Не вижу в вашей ревности ничего удивительного, — неожиданно поддержала её Марина. — Ведь Ваш муж… он такой… Я восхищаюсь им! — наконец, сформулировала она, снова улыбнувшись. — Он словно драгоценный камень, бриллиант в монаршей короне: все знают, что он им не достанется, но посмотреть, а тем более, дотронуться, всё равно хотят. И вполне понятно, что такое сокровище следует тщательно охранять, ни на миг не теряя бдительности… — А ты бы такое сокровище хотела? — в лоб спросила Рыска, снова чувствуя, но уже изо всех сил сдерживая поднимающуюся ревность. Марина пожала плечами. — Когда-то, может быть, и да, — с лёгкой грустью произнесла она, — но сейчас я замужем: не имею права по закону, да и… нет, уже не хочу, — она покачала головой с сомнением, которое Рыске совсем не показалось. Да, отметила путница, он всё ещё нравится ей… С этим уже ничего не поделаешь. — А вот если бы меня не стало, — печально спросила Рыска, — если б я умерла… Ты бы бросила мужа, чтобы быть с Альком? — Что?.. — Ты поняла меня, — утвердительно произнесла Рыска. — Не надо удивляться. Просто ответь. Марина вдруг поникла и присела на широкий пень рядом с Рыской. Мгновенья летели одно за другим, но иргемаджинка молчала. Рыска не то, чтобы умела читать мысли: у неё было ощущение того, о чём человек думает. И в этот раз она чувствовала одно: да, да, я хочу! Хочу! — Ну так что, Марина? — переспросила она. Девушка поднялась и, не глядя уже на Рыску, произнесла: — Моя религия запрещает говорить и думать о смерти, если та ещё не наступила. Простите, я не буду отвечать. — Ладно… — вздохнула Рыска, — не бери в голову. Знай одно: я не хотела тебя обидеть. — путница помолчала и таки спросила: — Расскажи мне… как там было? Когда его ранили? — Но, госпожа Рысь… Вы же вроде всё уже знаете!.. — попыталась отговориться Марина. — Знаю, в общих чертах, но от него ведь толком ничего такого не добьёшься, — отмахнулась путница. — Расскажи… хочу услышать от тебя. Марина, вздохнув, присела обратно и начала свой рассказ… После и Рыска нашла, что рассказать иргемаджинскому послу — и в итоге, девушки проговорили до наступления самой настоящей ночной темноты и вернулись в лагерь лишь тогда, ориентируясь на огни. Приступ ревности окончательно отступил, и Рыске удалось выяснить, что Марина светлый, положительный, не способный на подлость человек и что намерения завладеть её сокровищем иргемаджинка не имеет. Однако, вместо радости, отчего-то забеспокоилась сильнее: так значит, Марина замужем… Так значит, надежда не оправдалась.