ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ. Под Дланью Сашия. Глава 1 (1/1)

Рыске не спалось: замёрзла сегодня по дороге и, похоже, начала заболевать, что и немудрено было в такую мерзопакостную погоду. Весь день, или, точнее будет сказать, уже не первый день, постоянно моросил мелкий, противный дождь, а с наступлением сумерек начинался лёгкий морозец, и всё вокруг покрывалось ледяной коркой, и для них с Альком хорошо ещё было то, что нетопыри?— не коровы, им есть, чем цепляться за лёд, а то бы и половины сегодняшнего пути не проделали. Городок Приозёрье расположился как раз на берегу Плотинного озера и был по сути большой веской. Здесь, что само собой разумелось, было сыро, нестерпимо воняло рыбой, Пристани не было отродясь, а кормильня обнаружилась лишь одна, большая, неплохая, но непомерно дорогая: хозяин, пользуясь своим выгодным положением драл с гостей втрое. Вообще-то Альк с Рыской торопились не сюда, а дальше, вниз по течению Рыбки, на паром, чтобы переправиться на саврянскую сторону, где должны были встретиться с Крысоловом, от которого совсем недавно получили послание, и дальше, на север, где снова начались стычки всё с тем же врагом. Но сегодня мерзкая, несвойственная для середины зимы погода им здорово подгадила: на паром они опоздали, и теперь нужно было ждать до утра. Да и не первая это была задержка в пути. Похлюпав немного носом, Рыска склонилась всё же к мысли, что придётся разбудить благоверного и попросить помочь подправить дорожку, иначе завтра они либо никуда не поедут, либо ей придётся ехать больной. Путница встала, зажгла масляную лампу на комоде?— и тут обнаружила, что Альк тоже не спит. ?— Что случилось? —?спросила она заботливо, про себя отметив, что это не спроста: вроде говорил, что устал, лёг раньше неё?— и не спит? ?— Да, ничего,?— отмахнулся Альк. Но Рыска, почуяв, в чём дело, и откинув одеяло, успела заметить, как он отдёрнул руку от правого бока. ?— Болит? —?участливо спросила она, припоминая, что наблюдает подобное далеко не в первый раз. ?— Да нет,?— спокойно ответил Рыске муж,?— с чего ты взяла? ?— А почему тогда не спишь? —?продолжала допрашивать она. ?— Не хочется пока: легли слишком рано, да ты ещё носом хлюпаешь. Надо, кстати, дорожку тебе подправить… ?— Зубы мне не заговаривай! —?перебила Алька Рыска. —?Признавайся: болит? Альк закатил глаза. ?— Всё видит! —?со вздохом, проговорил он. Помолчал и всё же нехотя ответил:?— Так, на погоду ноет. Озеро это ещё, сырость… Но Рыска уже копалась в сумке, давясь слезами. Что-то слишком много всего в последнее время выпало на её долю, и, наверное от этого, плакать она стала по поводу и без повода. ?— Не надо ничего, само пройдёт,?— сев на кровати, попросил Альк. ?— Да хватит уже играть в героя! —?жёстко произнесла путница. —?Если смажу чуть-чуть, хуже уж точно не будет,?— она, знаком велев ему ложиться, открыла маленькую скляночку с зеленоватой, остро пахнущей мятой мазью и предельно осторожно нанесла её на шрам на теле Алька, при этом тяжело и горестно вздохнув. —?В следующий раз, прошу тебя, не молчи,?— печально попросила путница, рассматривая бледно-розовый, идеально прямой рубец, начинающийся на середине груди, тянущийся через весь правый бок и заканчивающийся у бедра. —?Бедный мой… —?прошептала она, дотронувшись губами до его шрама и тут же отворачиваясь, чтобы Альк не видел её слёз. Уже два года прошло с тех пор, как Альк и Рыска поженились, и за эти два года она смогла пожалеть лишь об одном: что этого не произошло раньше. Рыска и представить себе не могла, что на неё прольётся такой водопад нежности, любви и заботы. Конечно, прилюдно это никак не проявлялось, но она была уже достаточно взрослой и мудрой, чтобы такого и не ждать. Она и сама научилась не подначивать мужа и не спорить с ним, если они были не одни. Зато стоило им остаться наедине, как Алька словно подменяли: он переставал показывать ей своё ?я?, слушался Рыску буквально во всём, позволял ей себя жалеть, если ей того хотелось, и старался ни словом, ни делом не расстраивать, особенно избегая слёз. Но был всё же один повод для этого, с которым и ему ничего было не поделать. В первую их брачную ночь, в замке Альковых родителей, Рыска впервые увидела шрам на теле своего любимого, при чём, увидела не сразу, а после того, как схлынула первая волна страсти. К тому времени Рыска была уже настолько закалённой, что ей бы и в голову не пришло бояться смотреть на последствия ранений, ибо повидала она на тот момент и раны, при виде которых кровь стыла в жилах, и трупы, и даже ещё живых, но уже обречённых людей, нашпигованных арбалетными болтами либо разрубленных почти пополам. Да и не просто созерцала она это со стороны, а принимала активное участие в исцелении, не раз, не два и даже не сто. Да и убивать, чего греха таить, приходилось… Но когда Рыска увидела шрам на теле мужа… Альк навсегда запомнил, как она побледнела и рухнула как подкошенная. И хотя почти сразу и пришла в себя, две лучины потом беззвучно плакала, прижавшись, а нему всем телом. Как она потом призналась, сама не поняла, почему так отреагировала на это. Однако он чувствовал, что всё она поняла… Просто не признаётся. Рыска тоже старалась теперь не раздражать мужа лишний раз, и за два года умудрилась ни разу с ним не поругаться, предпочитая лучше уступить, чем нарушить равновесие в их паре. Словом, не смотря то, что за два года они так ни разу и не расставались, они нисколько не надоели друг другу и были абсолютно счастливы. Война, которая хоть и не была непрерывной, а вспыхивала в виде стычек то тут, то там,?— и та не могла помешать их счастью: она лишь сплотила их ещё сильнее. Путники не сидели на одном месте: их постоянно посылали туда, где они были больше всего необходимы, как сейчас. По сути, их жизнь не претерпела значительных изменений: Альк и Рыска как и прежде, жили в дороге, но теперь были вместе и потому?— намного сильнее, чем раньше. Но зато появился и страх потерять друг друга: оба отлично помнили, как плохо было в одиночестве, и никто не хотел снова это пережить, а потому они старательно берегли друг друга. Если бы они общались с кем-нибудь более тесно, окружающие умерли бы от зависти к таким отношениям! …Рыска убрала мазь в свою сумку и ушла в тёмный угол комнаты, которую они сняли до утра в кормильне, и сделала вид, что жутко занята. На самом деле она просто хотела справиться со слезами, чтобы Альк этого не видел. ?— Ты плачешь, что ли? —?мгновенно догадался он. ?— Нет, всё хорошо,?— отозвалась она бодро и почти достоверно. —?Просто нос течет… ?— Давай и тебя подлечим,?— предложил Альк снова. ?— Нет, не надо,?— отказалась Рыска,?— тебе самому плохо. Надо беречь силы. Я сама справлюсь. —?она подошла к двери. —?Я сейчас пойду вниз, выпью варенухи,?— она мне всегда помогает, и вернусь. А ты спи… —?она не звала его с собой лишь по одной причине: её всё равно душили слёзы. Выйдя в коридор, она отошла немного от двери и беззвучно разрыдалась, облокотившись о стену. Она не то что переживала за своего любимого: перед его страданием в её понимании меркла даже собственная боль. И хуже всего было то, что и поделать-то ничего было нельзя! Рыска понимала, что последствия того ранения полностью не пройдут никогда, потому что Альк уже не молод. Было бы ему лет на двадцать поменьше… ну хорошо, хотя бы на десять?— и можно было бы на это надеяться (ведь от того ранения пятнадцатилетней давности почти ничего не осталось), а так… И думать нечего. А самое главное, кто будет заботится о нём, когда она сама умрёт? С кем он останется? Ведь ей осталось уже совсем недолго, она чувствует… Хоть бы та иргемаджинка, о которой Альк рассказывал, Марина, приехала, что ли… Было бы не так печально оставлять его, зная, что кто-то будет любить его так же, как она. Тут и ревность уходила на задний план… Скоро, очень скоро её не станет, и так страшно, так тяжело это осознавать и ждать… Да ещё и произошло кое-что совсем недавно, став последней каплей в чаше её бесконечного терпения и спокойствия и сделав совсем уж чёрными эти и так не слишком весёлые дни.