ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. Тсарица-видунья. Глава 3 (1/1)

Дождь. Снова дождь. Мелкий, холодный, как будто осенний. А Рыска была права: вероятность они перепутали. Только одного она не знала: такое случается лишь тогда, когда ошибся не один, а оба. Она не могла этого знать. Это было личное наблюдение Алька за их связкой. Как же плохо ему было без неё! Вот сейчас бы обнять, прижаться к ней, да просто почувствовать, что она где-то рядом — и сразу стало бы легче. Голова, снова разболевшаяся с утра, прошла бы… И ещё с ней он точно смог бы спасти брата. За вчерашний вечер и сегодняшнее утро Альк ещё трижды пытался уговорить Эдгарда никуда не ездить, но тщетно. Мало того: чем дальше, тем сильнее брат закусывал удила, теперь твёрдо решив ехать уже Альку на зло и совершенно не отдавая себе отчёта в том, что это тут ни при чём. В итоге путник просто махнул рукой. Жаль, от головной боли так же легко отмахнуться не получалось… …Два гроба, большой и маленький, в скорбной тишине, нарушаемой лишь завыванием ветра да негромким шёпотом дождя, занесли в фамильный склеп, и каменные створки со скрипом закрылись, навсегда поглотив его несчастную, нелюбимую жену и сына, что так и не увидел своего отца. Кто-то о чём-то его спросил, а он не понял: голова болела уже так сильно, что всё происходящее виделось и ощущалось с большим трудом. — Как мальчика назвать, сынок? — прорвался в сознание голос матери. Женщина дотронулась до руки сына и вздрогнула, словно ожёгшись — такой холодной была его рука. — Ты слышишь? — переспросила она. Альк взглянул на мать и увидел её словно сквозь дымку. — Как хотите… — через силу выдавил он и поспешил уйти за подстриженные высокие кусты, обрамлявшие некрополь. Не успел он скрыться за живой изгородью, как кровь хлынула из носа потоком, вмиг пропитав одежду и волосы, обагрив руки и траву, на которую он опустился, чтобы не упасть. А самое главное, стала ясна и причина этого. Сидя прямо на земле, он привалился к стволу ближайшего дерева, не замечая ни сырости, ни холода, превозмогая боль, и не смотря на жуткую боль, попытался сосредоточиться. Вдруг перед ним снова возникла мать. — Что с тобой? — спросила она и, увидев кровь, зажала рот рукой. — Опять? — догадалась она. — С ней беда… — прошептал путник, тяжело дыша. — Там, в сумке у меня… Бутылочка чёрная… Принеси… — Твоя сумка в замке! — Принеси, я потерплю… Побыстрей!.. — простонал он. Мать не стала больше задавать ему вопросов: сразу понеслась на выручку. Чёрная бутылочка… Случайно попалась вчера на глаза… Приснопамятный элексир ?Подъём? — Рыска подложила, не иначе: знала, что понадобиться. Пол-лучины показались Альку вечностью. К головной боли и кровотечению прибавились судороги. Силы стремительно оставляли его. Он даже почувствовал себя немощным стариком, когда попытался и не смог подняться. А кровь всё текла — обильно, толчками. Так ведь и вся вытечет… Мать вернулась, запыхавшись: не юная уже, за шестьдесят её уже, хотя ещё вполне держится. — Вот, — протянула она сыну пузырёк тёмного стекла. Альк улыбнулся из последних сил побледневшей до синевы матери. — Отойди, пожалуйста, — попросил он, — не отвлекай меня. Всего пара щепок… Мать шагнула за деревья, а он попытался сосредоточиться на Рыске. Альк уже увидел её в тюремной камере, среди бродяг. На виске у девушки запеклась кровь. Улёгшись на нары, она закрыла руками лицо, но даже в таком виде выражала не растерянность и страх, а злость и желание бороться. Губы её шевельнулись. — Помоги мне, Альк! Он услышал её голос так отчётливо, словно стоял рядом, — точно так же, как он слышал её мысли в моменты сильных потрясений. — Хорошо… Так легче, — прошептал он и взялся за ворот… И в тот же миг его сознание стало проваливаться, уходить, гаснуть: он словно в вату, медленно погружался в обморок, но из последних сил он успел-таки отхлебнуть из склянки. ?Не сдохнуть бы…? — подумалось в последний момент. …Когда госпожа Хаскиль вновь склонилась над сыном, он с облегчённым вздохом открыл глаза. — Тебе лучше? — обрадовалась мать и протянула ему руку. — Давай, провожу тебя в замок. — Сам дойду, — совершенно нормальным голосом, будто ничего и не было, произнёс Альк и без всякой помощи легко поднялся с мокрой земли. Одежда на нём по случаю похорон была чёрная, и на ней это было незаметно, а вот белые косы насквозь пропитала кровь. Проведя под носом пальцем и почувствовав запекшуюся корку, он вытер лицо рукавом. — Спасибо, мам, — поблагодарил он. — и… извини. — Не за что! — радостно — ведь сыну полегчало! — ответила женщина. — Это пока не за что, — пробормотал Альк себе под нос. Но этого мать уже не услышала.*** Когда Альк проснулся, солнце сияло вовсю. ?Наверное, за полдень уже, ? — подумал он, потянулся, сел на кровати… Опа, не на кровати. На полу! В следующий момент он вскочил на ноги и замер с открытым ртом. То, что он увидел, потрясло его до глубины души… Хорошо хоть до башни дойти ума хватило, а не прямо посреди гостиной расположиться! Покрывало с кушетки и две подушки валялись на полу, а на всём этом великолепии с закрытыми глазами возлежала та, с кем он делил сегодняшней ночью эту импровизированную постель. Её одежда, да и его тоже, была в беспорядке расшвыряна повсюду. Вот тебе и побочный эффект! Эта женщина работала в их замке на кухне ещё с тех пор, когда он был ребёнком. Сейчас она находилась на довольно высокой для своего сословия должности: лет семь уже как руководила всей кухонной прислугой, и судя по тому, что ежедневно подавалось в замке к столу, руководила неплохо. Но он помнил её совсем молодой девушкой, которая днями прибиралась на кухне либо чистила горы овощей, за своим занятием успевая рассказывать маленькому Альку сказки. Она была старше его лет на пятнадцать, грубо говоря, годилась в матери, и в юности была предметом эротических фантазий… что ж, кажется, исполнил давнюю мечту. Наверное… Он ничего не помнил с тех пор, как вчера открыл дверь на кухню… Зато тело помнило: болела каждая мышца, видимо, от невероятного старания. Альк хотел было одеться и тихо исчезнуть, но не успел: женщина открыла глаза, улыбнулась довольной улыбкой и закинула за голову руки. — Прости, пожалуйста, — глупо брякнул он. Будь на её месте любая другая служанка, он бы и голову себе не стал забивать, но она… О, помилуй Хольга!.. — За что простить? — улыбнувшись ещё шире, спросила женщина. — Я уже семь лет вдова. У меня этого так давно не было… а чтоб с такой страстью — так и вообще никогда. Зря я тогда, лет двадцать назад, отказалась, да ещё и пощёчину тебе дала. Если б я знала… Это ты меня прости! Альк не краснел уже давно: наверное, те самые двадцать лет, а сейчас захотел прямо-таки сквозь землю провалиться: такой случай в его жизни действительно был… Он сцапал свои штаны, надел их и отвернулся, чтобы не видеть улыбки до ушей да зазывно торчащих сосков. Судя по всему, служанка была либо непрочь прямо сейчас повторить, либо просто издевалась. — Я понимаю, что спрошу сейчас глупость, но всё же ответь, — проговорил он, присев на кушетку. — Что вчера было? После того, как я пришёл весь в крови. Я был пьяный, я не помню! — пояснил он. — Что было?.. — она сладко потянулась, зевнула. — Ты попросил горячей воды, умылся… ну как умылся? Руки вымыл, лицо чуть-чуть обтёр. А потом… — она умолкла, но углы её губ снова буквально сами поползли в стороны, прямо к ушам! — Что — потом? — не выдержал Альк. — Ну… как тебе сказать? Взял меня прямо на кухонном столе, — всё с той же довольной улыбкой закончила она. — Кто-нибудь это видел?! — Что значит — кто-нибудь? Это все служанки видели. Ты и их приглашал, но я решила, что мне нужнее. Увела тебя сюда, ну и… сам понимаешь. — Какой кошмар!!! — Альк закрыл руками лицо. — Кстати, вином от тебя не пахло… ну, это так, к сведению. Но глаза были безумные, я даже сначала испугалась, — сообщила служанка. — А… господа где были? Из них кто-нибудь видел? — Не, не волнуйся, — успокоила она. Поднялась, начала одеваться. — Когда мы сюда пришли, они только с некрополя назад развернулись, вон по той дороге, — она кивнула на окно. — Да не переживай ты так: ну было и было! От меня не убудет. Служанкам я языки подкорочу: будут молчать. — Она подошла ближе, посмотрела ему в глаза и участливо спросила: — Плохо очень было? И Альк кивнул. Женщина натянула платье, обулась. — Когда привезёшь сюда свою, я лично каждой голову оторву, которая про это ляпнет, — пообещала она. — Надо же понимать, что можно говорить, а что нельзя… А ты не рви сердце. Всё прекрасно было. Мне даже очень понравилось, — она опять улыбнулась, без похоти, скорее, с благодарностью. — Пойду прикажу воды для тебя согреть… Лучше хоть стало? — спросила она. — Да, — не поднимая глаз, произнёс Альк. Голова у него в самом деле больше не болела. — Поесть мне что-нибудь там сообрази, — попросил он. — Слушаюсь, господин, — всё с той же улыбкой и лёгкой иронией поклонилась она. А потом подошла ближе, на миг обняла его одной рукой, поцеловала в макушку. — Перестань умирать от стыда! — посоветовала она. — Всё правильно. А то хватил бы удар — и всё! — От чего? — Альк, наконец, смог посмотреть на женщину. — А вон от того, — она кивнула на валяющуюся в углу бутылку с открытой крышкой, судя по всему, пустую. — Считай, легко отделался. — Откуда ты про такое знаешь? — удивился он. — А у меня сестра — знахарка. — прозвучало в ответ. Женщина давно ушла (ему показалось, что вприпрыжку сбежала по лестнице; напевала так уж точно), а Альк ещё долго сидел на кушетке, копаясь в себе. Потом махнул рукой и оделся. Всё это мелочи, решил он. Главное он сделать смог, остальное — ерунда. Обернувшись на пороге, он вдруг понял: если Рыска умрёт, он не сможет этого не почувствовать. Дед снова был прав: оставшись без Рыски, своей путницы-?свечи? он тут же либо сдохнет, либо сойдёт с ума, и уж лучше бы первое. Ну как же всё не вовремя!..*** Когда, полностью готовый в путь, он спускался по лестнице, время было далеко за полдень, а точнее, ближе к вечеру. Выезжать на ночь глядя, да ещё и после бессонной ночи не хотелось чрезвычайно, но выбора ему не оставили: брат с племянником уехали ещё утром, и Альк должен был теперь спешить, если хотел их догнать. Чувствовал он себя так, словно на нём вспахали надел целины, а вчерашняя усталость после суток скачки теперь казалась сущим пустяком. — Папочка! — окликнул его детский голосок. Альк обернулся. Иоланта бежала по лестнице за ним. Путник улыбнулся и, чуть наклонившись, подхватил дочку на руки. — Ну, что, моя красавица, как у тебя дела? — ласково спросил он. — Всё хорошо! — защебетала девочка, — Мои куколки уже поужинали, и я уложила их спать… А где мама? Бабушка сказала, что она уехала. Альк пристально посмотрел в голубые глаза, продолжая улыбаться. Потом перевёл взгляд на мать, стоящую у перил лестницы на втором этаже. Та отрицательно покачала головой: не говори! — Да, Иоланта, мама уехала, — подтвердил он. — И я тоже сейчас уезжаю. Поэтому иди к бабушке, мне пора. — А когда ты вернёшься? — беззаботно, спросила дочка. — Скоро, дорогая, ты и оглянуться не успеешь, — сердце у него сжалось от собственных слов. Так тяжело обещать ребёнку то, во что ты и сам не веришь. — А мама когда вернётся? — серьёзно спросила девочка, — Тут служанки болтают, что она умерла. Этого ведь не может быть, правда, папочка? — в чистых глазах ребёнка была такая надежда, что другого ответить он не смог: — Конечно, не может быть! Не слушай глупых женщин. Слушай только то, что говорю тебе я. — он помолчал, снова на миг встретившись глазами с матерью. — Мама уехала далеко и надолго, но она обязательно вернётся. Просто у неё теперь… такая работа… — он и сам не заметил, куда его занесло, а вот девочка сделала свои выводы: — Такая же работа, как у тебя? — тут же догадалась умненькая Иоланта. — Да, как у меня, — подтвердил Альк. — Она что, теперь тоже путница? Отступать было уже некуда, и пришлось ответить: — Тоже. Иоланта немного подумала и закапризничала: — Я хочу к ней! Хочу к маме! К маме!.. — Ты должна ждать! — перебил её Альк. — И её, и меня. Ты ведь уже большая девочка! А когда мы с ней приедем, будет большой праздник. Ты будешь ждать? — Буду, — грустно ответила Иоланта. — А потом, когда вы вернётесь, вы больше не уедете? Альк вздохнул: и так уже заврался, дальше некуда! — Когда ты вырастешь, мы будем брать тебя с собой, — пообещал он. Затем крепко обнял дочь, поцеловал в лоб и поставил на пол. — А теперь иди. Мне уже пора, — и, кивнув матери, вышел за дверь. …По дороге Альк решил подойти к склепу — хоть так попрощаться. Но когда увидел новую табличку, то крайне возмутился! Хотелось даже вернуться и поругать родных за глупость и такое напутствие, но время не ждало, а действие это было бы бессмысленным: всё равно ничего уже не изменишь! К тому же, его спрашивали, как назвать мальчика, а он просто отмахнулся. На большом фамильном склепе, выполненном из мрачного серого камня, среди целых полей цветов и рядов раскидистых зелёных деревьев, появилось ЕГО имя. Тут любой несуеверный станет таковым, а уж если и дар подсказывает… — Ну что ж, один есть — второго не будет. Не дождёшься! — бросил он склепу и решительно отправился в путь. Горевать об умерших он будет после. Нынешний момент был для того, чтобы попытаться спасти живых.