Тревожные вести (1/1)

Слабый луч пробился сквозь извечные тучи, пройдя сквозь треугольный разрез, служащий подобием окна. Триумф был недолгим, ибо холодные стены из черного камня мгновенно поглотили его, не дав и малейшего шанса хоть сколько-то осветить темные покои. Впрочем, особо переменить мрачную обстановку внутри ему бы все равно не удалось: небольшое помещение с черными стенами, таким же каменным полом, скромно разбавленное простой односпальной кроватью, прямым письменным столом, стулом да узким книжным шкафом, неподалеку от которого стоял обыкновенный деревянный сундук. Ни одной картины, ни единого украшения: в Урргосе не было места празднеству и обыкновенным житейским радостям?— то был некрополис, царство некромантов и мертвецов.Одинокий блик упал на пожелтевший пергамент толстого фолианта, над которым склонилась щуплая фигура в темных одеяниях с зеленой окантовкой. Раздраженно зашипев, девушка отодвинулась от солнечного луча, оттащив заодно и книгу. Дрожащее пламя нескольких свечей, расставленных на столе и утопающих в собственном воске, освещало бледное, худое лицо ученицы, кропотливо вчитывающейся в мелкие руны, коими был исписан трактат ?О высшей нечисти и ритуалах ее призыва?. Пара темных локонов упрямо выбилась из-под острой заколки на затылке, что удерживала основную часть ее длинных волос.Дочитав страницу, девушка устало вздохнула, следом за чем перевернула тяжелый пергамент и принялась читать следующую. Фолиант, как и большинство из тех, в которых шла речь о дисциплинах высшей некромантии, был написан трудночитаемой, заковыристой речью древних некромантов, орудующих редкими терминами и не гнушающихся использовать слова из старых, полузабытых ныне языков?— никто не спешил переписывать столь старинные труды в стиле более доступном и понятном. ?Это позволяет вам хоть как-то тренировать свои мозги и уменьшает вероятность того, что вас однажды призовут в облике бездумного зомби?,?— сказал бы ее учитель. ?Просто некроманты снобы, а владение такими вот старомодными книгами, написанными каким-то иссохшимся скелетом древности, позволяет им потешить свое самолюбие и козырнуть перед магами?,?— так бы прокомментировал Рафир Гилро, с которым она росла бок о бок, обучаясь искусству некромантии у их общего наставника.Стоило лишь девушке вспомнить своего приятеля, как дверь в ее комнату тут же распахнулась (несколько громче, чем это было принято здесь, в некрополисе). Катория наконец оторвалась от книги, несколько раздраженно уставившись на непрошеного гостя. Рафир одарил ее радостной улыбкой, тут же расположившись на узкой кровати с твердым матрасом.?— Как ты тут, Кат? —?отозвался он, облокотившись о черную стену и сложив руки на затылке. —?Вновь всю ночь просидела над книгой, поучающей, как правильней нежить призывать??— Ты так уверенно завалился ко мне без стука: что, если бы я тут… ну не знаю… переодевалась, к примеру? —?отозвалась Катория, потирая уставшие глаза и едва подавив зевок.?— Брось, ты ведь знаешь, что мы ведем донельзя аскетичный образ жизни и простые житейские радости нам мало интересны,?— хохотнул в ответ юноша.Скелет ворона с горящими синим огнем глазами, что сидел все это время на его широком плече, встрепенулся и оглушительно щелкнул клювом. Катория совершенно не понимала, зачем Рафир везде таскал с собой этого низшего кадавра?— слабого духа, призванного и заключенного в такую вот оболочку из птичьего скелета, удерживаемого полупрозрачной синей дымкой. Эта сущность была слишком слабой, чтобы хоть как-то помогать некроманту и представлять для него интерес. Зачастую низших кадавров призывали либо начинающие в качестве тренировок, либо если нужно было доставить какое-либо послание. Рафир же относился к данной сущности на подобии питомца, будто извечное присутствие вороньего скелета и впрямь скрашивало его одиночество. Поначалу Катория думала, что друг держит при себе духа исключительно ради впечатления простых людей, не состоящих в Культе Смерти, пока однажды она не застала Рафира за тихой беседой со своим подопечным, будто он взаправду считал того своим компаньоном. Как бы там ни было, косые взгляды остальных некромантов и редкие замечания учителя не переубеждали юношу, а потому костяной ворон продолжал сопровождать его уже на протяжении шести лет и стал неотъемлемой частью самого Рафира.?— Аскетичный образ жизни, говоришь? —?уточнила Катория, с трудом пряча улыбку. —?Как-то это мало вяжется с женским смехом, который вчера раздавался из твоей комнаты. Вновь пообещал деревенской простушке показать страшный некрополис изнутри только затем, чтобы ее впечатлить? Ты хоть представляешь, сколько правил нарушаешь?— и все ради того, чтобы попытаться затащить в постель очередную крестьянку??— Только правило о том, что простым людям нельзя находиться в Урргосе. Придерживаться же целибата нас никто не обязует?— это скорей пожелание, чем строгий приказ,?— сказав это, Рафир задорно подмигнул подруге, а ворон на его плече беззвучно каркнул. Катория снисходительно улыбнулась в ответ, не в силах придерживаться того строгого тона, который можно было услышать от их учителя.Девушка отлично понимала, что правила ныне были не так строги, как раньше, а потому даже если бы звонкий женский смех из его комнаты услышала не только она, но и кто-то из старших некромантов, наказание не было бы таким уж суровым. Время шло, а устои менялись, и ныне излишне расхрабрившаяся крестьянка, которую соблазнил юный ученик-некромант, пообещав показать весь некрополь изнутри, а по итогу продемонстрировав лишь пару темных коридоров и свою небольшую комнатушку с узким матрасом, не представляла большой угрозы Культу Смерти. В наказание излишне распустившегося адепта могли пожурить и заставить на протяжении луны ухаживать за могильниками, бальзамировать трупы и вычищать погосты?— удел не из приятных, но и не самый ужасный изо всех возможных.Катория подозревала, что учитель был в курсе проделок Рафира, но прикрывал глаза до тех пор, пока это не сказывалось на его успеваемости. Обаятельный юноша был поистине пылким южанином, как в душе, так и внешне: с медной кожей, темными завораживающими глазами, чувственными губами и мягкими локонами. Неудивительно, что он пользовался такой популярностью у девушек?— даже несмотря на мрачный вид деятельности. Как и Каторию, учитель подобрал осиротевшего Рафира в пять лет, забрав его из какой-то захудалой деревеньки, притаившейся меж песков Золотых Дюн. Дети оказались ровесниками, а потому быстро сдружились, вместе постигая темное искусство некромантии. В отличии от остальных адептов, Рафир был излишне жизнерадостным для тихого и аскетичного последователя Культа Смерти. Его пристрастие к шуткам и излишняя энергичность хоть и вызывали косые взгляды у остальных некромантов, всерьез переучивать юношу никто не спешил?— как уже было сказано ранее, с течением времени устои менялись, а потому мало кому было дело до излишне шумного ученика, который не слишком добросовестно следовал древним традициям.Несмотря на то, что почти всю жизнь они были неразлучны, Катория Кастенн мало походила на своего жизнерадостного друга. С самого раннего детства девочка была молчаливой и излишне серьезной для своего возраста. Как и в случае с Рафиром, в возрасте пяти лет ее подобрал учитель?— некромант Кезар Силлор, странствующий по северным землям Дауэрта. Тогда, в небольшом прибрежном городке Нёва-аб он повстречал беспризорную девочку, невесть каким чудом выжившую после страшной резни в своей родной деревне. Никто из людей не желал давать кров истощавшей сиротке, а потому девочка была вынуждена просить милостыню на улицах, грязная и продрогшая. В отличии от остальных, Кезар сумел отыскать в своем мертвом сердце достаточно сострадания для того, чтобы забрать беспризорницу с собой, посвятив ее жизнь и душу Смерти, но подарив кров и заботу в ответ.Некроманты редко брали себе учеников, ибо прекрасно осознавали тяжесть бремени, что возлагает на себя всякий, кто возьмется за изучение их магии. Не многие желали обрекать невинного ребенка на пожизненную службу самой Смерти, хотя кандидатов для этого всегда было с излишком. Каждый, кто заставал страшную гибель вокруг себя и оставался после в живых, мог быть отмечен дланью смерти. Метку эту способны разглядеть одни лишь некроманты, и если им встречался подобный человек, то перед ними вставал выбор: посвятить его в искусство некромантии или нет? В отличии от предрасположенности к магии, данной от рождения и требующей развития, метка смерти со временем исчезала, если ее подопечный никак свой талант не развивал. В мире было множество несчастных, детей и взрослых, заставших страшные убийства близких и войну, однако лишь одного из ста таких некроманты брали к себе на обучение. В основном учениками становились дети, жизнь которых и без того висела на волоске и была никому не нужна. Некромант спасал ребенка, делая из него своего ученика, но навеки изменяя его судьбу и саму душу, ибо тот, кто однажды притронулся к магии самой Смерти, более никогда не мог принадлежать миру живых?— даже если сам он пока еще не успел пополнить ряды нежити.В отличие от Рафира, Катория была идеальным олицетворением своего вида деятельности: она никогда не повышала голос, была медленной и рассудительной, исправно посвящала себя изучению некромантии и была далека от той излишней чувственности и эмоций, коими обладал ее друг. Казалось, даже внешне девушка целиком и полностью походила на колдуна из Культа Смерти: среднего роста, худая и темноволосая. Как у истинной северянки, кожа ее была бледной, что еще больше усугублялось пасмурностью и темнотой, окружавшей земли некромантов близ реки Наур.Как и в самый первый день, когда ее подобрал Кезар, Катория оставалась невероятно худой: скудной, почти что безвкусной пищи некромантов, которую подавали в некрополисах, хватало исключительно на поддержание жизненных функций в теле, но не более. Если многие адепты, еще не успевшие пополнить ряды нежити, совершали вылазки к торговцам, запасаясь пищей повкусней, то ее подобные мирские дела совершенно не заботили. Причем, Катория делала это не ради того, чтобы лучше выглядеть перед старшими некромантами или ради приверженности Культу Смерти, нет. Попросту ей было так комфортно?— такова была ее жизнь, ее сущность.Рафир хоть и не разделял подхода подруги, но всем сердцем ее любил и уважал. Он не раз пытался втянуть Каторию в одну из своих вылазок и совершенно не понимал, как она?— обладая столь привлекательной и таинственной внешностью?— не пользовалась этим, пока тело ее было молодым, а кровь горячей. Он не раз видел, как остальные мужчины восхищенно поглядывали на нее, да и сам он часто ловил себя на том, как невольно засматривается на точеные черты лица и темные, глубокие глаза юной некромантки. Острый прямой нос и выступающие скулы лишь подчёркивали ее загадочную, едва ли не потустороннюю красоту. Вот бы еще эти бледные, тонкие губы почаще улыбались…?— Как жаль, что некроманты не нашли для своих городов места лучше, чем заболоченный лес с облезлыми соснами и кучей испарений, окрашивающих и без того пасмурное небо в серо-зеленый. Места более унылого на всем континенте не сыскать,?— произнес Рафир, поднявшись с кровати и выглянув в треугольное окно. Ему предстал вид черных, геометрически ровных построек Урргоса: шпили, обелиски и зиккураты, затянутые тяжелой свинцовой дымкой. Из таких же треугольных прорезей в остальных постройках пробивался ядовито-зеленый свет.?— Ты прекрасно знаешь, почему некроманты выбрали именно это место,?— поучительно отозвалась Катория, наблюдая за полетом костяного ворона, что вспорхнул с плеча Рафира и приземлился на ее стол. Столь неестественно было наблюдать за полетом скелета, облаченного в синюю дымку, летящего подобно птице. —?От жары трупы слишком быстро разлагаются, а от холода?— коченеют. Нам необходимы кладбища и погосты для тренировок и исследований, а потому могильные топи?— лучший изо всех возможных вариантов.?— Да, но разве вместо того, чтобы сидеть в унылом Урргосе, ты не хотела бы наслаждаться теплом Золотых Дюн в том же некрополисе Зольмарка? Твоему личику определенно не помешала бы парочка солнечных ванн, Кати,?— сказав это, Рафир деликатно потрепал ее по щеке, будто малого ребенка. Катория отстранилась, пустив ему в лицо дымку легкой порчи, от которой юноша зашелся в приступе тяжелого кашля.?— Грубиянка,?— отозвался он, отмахиваясь от гадкой черной пыльцы, маячившей у самого лица. Подруга в ответ ехидно усмехнулась. Снаружи раздался низкий тяжелый гул, знаменующий начало дня для жителей некрополиса. Поскольку солнце редко пробиралось сквозь тучи и черные зиккураты Урргоса, вести счет времени доводилось при помощи колоколен внутри четырех обелисков, симметрично расположенных вокруг основного зиккурата. Они звучали каждые триста взмахов, позволяя некромантам следить за ходом времени.Катория поднялась, устало зевая в ладонь и поправляя на плечах темные одеяния адепта. Единственное преимущество, которое она находила в существовании нежитью и которого ей сейчас крайне недоставало, так это вечная выносливость и отсутствие усталости. Скелет ворона вновь занял свое постоянное место на плече у Рафира, когда парочка вышла из покоев Катории и направилась в зал своего учителя, некроманта Кезара.Зеленое пламя, горящее вдоль стен темного коридора, было беззвучно. Звук их шагов бесследно поглощался черным камнем, а эхо отсутствовало как таковое. В своей архитектуре и постройках некроманты старались придерживаться такого же покоя, который был дарован Смертью. Узкий коридор расширился, выведя их из части зиккурата, где находились комнаты адептов, в более людный проход, вдоль одной стены которого располагались треугольные прорези, открывая вид на остальные постройки некрополиса и скудные сосны, задернутые зеленой дымкой вдали.?— Кат, ты уже думала над вопросом, что учитель задал нам в прошлый раз? —?спросил ее Рафир, говоря несколько громче, чем это было допустимым. Несколько некромантов, беседовавших неподалеку, проводили их осуждающими взглядами.?— Разумеется,?— тихо отвечала Катория, нисколько не заботясь тем, как косо на них смотрели остальные.?— И каков твой ответ? —?громким шепотом осведомился Рафир, понизив голос лишь потому, что навстречу к ним вышла некромант Эреб Вравен?— сухопарая бледнолицая женщина с обритой налысо головой, строгим взглядом и бесстрастным лицом. На корсете ее черных одеяний старшего некроманта красовалось изображение зеленого паука: символа Культа Смерти. Завидев Рафира, Эреб недовольно сощурилась; будучи невероятно консервативной, она не поощряла мягкости Кезара в отношении своего ученика, считая, что тот его совершенно распустил. Наверное, по этой же причине она симпатизировала Катории, за которой неумышленно закрепилась слава образцового адепта Культа Смерти.Они разминулись, и вот уже впереди показались треугольные двери, ведущие в зал Кезара. К ним навстречу, у самого поворота, выскочило двое юных учеников: восьмилетняя темнокожая девочка по имени Врамур и десятилетний белобрысый мальчик с несоответствующим ему именем ?Нелак?. Завидев старших адептов, двоица приветливо улыбнулась. Катория едва сдержала легкий смешок, завидев миловидную щербинку меж зубов Нелака.?— Мы ищем наших учителей,?— пояснила Врамур, дергая себя за густые кучерявые волосы. —?Вы их не видели??— Разминулись с Эреб взмахом ранее,?— ответил Рафир. —?А вот Авикар нам не встречался.Не всем так везло с наставником, как Катории и Рафиру. Наставницей Врамур была холодная Эреб, сочувствие в сердце которой умерло вместе с ее телом. Девочке явно недоставало внимания и заботы, однако помочь ей особо никто не мог, а потому она старательно придерживалась поведения образцового некроманта, желая заполучить хоть небольшую толику тепла и поощрения от своей учительницы. Четыре года назад Эреб подобрала ее на пустынном материке, прозванном Мертвыми Землями. Семью Врамур нещадно перебили головорезы, желая заполучить их пожитки. Девочке удалось сбежать, но бандиты продолжали ее преследовать. Врамур была спасена волей случая, наткнувшись в городе на высокую некромантку. Это был единственный известный случай, когда в Эреб промелькнули зачатки сочувствия, и она спасла девочку, жестоко разделавшись с ее преследователями и взяв к себе Врамур в качестве ученицы.Нелак же оказался в ситуации еще более незавидной, ибо его наставник был не простым некромантом: Авикар являл собой высшую нечисть, приняв оболочку самого Жнеца Смерти. Говорят, первое время бедный Нелак заикался, напуганный одним только видом своего учителя. Никто не знал, что побудило Авикара обзавестись учеником, ибо высшая нечисть крайне редко вступала в тесный контакт с живыми людьми. Как бы там ни было, спустя несколько лет Нелак освоился, а гибкий детский ум сумел наконец преодолеть все страхи и предубеждения, за что ныне в узких кругах десятилетний мальчишка слыл Нелаком Бесстрашным.?— Ладно, пойдем искать дальше,?— вздохнула Врамур, потащив за собой долговязого приятеля. Хоть у них были разные наставники, все свободное время двоица проводила вместе, находя таким образом утешение в своем одиночестве и недостатке теплых эмоций со стороны остальных некромантов. Ученики ускользнули, а Рафир уверенно толкнул тяжелые двери, войдя в покои Кезара. Катория прошла за ним следом.Они застали учителя у высокого треугольного окна. Он глядел вдаль, на колыхающиеся сосны и затянутые тиной болота, раздумывая над чем-то. Катории показалось, словно она воочию видит тяжелые свинцовые тучи, нависшие над его головой. Услышав скрип двери, Кезар обернулся к своим ученикам.Как и Эреб, он не носил волос на голове: лысый белый череп был украшен одной лишь черной татуировкой длинноногого паука. Большинство некромантов начисто сбривали свои волосы, тем самым отождествляя себя с мертвецами и скелетами. Единственной растительностью на лице Кезара служили густые черные брови, из-под которых сверкали неестественно-изумрудные глаза, коими обладали все некроманты, воскресшие из мертвых. Его губы были тонкими, всегда строго сжатыми, а лицо угловато. На Кезаре красовалась тяжелые одеяния с массивными, заостренными к верху наплечниками. Как и у большинства колдунов смерти, единственным акцентом в его черных одеяниях служила зеленая окантовка. Катория с Рафиром знали, что суровый вид Кезара был обманчивым, ибо изо всех некромантов Урргоса, их наставник был самым человечным и лояльным. Ученики уважительно склонились в знак приветствия.?— Как миновала ночь? Вы определились с ответом на вопрос, который я задал вам накануне? Адепты утвердительно кивнули. Кезар сделал жест рукой, показывая, что ждет ответов. Первым заговорил Рафир:?— Учитель, при всем уважении… я бы предпочел пока служить Смерти в своей живой оболочке. Погибнуть и продолжить свое существование в качестве нежити я всегда успею.?— А ты, Катория??— Полагаю, мое мнение полностью сходится со словами Рафира,?— отозвалась девушка. —?Я не боюсь смерти, но не вижу смысла торопить ее визит. Пускай все произойдет своим чередом, и как только Она решит призвать меня, я безропотно откликнусь.?— Очень хорошо,?— произнес Кезар, облегченно вздохнув.?— Вы не огорчены, учитель? —?отозвался Рафир, не сумев скрыть удивления в голосе. —?Я думал, вы сочтете наш ответ трусостью или неуважением к нашему… роду деятельности.?— Напротив, мой дорогой ученик, я безумно рад слышать, что вы не спешите расставаться с жизнью. Вопрос мой был сугубо формальным, ибо того требуют наши устаревшие устои. Раньше по достижению определенного уровня знаний, все адепты подвергались насильному умерщвлению и впоследствии воскрешению, так как считалось, что истинный некромант может быть лишь тот, что сам расстался с жизнью. В наше время, к счастью, все совсем иначе. Теперь никто силой не принуждает своих учеников отказаться от жизни, предоставив им сделать этот выбор самостоятельно.?— Могу я узнать более подробное обоснование вашей точки зрения? —?встряла Катория. Она знала, что Кезар ценил жизнь, но ей хотелось узнать почему именно он считал, что его ученикам будет лучше продолжать свое служение в хрупких телесных оболочках, не подпитываемых энергией смерти. —?Ведь по сути своей, живые мертвецы намного более выносливы, не знают сна и усталости, а также обладают большим потенциалом к магии смерти и способны лучше чувствовать души, духов и прочие сущности кадавров.?— Ты как обычно права, милая Катория, однако поверь словам старого мертвеца: следует наслаждаться жизнью, пока у вас есть такая возможность. Сослужить нашей покровительнице после смерти вы всегда успеете, ну, а пока вволю насладитесь способностью чувствовать вкус пищи, тепло собственного тела и радость от близости живого существа рядом. Незачем торопить события и намеренно лишать себя этих благ, уж поверьте.?— Да уж, с этими правилами, призывающими нас ходить на корточках, говорить шепотом и отказаться ото всех мирских благ, действительно вволю насладишься жизнью,?— насмешливо протянул Рафир несколько более нахально, чем это было дозволено в отношениях между учеником и наставником. Кезара его реплика нисколько не огорчила.?— Эти правила придуманы не просто так: некроманты чтят покой и спокойствие, что дарует смерть, но также это является определенной подготовкой к тому, что ждет тебя после воскрешения. Поверь, Рафир, ты будешь неприятно удивлен тем, что обнаружишь, вернувшись в свое остывшее тело.?— Именно поэтому я хотел бы вернуться не просто как оживший мертвец, но как высшая нежить,?— с мальчишеской заносчивостью отозвался адепт. —?Думаю, я буду смотреться неплохо, приобретя облик вампира или даже лича.?— Облик высшей нечисти не выбирают, мой неразумный ученик. Ты бы знал это, если бы выполнил задание и прочел трактат ?О высшей нечисти?. —?Кезар перевел взгляд на девушку. —?Судя по темным кругам под твоими глазами, Катория, предположу, что ты оказалась более добросовестным адептом, нежели твой друг. Объясни нашему нерадивому Рафиру, почему он не сможет стать вампиром только потому, что считает их самыми привлекательными изо всех прочих??— Когда некроманта воскрешают согласно надлежащему ритуалу, его душа обретает тот облик высшей нечисти, что соответствует ей больше всего. Потому, учитывая твой нрав, я бы предположила, что ты предстанешь в теле какого-то… повелителя зомби или вестника хворей?— тут уж сам выбирай, кто из них выглядит хуже.Рафир в ответ скривил рожу, а Кезар улыбнулся краешком губ.?— Ответа на один свой вопрос я так и не смогла найти в книге, учитель,?— вновь обратилась Катория к наставнику. —?Нигде не было написано, почему при возможности стать высшей нечистью?— более могущественным созданием, способным воскрешать целые орды мертвецов?— многие предпочитают оставаться в своем прежнем теле, как вы или госпожа Эреб??— Все просто, моя ученица. Я не захотел возвращаться в мир живых под обликом высшей нечисти только потому, что не готов был платить цену, назначенную за это могущество: за подобную силу ты расплатишься своей человечностью. Вы оба знаете, что после воскрешения мы теряем часть души, навсегда вверив ее в руки Смерти, тем самым расставшись с некоторыми своими качествами. Вернувшись же в облике высшей нечисти, мы не просто теряем часть себя?— наша душа подвергается метаморфозам, искажаясь и видоизменяясь, подстраиваясь под облик того существа, которому она наиболее соответствовала. Потому, если вам дорога ваша сущность, не спешите разменивать ее на ту силу, что дарит оболочка жнеца, ткачихи или того же вампира.Ученики понимающе переглянулись между собой, окончательно поняв для себя смысл слов Кезара. Действительно, мало человечного оставалось от тех, кого воскрешали, а уж если душа и вовсе искажалась под стать нежити… что же, неизвестно, оставалось ли в таких некромантах хоть что-то от их прежней сущности.Запавшую тишину нарушил громкий скрип отворившейся двери. Внутрь прошла Эреб, а вслед за ней явился и сам Авикар. Казалось, Жнец не шел, а плыл по земле. За его спиной красовалась длинная щербатая коса, лезвие которой горело синим пламенем. Он был облачен в тяжелые черные одеяния, подхваченные спереди железным нагрудником и двумя тяжелыми цепями по бокам, с которых свисали черепа, из которых при надобности Жнец мог призвать могучих умертвий?— умелых воинов нежити, являющихся кадаврами средней силы. На голову Авикара был накинут тяжелый капюшон, из-под которого было совершенно не видать лица?— лишь два синих огня, служащих ему глазами. Никто и никогда не видел, как выглядит Жнец под капюшоном?— когда остальные адепты пытались выпытать эту тайну у Нелака, мальчишка бледнел и вновь начинал заикаться.?— Кезар, к нам прибыли вести из Зольмарка. Дело касается магов,?— произнесла Эреб. Катория впервые слышала ее столь взволнованной. Наставник нахмурился.?— Это касается конфликта с Галросом? —?обратилась девушка к своему учителю. Уже не первую луну ряды Культа Смерти всколыхнули тревожные новости, причиной которых был верховный маг Первой Звезды, коему покровительствовала Фладрио?— воплощающая действительное. Галрос Эйвени, сумевший самолично возглавить союз Девяти Звезд, в котором ранее власть была равномерно распределена между всеми верховными магами, решил не останавливаться на достигнутом и объединил под своим знаменем всех волшебников Дауэрта. Вскоре амбиции мага Первой Звезды расползлись еще шире, и он решил посягнуть на независимость тех, кто извечно находился в стороне ото всех магов и чернокнижников?— некромантов, служащих в едином Культе Смерти. Луну назад Галрос объявил, что желает присоединить к рядам магов своего союза колдунов смерти, ибо считает их волшебниками наравне с остальными. Он не пренебрёг добавить, что в случае отказа Культа Смерти от слияния с союзом Девяти Звезд и их полному подчинению магам, он намерен решить вопрос силой, и это было открытой угрозой войны. Некроманты воздержались от прямого ответа, хотя всем было очевидно, что ни под каким условием колдуны смерти не станут подчиняться, ибо их цели и сама суть существования носила характер отличный от того, что преследовали алчные волшебники.Сейчас ходила молва о помешательстве Галроса, а надежды возлагались на рассудительность магов, приближенных к нему. Однако, похоже властолюбивому волшебнику удалось вдохновить и переубедить своих собратьев в обязательной надобности подчинить себе мирных некромантов. Видимо, его амбиции не могли ужиться с осознанием того, как прямо под его боком сидят те, кто способен разом воскресить всех мертвецов Золотых Дюн, приказав им брать штурмом дворец Девяти Звезд.?— Возвращайтесь в свои покои и проведите время с пользой,?— наконец обратился к ученикам Кезар, оставив вопрос Катории без ответа. —?Я позову вас, когда в этом будет необходимость.Неуверенно переглянувшись между собой, адепты послушно поклонились и вышли прочь, затворив за собой тяжелую треугольную дверь. Впервые за многие годы Катория ощутила на душе неприятную тяжесть, именуемую тревогой?— столь нетипичную для этого тихого места, пронизанного мертвенным спокойствием.