Рог, крылья, хвост - вот мои документы 3 (1/2)

События вспыхивали и гасли одно за другим без какой-то системы: вот она бредёт по серому песку, время от времени поднимая бездумный взгляд к звёздному небу... а вот сидит перед зеркалом, рассказывая своему тёмно-синему отражению, что сестра опять отказалась слушать какие-либо предложения, делая всё по-своему (как ей нашептали старики-советники). В следующий миг она же, но в образе иссиня-чёрной аликорницы, срывающимися с рога тёмно-фиолетовыми молниями, беззвучно хохоча и раскинув руки в стороны разрушает небольшой замок, построенный с любовью и старанием, кажущийся воздушным невзирая на камень, из которого состоял.

”Ты больше любила эти бездушные стены чем меня. Тогда я заберу их, чтобы ты почувствовала...”.

Новая смена обстановки забросила её в разгромленный тронный зал, где вповалку лежали тела дневных и ночных экв и эквинов, одни из коих уже не шевелились, а другие всё ещё сжимали в руках оружие и с бессильной яростью смотрели на противников. Но ей не было до этого дела, так как гудящая от магии глефа, перехваченная обеими руками и занесённая над головой, со свистом рассекая воздух понеслась к шее белоснежной королевы, с ужасом и беспомощностью взирающей на приближающуюся смерть. Но... в последний миг руки дрогнули, отводя смертоносное лезвие, чтобы оно лишь рассекло бок жертвы. Секундное замешательство, последовавшее после этой неудачи стало фатальным...

Она вновь сидит перед зеркалом, но на этот раз - с другой стороны стекла. Её глаза гневно прищурены, ноздри раздуваются, кулаки сжаты в ярости, а в голове звучит одна мысль: ”Да как она смеет так поступать?!”. А голос синей эквы всё льётся, заполняя ядом ненависти и презрения всё ещё чистое сердце...

Попытка построить себе дом, чтобы спрятаться в нём от постоянной слежки белых глаз в небесах окончилась... относительным успехом. Получившийся сарай был кривым, но всё же годился для предназначенной ему цели. Только вот клубящаяся в нём тьма, стоило посмотреть в похожий на раскрытую пасть вход, будто бы взглянула в ответ, вынуждая с беззвучным криком атаковать своей сильнейшей магией...

Сидя на маленьком и невзрачном троне, кажущемся ещё более жалким на фоне сидения, где расположилась старшая сестра, она слушала разговоры придворных лизоблюдов, старательно делающих вид, будто младшая аликорница не существует. Их взгляды полнились высокомерного самодовольства, презрительной насмешки, а голоса источали отравленный мёд лести, который лился в уши королевы дня, совершенно не замечающей подвоха.

”Это глупая ложь, принцесса Луна: наши подданные почитают нас одинаково. Когда же ты наконец повзрослеешь и перестанешь требовать к себе всё больше внимания, словно избалованный жеребёнок!”, - слова, отзывающиеся эхом в ушах, когда она стремительно шла по тёмным коридорам замка жгли сердце, в то время как перед глазами всё расплывалось и теряло чёткие очертания...

Снова комната, в которой стояла иссиня-чёрная аликорница, вооружённая глефой с серебристым лезвием, одетая в стальной серебрёный нагрудник, шлем и латные перчатки, а также юбку из полос толстой ткани, прошитой проволокой. Перед ней, преклонив колени стоят трое ночных эквинов, выслушивающих последние инструкции перед началом атаки на замок: в город у стен уже пробрались диверсанты, которые начнут пожары и беспорядки, чтобы выманить часть гарнизона, а лучшие из вернейших гвардейцев прячутся в винном погребе, дабы атаковать ничего не ожидающих дневных мерзавцев, посмевших предать ту, кто десятилетие за десятилетием стояла на защите границ государства и в реальности, и во снах...

Серая пустыня от горизонта и до горизонта угнетала, словно бы высасывая последние огоньки жизни и разума. Лишь на безграничном упорстве она продолжала двигаться, и только бесконечная ненависть, раздуваемая поддерживаемым чувством предательства и горечью одиночества скрепляла расползающиеся ошмётки личности. Селестия, Луна? Ей было абсолютно плевать на то, кому мстить и с кем сражаться...

Красивый голубой цветок, проросший между камней на тропинке в парке у замка, раскрыв свой бутон в свете ночного светила источал слабый нежный аромат. Присев на корточки, она протянула руку и прикоснулась кончиками пальцев к бархатистым лепесткам, чувствуя как губы сами собой расползаются в лёгкую улыбку...

Упав на колени и запрокинув голову, она смотрела на диск Эквуса, беззвучно воя на одной ноте...

Серебряные и золотые бокалы сталкивались в свете многочисленных свечей, расплёскивая алую словно кровь жидкость. Сидя во главе стола рядом с сестрой, она сделала большой глоток и поморщилась, на что белая аликорница добродушно рассмеялась, а затем притянула магией кувшин с освежающим кисловато-сладким соком...

Взмахи глефы превратились в монотонный танец, копыта взрывали песок, заставляя его подниматься ввысь целыми облаками, чтобы мучительно медленно опуститься на землю. Мыслей не было; желаний не было; страхов не было; не было ничего кроме боевого транса, который продолжался день за днём уже не первый месяц, прерываясь лишь когда тело отказывалось продолжать двигаться...

Белая единорожка бросилась под удар, буквально нанизывая себя на лезвие глефы словно бабочка на иголку. Боль и торжество отразились на её надменной мордочке, в то время как Элементы Гармонии вспыхнули невообразимой силой, чтобы обрушиться на одну из своих носительниц...

- Хшшш... - выдохнув сквозь до боли сжатые зубы, Крысюк открыла глаза и уставилась в утопающий в ночных тенях белый потолок, который было видно столь же хорошо как и днём, но с тем лишь отличием, что белый цвет будто бы выцвел).

”Ну меня и приложило. Будто бы лет десять прожила в каком-то королевстве кривых зеркал. Такой бред не снился и Федерико Феллини... земля ему пухом”, - концентрироваться на увиденном не хотелось, так как эффект полного присутствия, заставивший ощутить все те же эмоции, о котором современным киноделам оставалось только мечтать, просто не позволял отстраниться от тех событий как от чего-то чужеродного.

- Найтмер Мун, вы меня понимаете? - появилась в поле зрения голова светло-голубой единорожки в белом халате-переднике, розовая грива коей скрывалась под шапочкой, похожей на поварской колпак. - Меня зовут доктор Хилл. Принцесса Селестия приставила меня следить за вашим самочувствием после того... как вы потеряли сознание.

”А мне халатик зажали, жмоты”, - мелькнула на краю сознания мысль, в то время как периферическое зрение заметило движение третьего разумного, находящегося в комнате, коим оказался кажущийся знакомым гвардеец.