Полет на Supercruise (1/1)

Если правда то, что тьма всегда сгущается перед рассветом, то Леон прочувствовал это на своей шкуре сполна. Выстраданное счастье всегда ценится выше, и потому, он наслаждается каждой минутой, каждой мелочью их жизни. Их с Пином совместной жизни.Наслаждается тем, как Пин сидит по утрам за столом в его, Леона, футболке и пьет приготовленный им, Леоном, кофе, совсем слабый и с большим количеством молока и в шутку просит в следующий раз вместо молока добавлять бренди.Тем, как он приходит с работы домой, а Пин ждет его в полутьме вечерней квартиры, свернувшись в кресле калачиком перед телевизором. Они идут гулять,?— Пину надо больше гулять, и Леон любуется отражением вечерних фонарей в любимых глазах и тем, как блестят мокрые снежинки на темных волосах.Они сидят на ступеньках и греют руки о бумажные стаканчики с глинтвейном, и Леон плывет, когда Пин улыбается, наконец-то тепло и нежно, он знает, что улыбка эта?— только для него, для Леона.?Так не бывает,?— думает он,?— не бывает, чтобы вот так… идеально…?. Потом Пин кладет голову ему на грудь, добавляя последний штрих, делающий окружающую гармонию абсолютной,?— мерное биение сердец, любящего и любимого……Или они остаются дома и готовят ужин в четыре руки,?— не всегда получается хорошо, все же они оба?— те еще кулинары, но во всяком случае?— весело. А потом Леон готовит свою шикарную ванну, такую редкость в немецких квартирах, изводя кучу всяких солей, пен и масел. Раньше он только наскоро принимал душ, недоумевая, кому пришла идея поставить этого гидромассажного монстра, но сейчас мысленно благодарил этого человека за те романтичные вечера, которые они проводили тут с Пином.…Пин лежит в белых облаках пены, положив голову на край ванны и закрыв глаза. Леон сидит на бортике одетый, гладит его по рассыпавшимся темным волосам и смотрит, как, подрагивая, отбрасывают тени длинные ресницы, как золотится смуглая кожа, как мерно вздрагивает тонкая жилка на напряженной шее, в которой бьется такая дорогая Леону жизнь. Он наклоняется и целует Пина, медленным, тягучим поцелуем, а тот отвечает, не открывая глаз и запуская руку в каштановые волосы Леона. Они целуются долго, пока Леону что-то не начинает явно мешать. Он ерзает и расстегивает джинсы, чтобы ослабить давление, а Пин открывает глаза и тянет его за воротник футболки, и тогда Леон поспешно сбрасывает с себя все лишнее и присоединяется к нему. Пин садится на него сверху, прижимая к краю ванны, и Леон чувствует своим животом, как возбужден Пин. Это чужое, горячее желание становится искрой, от которой разгорается пожар, и что-то животное опять берет верх над разумом.Леон разворачивает Пина к себе спиной и, лихорадочно выдавливая себе на руку первое попавшееся, что оказывается гелем для душа, наскоро смазывает его.Возбуждение захлестывает его с головой, вибрирует марево перед глазами и он кусает Пина между лопаток, совсем как зверь, собирающийся покрыть строптивую самку. Пина от этой ласки подкидывает и он шипит, втягивая воздух сквозь зубы. Леон придерживает его и пытается войти, но возбуждение слишком сильно, а Пин как следует не подготовлен и никак не хочет открываться ему.Тогда Леон наскоро смывает гель и дарит Пину ласку настолько же неприличную и грязную, насколько и щедрую. Пин всхлипывает и пытается отстраниться от непривычных ощущений, но Леон только сильнее придерживает его за золотистые бедра и ласкает до тех пор, пока не чувствует податливость и готовность к большему.Тогда он снова выдавливает гель себе на руку и двумя пальцами смазывает Пина. Потом рывком входит, чувствует, как содрогается Пин всем телом и замирает, чтобы привыкнуть к ощущениям. Леон изо всех сил старается продержаться как можно дольше, но возбуждение настолько велико и болезненно, а Пин в его руках настолько горячий и отзывчивый, что все заканчивается очень быстро.Едва отдышавшись, Леон сажает Пина на бортик ванны и доводит его до предела, не давая, однако, сорваться за край. Он отодвигается и любуется Пином, который срывающимся шепотом умоляет продолжать.Возникло видение: промозглый, осенний вечер, сырая, кирпичная стена, колючий взгляд и Леон, умоляющий своего партнера о продолжении таким же сдавленным голосом. Леон усмехнулся про себя,?— он не злопамятный, но продолжать не торопится. Слишком нравится ему такой послушный и покорный Пин, с длинными стрелами слипшихся от слез ресниц и яркими от возбуждения пятнами на обычно бледных скулах.Потом Пин протяжно кричит в голос и бьется в его руках, а Леон чувствует вкус его спермы?— терпкий и пряный.…И после долго лежат они в остывающей воде, в объятиях друг друга, прислушиваясь к отголоскам шторма, который недавно пронесся над ними.***—?Знаешь, Леон. Ни с одним мужчиной мои отношения не длились больше месяца. Похоже, ты идешь на рекорд.—?Еще бы. Сколько я за тобой бегал. И все же, Пин, ты можешь объяснить, почему так ведешь себя? То отталкиваешь, то снова сажаешь на короткий поводок?—?Именно поэтому. Потому что, не хочу отношений, в которых я обязан что-то кому-то объяснять. Потому что, я не смогу ответить взаимностью на чье-то признание в любви. Привязанностью, благодарностью?— смогу, любовью?— нет. Мое сердце занято раз и навсегда, и тебе придется смириться с этим, если хочешь быть со мной. И не требовать от меня ничего. Если не согласен,?— можем расстаться, я тебя не держу. Мне будет тебя не хватать, я буду по тебе скучать, но как-нибудь переживу. Решай сам.Леон пытается понять, о ком же все время говорит Пин, но напрямую спросить не решается,?— уж очень колючим и мрачным становится Пин от его расспросов.Однажды Пин сам подкидывает зацепку.—?…она давно мне выносила мозг, что ее не устраивает то, что я много времени провожу на работе, мы никуда не ходим и не ездим, я не уделяю ей внимание. Потом она стала уходить вечерами, а однажды пришла под утро в стельку пьяной. Это было последней каплей. Я ушел. Но официально мы так и не развелись. В общем-то, я и сюда переехал после этого, чтобы было легче пережить.—?Как ее звали?—?Инна.—?Ты знаешь, на ее месте, я бы поступил также. Ты хоть любил ее?—?Тогда я думал, что да. Сейчас понимаю,?— это была привычка, привязанность, симпатия, но не любовь.—?А она, похоже, тебя любила.—?Ты действительно так думаешь?—?Понимаешь, она хотела именно твоего внимания, именно твоей заботы. А ты оказался таким чурбаном. Стала бы она себе нервы пять лет трепать, если бы не любила тебя—?А ты, как я посмотрю, большой знаток женской психологии,?— пускает шпильку Леон. И тут Пин удивляет его:—?Я, между прочим, тоже был женат. Целых три года. У меня и сын есть, Абель, Биби, как мы называли его. Сейчас ему около восьми. Очень умный мальчишка. Робототехникой занимается, его сразу в старшую школу взяли. В начальной сказали, что новому ничему его не смогут научить.—?Ну, ему есть в кого. Но ты, что же, совсем с ними не общаешься?—?Нет. Я не был хорошим мужем и отцом. Им есть за что на меня обижаться. Раньше они присылали мне письма без обратного адреса, потом я переехал и связь потерялась. Возможно, письма продолжают приходить…Пин замолчал и задумался, глядя в окно и машинально мешая ложечкой чай.?Не о ней ли он все время говорит???— думает Леон.Через несколько дней Леон вручает Пину вдвое сложенную распечатку электронной почты с адресом Виктории Неймайер?— Кауфман.—?Что это?—?Посмотри.Пин читает, а Леон внимательно наблюдает за его реакцией.—?И что мне с этим делать?—?Решай сам. Я просто хотел сделать что-то для тебя.Пин подходит к окну и пытается закурить. Пальцы дрожат, зажигалка искрит. Закурив, он некоторое время думает, потом поджигает листок с угла и кладет его в пепельницу.—?Удали из почты,?— бросает он Леону.?Значит, мимо?,?— думает Леон про себя.—?Поможешь мне с вещами? —?просит Пин Леона, когда они окончательно решают жить вместе.?—?О чем разговор, конечно.—?Знаешь, я хочу избавиться от всего лишнего. Надо будет отвезти в переработку.—?А их куда? —?Леон берет в руки одного из миниатюрных роботов,?— тоже в переработку?—?Тоже, тоже. Только надо их распотрошить. Металл отдельно, микросхемы отдельно. Элементы питания можешь себе оставить. Пригодятся.—?Можно, я этого себе возьму? —?Леон показывает на шарообразного робота.—?Самого страшного? Ну, забирай.После разборки вещей у Пина остается на пару сумок.—?Вот и вся моя жизнь… Все, что после меня останется… —?горько усмехается он.—?Ты брось мне эти мысли,?— нахмурился Леон.—?Ты знаешь, я когда в больнице лежал, думал,?— вот умру, кто весь этот хлам будет разгребать? И решил, что если все обойдется, надо привести вещи в порядок.—?Пин, ты можешь заткнуться уже?Пока Пин возится с вещами, Леон внимательнее разглядывает фотографию, которая по прежнему висит на стене.?Кто же из них? —?пытается понять он,?— вот этот невысокий, рыжеватый?— вряд ли. Стоит дальше всех от Пина, да и не польстился бы он на такого. Вот этот, похожий на итальянца? Он хоть и заграбастал по-хозяйски Пина за плечи, но нет между ними химии. Скорее, просто хорошие друзья?. Леон решает, что тот самый погибший летчик?— это плечистый высокий парень, стоящий справа от Пина. Внимательно вглядывается в скуластое лицо с упрямым подбородком и коротким ежиком русых волос. Такой типичный отчаянный мальчишка?- вояка, привыкший первым лезть в драку, вечный задира, выскочка и лидер.Леон смотрит на его уверенное лицо и не чувствует никакой ревности, а только тягостное, щемящее сожаление, что эти двое красивых, молодых людей, которые так подходят друг другу, еще не знают через что им предстоит пройти.Он думает, что если бы этот парень был жив, то тоски в глазах Пина было бы меньше, и пусть тогда он, Леон, так бы и не узнал, почему веками о любви так много думают и говорят, рисуют и пишут, и завывают на разных языках и на разные голоса, заламывая руки, закатывая глаза и падая на колени. Все это казалось бы надуманным и смешным, просто, чтобы было зачем падать и о чем завывать, а сейчас Леон понимает,?— все вопли о любви всех времен и стран,?— о нем.…Подходит Пин, перехватывает взгляд Леона и по всей видимости его мысли, потому что глаза его становятся узкими и злыми, резко срывает фотографию и прячет в нагрудный карман куртки.