Часть 13 (1/1)

Сейчас у него снова всё отнимут. Как всегда. Как всю жизнь. Из самых благих побуждений. Цзинь Лин прекрасно всё понимал — да, непростительно. Да, возможно где-то даже позор. Да, он нарушил все приличия и все собственные принципы. Плевать. На всё плевать. Кто ему может что предъявить? Вэй Усянь? Серьёзно? — Не отдам, — он цедил сквозь зубы каждый звук, сам напряжённый как струна. Смутно знакомый мужчина со смеющимися глазами, кажется, единственный, кто не делал вид оскорблённой добродетели, с неожиданным живым интересом наклонил голову к плечу. Так сделала бы собака, или даже волк. Словно услышал что-то созвучное его собственным мыслям, и снова сдавленно хохотнул, не размыкая губ. — Цзинь Лин…Он только помотал головой и повторил:— Не отдам. Не заставите. — Что ты себе придумал? — Вэй Ин смотрел с нераспознаваемым выражением лица, которое Цзинь Лин привычно считал как угрозу. Да, угрозу. Не обязательно угрожать зловеще, опасность далеко не всегда готова выражать это лицом. Самый близкий и понимающий человек, ласковый и заботливый, в следующую же секунду сможет вытащить из рукава удавку и превратиться в незнакомое чудовище. А этот — это вообще Сюэ Ян, виделись в городе И, мельком, но и этого хватило, и что он тут делает? — Учитель Вэй, — по подбородку Сюэ Яна потекла кровь, он всё-таки не смог молчать, разрывая заклятье закрытого рта. — Смотри. Цвет лица. Практически румянец — да, намёк на живые краски, но для лютого мертвеца в своём роде уникально. — Не позволю, — Цзинь Лин потянул меч из ножен. Сюэ Ян аккуратно толкнул его обратно раскрытой ладонью, с заметным удовольствием послушал металлический шелест идеально совпадающего клинка и ножен. — Не позволишь что именно? Я понял, не отдашь. Дай угадаю — вырежешь половину Поднебесной. — Вырежу. — Молодой глава клана Ланьлин Цзинь, я угадал? — Сюэ Ян хлопнул его по плечу. — Ну, сентиментальная преемственность. Цзэу-цзюнь, с вашего позволения, я этого молодого человека забираю. — Не позволяю, — Лань Сичэнь категорично нахмурился. — Приношу свои извинения, неправильно сформулировал, — Сюэ Ян вытер кровь с подбородка и повернулся к Цзинь Лину. — Поговорим? — Нет, — так же категорично выпалил Вэй Ин.— Да, — сразу согласился Цзинь Лин, и не увидел, что Сюэ Ян оглянулся на остальных с торжествующим прищуром. — Какая грубая манипуляция на юношеском чувстве противоречия, — Не Хуайсан снова тяжело вздохнул. — Зато действенная. Я понимаю неловкость ситуации, но судьба сложилась так, что желательно уяснить детали. Пожалуйста, давайте все успокоимся. Ничего страшного не произошло. Ещё какое-то количество времени ушло на неловкость, но Вэнь Нин опомнился и показал себя гостеприимным хозяином. Цзинь Лин хмурился, и всё время пытался держаться таким образом, чтобы быть между теми, кого не отдаст, и теми, кто пришёл у него всё отнять. И пусть лучше рядом будет ещё Сюэ Ян, с какого-то перепуга смакующий его слова ?не отдам?. Хоть какая-то поддержка. Он вцепился в чашку с чаем, судорожно сжимал её ледяными пальцами. Отчаянное ощущение подступающей пустоты снова топило где-то внутри. Один. С детства один. Всегда находился идиот, готовый укусить его тем, что его мать умерла, что у него нет отца. Из близких людей — только дядя Яо, а его жена недолюбливала племянника. Наверное, потому что её сын умер. А дядя Яо, сколько он себя помнил, буквально носил его на руках. Как будто ему не давали, запрещали, и он отвоевал себе это право кровью. Откуда Цзинь Лину было знать, что так оно и было на самом деле? Мелким мальчишкой он сам любил залезть к нему на колени, прижаться, счастливо сопеть куда-то в расшитое золотом плечо. Он единственный с ним играл, шутливо боролся, делал вид, что сейчас задушит или покусает, а потом позволял себя побеждать. Тем страшнее было оказаться в настоящей удавке, которая врезается в шею. Особенно когда удавку на его шее затягивает единственный человек, который так его любил. Которого он так любил.Дядя Чэн — с ним было невозможно. Да, он знал, что у них одинаковый характер, кто-то из прислуги сказал, что это в бабушку. Госпожа Юй отличалась непростым нравом, но и она умерла. Это была своеобразная любовь двух взрывных людей — старшего и младшего, с дядей Чэном они орали друг на друга, и Цзинь Лин не понимал, почему с ним нельзя играть так же весело, как с дядей Яо. У него отняли даже возможность ненавидеть старейшину Илина, ненавидеть Призрачного Генерала, винить их в смерти родителей. Оказавшись в пустоте, одинокий и растерянный, он не мог не плакать. Ему только это и оставалось — рыдать, прижимая к себе отцовский меч, и собака не могла его утешить, только скулила, тыкаясь мокрым носом в щёку. Но даже привязанностью к собаке его попрекали. Да, всё уладилось. Как все радовались — удалось разоблачить и победить злодея, страшного лжеца, убийцу, преступника, притворщика. Удалось оправдать старейшину Илина, и даже Призрачный Генерал не виноват. Справедливость торжествует? Все счастливы? Цзинь Лин всё время чувствовал расползающуюся дыру где-то в груди, и уходил подальше в лес. Не помогала ночная охота, он пробовал напиться, он не хотел жить. Чувство долга, исключительно чувство долга — он последний из наследников клана, он должен. Поэтому когда его, плачущего, обняли чьи-то руки, он даже не посмотрел, кто это. Кто оказался в лесу рядом, кто прижал к себе, кто спрятал его лицо у себя на груди и долго держал, позволяя проораться, гладил по голове, и так уютно молчал, не пытаясь заставить его перестать, вспомнить про долг, вспомнить про клан. Опустошённый и зареванный, он цеплялся за этого незнакомца, боялся разорвать кольцо объятий, а когда, наконец, нашёл в себе силы поднять голову, просто окаменел. Единственным человеком, который проявил такую чуткость, оказался мертвец. Не кто-то из мира живых, а лютый мертвец, убивший его отца собственными руками. Да, помимо своей воли, но всё же… Цзинь Лин тогда спасся бегством. Молча. И сам пришёл в маленький домик на отшибе, когда пустота снова попыталась его сожрать. Вэнь Нин молча открыл ему дверь, молча впустил, и так же молча прижал к себе. Этого хватало. Этого действительно хватало — в объятиях вечной надёжной смерти Цзинь Лин мог позволить себе быть живым. Между ними ничего не было, кроме долгих часов на его личное горе. А потом он пришёл невовремя. Просто невовремя. Примерно так, как сейчас вбежал Вэй Ин, потому что даже лютый мертвец, оказывается, нуждается в большем. Цзинь Лин даже не смог закрыть дверь, просто смотрел, как Лань Сычжуй рывками натягивает на себя покрытое страшными шрамами тело, как вбивается резкими толчками, как кончает, кусая губы. А Вэнь Нин после этого выглядит больше живым, чем мёртвым, и даже дышит, действительно дышит. Лютый мертвец не устаёт, не страдает от боли, не способен сам возбудиться без специальных энергетических практик, не может заплакать, с трудом улыбается. Но у него бездна терпения, часто печальные глаза и мягкие губы. И надёжные руки. В тот вечер Цзинь Лин не ушёл. Он упрямо дождался, пока Вэнь Нин оденется, угрюмо поздоровался со смущённым Сычжуем, а потом обнял Призрачного Генерала, спрятал лицо на его груди и затих. Так всё началось. Трудно. Через боль. Через негодование. Через отвращение к себе и страшное чувство вины. Что угодно, лишь бы снова не остаться одному. Лишь бы у него не отнимали Вэнь Нина. Первый раз в постели. Первый опыт — с лютым мертвецом, и когда его губы сжимаются вокруг члена, хочется выть и орать во всё горло. Он себе и не отказывал. Вот и Сычжуй говорит — ты слишком громкий. И всё испортил. И что теперь? Он объяснял короткими бессвязными фразами, сухими глазами смотрел в стол, и всё мучил чашку с остывшим чаем. — Я его не отдам, — снова повторил Цзинь Лин и зло уставился на Вэй Ина. — Если будет нужно, буду с тобой драться. С тобой, с ним, со всеми вами. Сюэ Ян молча похлопал его по плечу. Он не перебивал, только иногда растягивал в недоброй усмешке окровавленные губы, косился в сторону молчаливо внимающих ?судей?. — Цзинь Лин, — наконец выдохнул Вэй Ин. — Ты меня неправильно понял. Я никого не собираюсь у тебя отнимать, и… прости меня. Прости, я дурак. Не подумал. — Здорово. Что там было про эгоизм, учитель Вэй? Бревно в глазу не жмёт? — Сюэ Ян отнял чашку у Цзинь Лина и залпом выпил. — Давайте я скажу, что вижу?— Боюсь даже представить, что ты можешь сказать, — Вэй Ин неприязненно поморщился. — Да, я неделикатный сукин сын, я знаю. Зато я вижу, что глава клана Не был абсолютно прав. У этого человека уникальная воля к жизни и сильнейшие созидательные инстинкты. Каюсь, это я пытался его усмирить — цепи, гвозди в голове. Моих рук дело. Вэнь Нин, прости, что ли. Дело прошлое… теперь понимаю — это не я безрукий идиот, это у тебя совершенно особый случай. Бестактный вопрос: что ты чувствуешь? — Я чувствую себя живым, — с запинкой ответил Вэнь Нин. — Почти живым. — Что, если я скажу, что нашёлся способ стать совсем живым? Для этого не придётся отнимать жизненные силы у своих юных возлюбленных — не возражайте, я вижу то, что вижу. Да, он не отнимает силой, вы даёте сами, и у вас обоих по молодости лет жизненных сил в избытке, плюс взаимная привязанность.— Я его люблю, — тихий убеждённый голос до этого момента помалкивающего Лань Сычжуя растерял всё смущение. — Это не просто привязанность.— Кого из них? — Обоих, — твёрдо ответил он. — Ханьгуан-цзюн, простите меня. Я знаю вашу печальную историю, но не повторю ваших ошибок. Я слаб и не готов ждать двадцать лет. Жизнь подчас слишком коротка. — Дитя, прибереги пылкие признания для разговора наедине, — Сюэ Ян фыркнул. — Тем более, что есть прекрасный способ доказать свою любовь делом. У тебя есть то, что сделает это тело живым. Полностью живым, со всеми приятными бонусами. Жаль, что он начнёт стареть и станет смертным, но при таком уровне ци это будет не скоро. — А я? — вскинулся Цзинь Лин. — Ты ему не кровный родственник, поэтому здесь ничем не поможешь. Зато ты кровный родственник другому человеку, который тоже выразил желание вернуться. Насколько я помню, ты его очень любил в своё время. Хочешь вернуть своего дядю? Цзинь Лин в изнеможении пошарил вокруг руками, снова вцепился в меч. — Деликатность летящего в голову топора, — прошипел Не Хуайсан.— Зато я не врываюсь в чужие спальни, — парировал Сюэ Ян. — И… и маму? — сипло прошептал Цзинь Лин. Он с бешеной надеждой подался вперёд, лихорадочный взгляд перебегал с одного лица на другое, и от того, как перед ним все по очереди опускали глаза, становилось трудно дышать. Лань Чжань покачал головой, поставив точку на этой надежде. Цзинь Лин судорожно сжал зубы, дышал с надрывом, пока Вэнь Нин не подошёл к нему и не развернул к себе лицом. Привычно прижал к себе, вцепившись пальцами в затылок, удерживал мелко дрожащее тело. — Она не хочет? — глухой голос судорожно прервался. — А-Лин, — Сычжуй подвинулся ближе и обнял его со спины. — Твоя мама, скорее всего, уже родилась где-то ещё. Где-то растёт маленькая девочка, пусть у неё всё будет хорошо. Таков порядок вещей. Хочешь, я узнаю? Ханьгуан-цзюн, вы ведь можете узнать? — Могу, — выдохнул Лань Чжань. — Господи, как стыдно, — простонал Вэй Ин.Цзинь Лин, только что с трудом сдерживающий слёзы, выбрался из объятий и зло сверкнул глазами.— Тебе стыдно? Да кто ты такой, чтобы меня стыдиться?! Ты же сам!!! — Стоп, — Вэй Ин поднял руки, демонстрируя ладони. — Цзинь Лин, мне стыдно, что я оставил тебя в одиночестве. Мне стыдно, что я не подумал — взрослый человек, целый старейшина Илина, и не подумал. Да, бревно в глазу. Я ведь знал, что Цзян Чэн тебя не обнимет. Почему я не догадался?— Только твоих объятий мне и не хватало, чтобы окончательно рехнуться. Я бы с собой покончил, если бы ты ко мне полез, — Цзинь Лин снова упрямо ткнулся лицом в грудь Вэнь Нина и дышал туда, цеплялся за одежду побелевшими от напряжения пальцами. — Не нужно про самоубийство, — тихо проговорил Сюэ Ян и рефлекторно слизнул всё ещё проступающую на губах кровь. — Что мне сделать, господин Вэй? — Вэнь Нин преданно смотрел на него. — Выслушай их, и прими решение. Сам. Считай, что это мой приказ. Не Хуайсан, расскажи ему. — Здесь молодые адепты, — напомнил Лань Чжань.— После того, что мы видели, можно вообще не переживать за их молодость. Поздно, выросли. Цзинь Лин ещё раз судорожно выдохнул, с трудом разжимая пальцы и отпуская Вэнь Нина. Сегодня у него никого не отнимут. Никого. Он нашёл руку Сычжуя и взял его за запястье, как будто поймал беглеца и не знал, что с ним делать. Они так и сидели втроём, прижимаясь друг к другу, наплевав на все возможные приличия. Никаких уступок пустоте. Больше никогда.