Утро после Хэллоуина. (1/1)

Утро первого ноября началось для меня очень сумбурно, из-за того, что я пыталась понять, не приснился ли мне весь вчерашний вечер. Я лежала на кровати, поверх пледа, смотрела на скошенный потолок чердака, вспоминая всё в мельчайших деталях. Это не было сном.Во-первых, на моём столе лежал пакет со вчерашними покупками. Во-вторых, я не увидела старую федору, которая подходила к моему импровизированному костюму Крюгера. А в-третьих, во рту у меня был мерзопакостный тошнотный привкус крепкого алкоголя. Маленький электронный будильник над кроватью показывал, что сейчас десять утра, воскресенье, первое ноября. Я вскочила и почувствовала, как желчь катится по пищеводу вверх. Еле добежав до ванной, я склонилась над раковиной. Нет, меня не вырвало, но я простояла в таком положении несколько минут, пытаясь прийти в себя. Зеркало отражало моё бледное лицо в окружении спутанных волос невнятного цвета. У меня очень светлая кожа, на которой легко появляются синяки, видны все жилки из-за чего я выгляжу болезненно, особенно в сочетании с волосами непонятно какого цвета?— они не русые, не светлые и не рыжие. Белки глаз красные, моргать больно. Я уснула в контактных линзах, с гримом на лице. Я смываю чёрную краску с век. Вчера у меня обветрились губы и сейчас они кажутся почти красными. Я машинально облизываю их, морщусь. Я взяла зубную щётку, надавила на неё зубную пасту и принялась чистить зубы, пытаясь понять, как мне поступить. Я могла проторчать весь день дома, есть ?m&m's? и мармеладных пауков, которых купил для меня папа, пойти прогуляться или же поехать в ангар и найти Бада Реппертона. Я вздрогнула, конечно же, меня буквально тянуло в мастерскую. Быть может там я приду в себя, ведь когда я садилась за руль ?Вэлианта? все казалось мне простым и понятным. Мне нравилось даже просто сидеть в салоне этой машины. Она была необычная. Это была первая по-настоящему моя вещь. По-настоящему классная. И это была не просто тачка. ?Вэлиант? казался живым организмом, реагирующим на манипуляции с его поршнями, колесами, покрышками, его помятым, но все ещё крепким кузовом, его виниловыми, приятно тёплыми сидениями. Мне нравилось в мастерской, нравилось слушать аудиокниги в наушниках, искать в отсеке с заржавевшими запчастями что-то подходящее. Быть может, это было первое место в моей жизни, где мне не приходилось сливаться со стеной и притворяться, что меня не существует. А ещё там не было глупых легкомысленных девчонок из школы, которые считали, что если ты весишь больше 120 фунтов и ежесекундно не поправляешь помаду, то ты должна стыдится своего существования, признать себя лесбиянкой или же до конца школы терпеть всевозможные унижения. А ещё… Впервые взрослый человек высказывал мне своё уважение и говорил со мной на равных. То, что это был мистер Реппертон делало этот факт ещё более фантастичным и заставляло меня ощущать, как приятное тепло разливается по каждой клеточке моего тела, когда он одобрительно кивал, глядя на меня за работой. По сути дела, мистер Реппертон представлял из себя повзрослевшую версию своего сына, с такими же светлыми волосами, просто невероятно высоким ростом и уверенностью в себе в каждом жесте. Как бы мне не хотелось провалиться со стыда от этого факта, но мне нравился его сын. Бад, чёрт бы его побрал, Реппертон… Молодой наглый ублюдок, который заставлял меня дрожать от страха, когда я замечала его, а потом ощущать странное желание коснуться его губ и всего остального, заглянуть в его синие глаза. Даже сейчас я покраснела от этого желания. Мне снился этот насмешливый засранец, будь он неладен. А вчера вечером, когда он прижался губами к моему уху, так, что я чувствовала его горячее дыхание и тяжёлый запах алкоголя, меня бросило в дрожь. Я никак не могла успокоиться или поверить в это, в то, что он шепнул мне, в то, из-за чего он надрался и схватил меня за руку… И заставил выпить своё обжигающее губы сначала чем-то приторным, а потом разносящее по телу жар пойло… Думать о его словах было мучительно-приятно. То, что дела обстояли так, я и представить не могла… Моя мама ненавидела таких, как Реппертоны. По её мнению, только благодаря их сексистским, расистским и прочим ?истским? взглядом президентом стал Дональд Трамп. Синие воротнички, крутящие колесо экономики Америки, покупающие дешёвое пиво в ?Уолмарте? и работающие по 12 часов в день. В молодости они само олицетворение наглости, нахальности и привлекают к себе внимание своим асоциальным поведением, а к тридцати годам они погрязнут в долгах, кредитах и ненависти к любому, кто успешнее их?— сказала бы моя мама, словно бы вела лекцию. Любой, кто работал не за компьютером или больше шести часов в день по её мнению был плебеем, тупицей, синим воротником. Её всегда волновало моё стремление к технике, к тому, что я пыталась что-то мастерить, или открыть капот папиного ?Форда? и изучать его внутренности. Простые манипуляции с двигателем помогали мне сосредоточиться, в то время как моей матери казалось, что любая работа, где можно было запачкать руки это что-то для людей третьего сорта. Безусловно, она была ханжой и лицемерие стало её второй натурой. Её дочь не будет изучать механику, так как это курс для неотесанных мужланов и тупиц, не способных к интеллектуальному труду. После её демагогии я практически назло записалась на курсы автомеханики вместо ещё четырёх часов английского в неделю в том году.Реппертон постоянно ошивался на занятиях в классе автомеханики, это была его специальность.Бад дважды оставался на второй год, но не потому что был тупым, как бы сказала моя мама. Что касалось его ума?— Бад действительно быстро соображал, когда ему это было нужно или выгодно, а в школе он ленился и делал то, чего хотел.С ним ничего не могли сделать, кроме как оставить после занятий или же отстранить от них. Из-за отстранений и прогулов Бад и оставался в школе. Бад не хотел взрослеть. Потому что его ждало только одно: работать по 60 часов в неделю на своего отца или в подобном месте, получать меньше ста долларов в неделю. В нём кипела какая-то ярость по отношению к таким людям, как моя мать. Из-за чего он и начал насмехаться и намеренно сталкиваться со мной в школьных коридорах, говорить, что мне быстро надоест и чинить тачки это не для девчонок, пытаться меня всячески задеть и заставить встать на сторону моей матери. Уже тогда работал в автомастерской после школы, поэтому на занятиях механикой он мог спать и всё равно знал больше всех о машинах. Чувство к Баду было моим постыдным секретом. Иногда я просыпалась среди ночи, после того, как этот засранец в моём сне зажимал меня к стене класса и делал то, что ему вздумается.Я вышла из душа, переодевшись во вторые неразношенные джинсы и старенькую футболку, с надписью ?Hey, stoopid!?, которую носила только по дому. Моя мама хотела прожить мою жизнь по своим планам. Единственной причиной почему у меня был друг, а именно?— Дэннис Гилдер был сыном заместителя директора в её колледже и наши матери были лучшими подругами. Они считали, что мы с Дэннисом рано или поздно станем парой. Ха! Дэннис, конечно, общался со мной?— и даже не натужно, словно это была повинность, но ни о какой симпатии не могла идти речь. Всё его девушки были кукольными блондинками, не отрывавшимися от ?айфонов? и ревнующими его ко всему, что в теории могло носить юбку. Даже ко мне. Поэтому чаще всего его отношения длились от недели до месяца, а потом мы опять сидели у меня или у него и я помогала ему с сочинением по ?Убить пересмешника? или ?Над пропастью во ржи?, рассказывала ему об аниматронике или слушала его жалобы, хотя жаловаться Дэннису было не на что. Квотербек в команде по регби, высокий крепко сложенный шатен с конфетно-смазливой внешностью, лояльными до крайности родителями и своей машиной. Однако это была моя плата за дружбу, выслушивать то, как Дэннис придумывает себе проблемы. Я спускаюсь вниз, на кухню. Мой папа сражается с кофемашиной за чашку капучино без кофеина. ?— Надо прожать клавишу,?— напоминаю я и делаю всё сама. ?— Доброе утро, как съездили в кино? —?Интересуется папа. Он очень милый и ранимый человек, даже удивительно, что до сих пор они с мамой не развелись. ?— А, отлично. Дэннис уснул на последнем фильме. Пап, я сейчас поеду в мастерскую. А где мама? ?— В парикмахерской, у неё стрижка и окрашивание. Точно не хочешь остаться дома? —?Он включает телевизор в гостиной, натыкается на ?Дарью?, мы иногда смотрим этот мультсериал с ним. Я достаю пачку ?Лаки чармз?, миску и молоко, засыпаю хлопья и иду составить компанию папе. Мы похожи с ним внешне, я выше его на один дюйм, у него светлые глаза и такая же молочно-белая кожа как у меня. Папа преподаёт историю. ?— Твоя мама, конечно, всё ещё обижается, что ты постоянно работаешь над своей машиной. А мне кажется удивительным, что ты во всём этом разбираешься. ?— Па, я и в детстве чаще играла в машинки,?— смеюсь я. Мой папа коллекционирует модели машин прошлого. От него я и узнала о ?Кадиллаках?, ?Понтиаках?, ?Тандербердах? и конечно же, ?Плимутах?. Кажется, мой папа испытывал тоску по золотому веку американского автопрома. Он рассказывал мне о ?Форде? и вкладе в историю Генри Форда. Только вот папа интересовался историей машин, их теорией, а я считала, что не существует лучшего способа узнать о чём-то, как попробовать это. Мы посмотрели пару серий ?Дарьи? и я побежала собираться. В итоге я просто заправила футболку в джинсы, накинув сверху джинсовку со значком-пином в виде VHS-кассет ?Пятницы, 13?, "Хэллоуина" и ?Кошмара на улице Вязов? и собрала всё ещё влажные волосы в пучок двумя палочками из китайского ресторана, откуда мама часто заказывала еду. Я еду к окраине Либертивилля на дневном автобусе, ощущая трепет и то, как с каждой минутой моя уверенность в том, что мне нужно увидеть Бада Реппертона исчезает. По пути я решила заскочить в оптику, где купила на Хэллоуин пробную пару линз. Мне не хотелось снова надевать тяжёлые, неудобные очки с дужками, обмотанными скотчем. Они даже на носу перестали сидеть после той драки и чуть что с меня слетали, один раз они слетели внутрь капота, когда я меняла свечи и я еле их оттуда вытащила. В мастерскую я приезжаю после трёх часов дня, там довольно пусто?— в воскресенье никто не копается в тачках. Мистер Реппертон сидит в своём кабинете, с открытой дверью и считает прибыль за неделю. ?— А, это ты… Я уже думал закрываться. ?— Извините, мистер Реппертон,?— я смотрю на его опущенную вниз, к бумагам голову, на то, как он скрепляет счёта,?— а Бад сегодня не здесь? ?— Думал подъехать к четырём, тогда я могу тебя тут оставить. Или дать тебе ключи,?— между бровями у мистера Реппертона залегает складка, он что-то обдумывает. Я всё ещё стою в дверях его кабинета. ?— Шона, ты ведь работаешь? —?Интересуется мужчина. ?— Да, в закусочной,?— киваю я. ?— Значит, платишь мне из собственного кармана, а не трясешь деньги с мамочки и папочки? —?Насмешливо уточняет Билл Реппертон. ?— Да. Мои родители… Ох… В общем, они против моей машины. Им не нравится, что я хочу восстановить ?Вэлиант?.?— Им не нравится, что у тебя подержанная тачка? —?Мистер Реппертон отодвигает от себя счёта, складывает их в ящик стола. ?— Нет, им не нравится, что я занимаюсь ремонтом самостоятельно. Моя мать считает, что подобными делами должны заниматься немного другие люди,?— я не могу сказать, как Регина Каннингем отзывается о таких, как мистер Реппертон. ?— Они боятся, что ты запачкаешь ручки? —?Тон Реппертона становится насмешливым. ?— Типо того. ?— Кстати, твоя мама ведь Регина Моррисон? —?Поднимает бровь мистер Реппертон. Я вспоминаю девичью фамилию мамы, её снимок в школьном альбоме, настоящая красавица в голубых джинсах и топике позирует, запрокинув назад голову с длинными рыжими волосами. И медленно, неуверенно киваю. ?— Знаешь, в старшей школе она относилась к рабочим парням вроде меня иначе,?— он подмигивает мне,?— если она что-то скажет про твою машину, напомни ей про август девяносто третьего. И передай привет от меня и заднего сидения моей первой машины. —?Наверное, у меня на лице читается такое изумление, что мистер Реппертон добавляет: ?— Поверь мне её не всегда интересовало есть ли у её парня докторская степень,?— с широкой улыбкой поясняет он,?— будешь колу? —?Я киваю, ощущая как внутри во мне удивление смешивается с негодованием и чувством, что я знаю гаденький секрет моей мамы. О котором, скорее всего, не знает мой папа. Он старше мамы на двенадцать лет и к тому моменту, как она закончила школу уже защитил диссертацию. Я беру холодную банку с колой и ещё раз думаю о том, насколько моя мама лицемерная. Это же надо… Пью газировку, сопоставляю факты. ?— Я позвонил Баду. Можешь побыть тут,?— бросает мне Билл Реппертон, когда я снимаю брезент с ?Вэлианта?. Он уходит, а я достаю ключи с простым брелоком?— никакой сигнализации тут ещё не было, только кусочек кожи с толстой строчкой. Я медленно глажу брелок между большим и указательным пальцем. Сажусь на водительское сильнее, откидываюсь. Тут такие большие сидения, что при желании, я могла бы тут спать почти горизонтально. Я закрываю глаза и представляю себе ту эпоху, когда ?Вэлианты? и восемнадцатифутовые универсалы встречались на каждом шоссе, на каждой дороге и у каждого супермаркета. Я слышу грохот тяжёлых дверей ангара. И вижу, как стремительной походкой в мастерскую заходит Бад с очень хмурым лицом. Просто невероятно злой. Я ощущаю, что начинаю сползать вниз по винилу сидения, хочу стать маленькой и спрятаться. ?— Ты меня хотела видеть? —?Бад бросает куртку на откидной металлический стол из пластины стали, закатывает рукава джинсовой рубашки. ?— Да… Я хотела поговорить с тобой… О том, что ты вчера сказал… —?Я выбираюсь из ?Вэлианта?, ощущаю, как ноги становятся ватными. Бад бросает на меня быстрый взгляд, широко ухмыляется.—?Кажется, я тебя не понимаю,?— я встаю прямо перед ним, мы в укромном уголке отсека, где стоит ?Плимут?. Меня жжёт тяжёлый взгляд Бада и я начинаю пятиться, понимаю, что вчера Бад решил проверить, а нельзя ли сделать меня ещё более уязвимой перед ним.Порывистым движением Бад зажал меня в угол, а следом хлопнул ладонью по металлической обшивке ангара. Мне страшно и я пытаюсь этого не показывать. Но надо мной навис Бад Реппертон. И я чувствую исходящий от него сильный запах пота?— не противный, даже скорее приятный мне, смешанный с запахом его сигарет и жевачки, вижу каждую потертость его джинсовой рубашки на кнопках. Бад прижимается вплотную, его левая рука на моём плече, ладонь с длинными пальцами горячая, кожа на них грубая. Я вижу, как он раздувает ноздри от недовольства или злобы. У Реппертона светлые, цвета мокрого песка волосы и синие, поразительно яркие и глубокие, словно сам океан, глаза. Я смотрю на него снизу вверх и для меня это довольно необычно, так как я выше многих парней. Он молчит и тяжело дышит. Я дышу также глубоко, мы делаем это практически в одном ритме. Я жду, когда он сорвется и это ожидание?— хуже всего. Ну же, давай, скажи, что это была тупая шутка, а я повелась на неё.Мне практически также плохо, как тогда, когда я набросилась на него, ощущая невероятный прилив сил в руках, ощущая, как сильно бьётся его сердце, пока я сидела у него на груди и молотила кулаками по его лицу с крупными чертами, готовая вот-вот коснуться его лица своими губами. Я ещё ни разу не целовалась, ни с кем… Ну давай, сделай что-то раз схватил, зажал… Зачем ещё держать со мной зрительный контакт? Как долго я ещё буду обмирать от твоей ладони на своём плече, смотреть на твой длинный нос в профиль, на твои синие глаза?Я вздрагиваю, когда Бад меняет положение головы?— думаю, что сейчас он меня ударит. Но когда его лицо наклоняется влево и его губы накрывают мои… Сказать, что я офигеваю и ещё больше не понимаю, что происходит?— не сказать ничего. Его губы?— сухие и растрескавшиеся, солёные, я ощущаю как вторая ладонь Бада сползает со стены и оказывается на поясе моих джинсов. Он заводит ладонь мне на бедро, а затем кладет руку мне на ягодицу. Воздуха начинает сразу как-то не хватать и я приоткрываю рот… И тут язык Бада резко входит в мой рот, одним хищным броском. Я кладу руки ему на плечи, понимаю, что это не сон, поскольку его язык действительно скользит внутри моего рта, по нижней губе, снова внутрь?— и я натыкаюсь на него своим языком, мои руки скользят по его крепкой, словно из дерева вытесанной спине, останавливаются на талии. Я чувствую его вкус на своём языке. Кровь прилила к моему лицу. Та ладонь Бада, что лежала на моём плече, сжимая его до боли, спадает вниз, ложится на грудь?— на секунду, Бад соображает, что это уже слишком и хочет убрать руку, но я накрываю его ладонь своей. Под футболкой и чашечкой бюстгалтера сосок наливается до сладкой боли, упирается в два слоя ткани, а затем Бад слегка сжимает пальцы на моей груди и я издаю тихий стон. Меня словно молния только что пронзила. Губы Реппертона влажные, стали темнее от притока крови.—?Ещё,?— умоляю я,?— ты засранец.—?Скажи мне то, чего я не знаю. —?Бад кладёт обе руки мне на грудь, его пальцы поглаживают их верх, то, что не прикрыто бюстгалтером, только тонкая футболка отделяет мою кожу от его. Пульс стучит в ушах, сердце колотится так, как будто я пробежала кросс.—?У тебя соски встали… Ты такая чувствительная?—?Я… Я не знаю. Я в первый раз целуюсь. —?Мы говорим шепотом. Бад оттягивает ворот футболки, его пальцы нежно ползут по моей шее.—?Ты ещё целка? —?Хитро улыбается Бад. Я молчу, кровь приливает к лицу?— ещё один минус светлой кожи. Он что, хочет чтобы я до смерти покраснела? Следующего действия я просто не ожидала. Он вытягивает указательный и средний палец и ведёт ими по шву моих джинс, прямо промеж ног. Я захожусь в стоне, ощущая, где именно Бад надавливает пальцами на плотный материал. Его касания даже через три пары джинс я бы ощутила.—?Целее не бывает. Кончишь если я просто сниму с тебя трусики,?— грубо констатирует Бад. Хитроватая улыбка не сходит с его лица, он доволен. Я опускаю взгляд и вижу заметный бугор, натянувший ткань его брюк цвета хаки. Я смущаюсь, потому что… Да, я знакома с мужской анатомией. В теории.—?Знаешь что? У меня никогда ещё не было девственницы. Это заводит. Хочешь меня потрогать? -Спрашивает Бад. В его глазах пляшут чёртики. Он нежно берет моё лицо в свои ладони, они настолько большие, что я чувствую, как кончики пальцев сплетаются на моём затылке.—?Д-да,?— я просто не знаю, куда деться от стыдливости.—?Теперь ты поцелуй меня. А я тебя направлю. —?Я встаю на носочки. Бад единственный, кто настолько меня выше. Я облизываю губы и все ещё с прикрытым ртом касаюсь губ Бада. Я изучаю их, слегка прикусываю нижнюю губу, коротко касаюсь кончиком языка верхней, мой язык совсем не так входит в рот Бада, как его. Я двигаюсь по его губам и скольжу по его ротовой полости, ощущая как язык Бада пытается вытолкнуть мой язык из своего рта. Это похоже на соперничество. Очень приятное, особенно когда руки Бада оказываются на моих. Они гладят плоский живот под рубашкой, а затем я натыкаюсь на его ремень и пытаюсь одернуть руку, словно прикоснулась к раскаленной решётке радиатора, но Бад с усилием нажимает на мою ладонь и она проскальзывает под его не тугой ремень. Я натыкаюсь на что-то горячее, очень твёрдое и пульсирующее. Моё тело лучше меня знает, где ему реагировать на тело Бада.Между ног становится горячо, джинсы кажутся очень тесными, хочется поёрзать, испытать разрядку.—?Смелее, там не укушу точно,?— подавил смешок Бад. Моя рука скользит по жутко мягкому материалу его трусов и по твёрдому бугру под ними. Он заметно больше моей ладони, я уже и запястье ему в штаны засунула, а задвердевшая плоть Бада ещё не кончилась.—?Сожми его. —?Командует Бад, полуприкрыв глаза.—?Тебе не будет больно?—?Мда уж… —?Бад распахивает глаза, смотрит на меня:?— Шона, если ты не сделаешь это, я сам сделаю гораздо грубее. Чёрт возьми, Каннингем, я на первом свидании трахал девчонок в рот! —?Злится Бад и я сжимаю его член через ткань, тот очень сильно оттянул резинку на его трусах. А затем, глядя в безупречное море синих глаз Реппертона, отодвигаю трусы с его ствола. И беру его в руку, ощущая жар и пульсацию крови, текстуру кожи?— она и гладкая, и бархатистая, и нежная. Бад вздрагивает. Я вспоминаю все похабные моменты из романов ужасов, а их я прочитала на удивление много и примерно половина из них изобиловала эротическими сценами. Я двигаю рукой, вверх?— вниз, сжимая пальцы посильнее на атласной влажной головке. Бад коротко ругается через сцепленные зубы, дёргает ремень, молнию на джинсах. Они сползают до середины бёдер и я вижу перед собой его член. По ощущением в руке он был большим и толстым, но визуально он казался огромным. Анатомически правильным. С пурпурной головкой и сетью вен вокруг ствола. Бад дышит прерывисто, громко. И одобрительно говорит:—?Дааа, ещё раз так. Давай, сожми сильнее, ещё, ещё… Быстрее… Чёрт, где ты так научилась?!—?Книжки читала… Разные. —?Я смотрю то на запрокинутое лицо Бада, то на его огромный поршень. Стыдливость прошла и пришёл интерес, что я ещё могу сотворить с Бадом эдакого? Реппертон реально дрожит от моих прикосновений, это внушает мне уверенность в том, что я делаю с ним что-то очень правильное. Я очень медленно наклоняюсь и смотрю на головку его пениса. Бад уже даже не просто тяжело дышит, а издает короткие низкие стоны. Когда мои губы охватывают головку?— я сначала боялась, что даже так не смогу сделать, больно большой у Бада, Бад стонет в голос одно короткое слово:—?Ещё! —?Я ощущаю, как горячо становится внизу моего живота, в джинсах и трусиках не просто тесно?— невозможно, кажется, что швы упираются мне прямо в самые нежные местечки, а я переставляю руку и беру член парня в рот, на сколько поместится. Соски трутся о ткань, мне хочется сделать Баду приятно, а он только устремляет взгляд вниз и вздыхает:—?Это тоже из книжек? —?я киваю, чуть не подавившись, ощущаю руки Бада на своих плечах и пытаюсь повторить то движение в кивке. У меня получается, его член скользит в моём рту плавным размеренным движением. Неожиданно он судорожно вздрагивает, раз, второй, четвёртый, а в рот мне брызгает горячая, солоновато-сладкая пряная густая жидкость. Брезговать уже поздно, всё во рту, весь вкус я ощутила и я глотаю. Бад ещё тяжело дышит и смотрит на меня, с восторгом и удивлением:—?Ты проглотила? —?Почему-то мне не становится стыдно сейчас за лёгкий упрек в его голосе, наоборот, все ещё стоя на коленях, я очень довольна. Бад хватается за стену.—?Меня ноги не держат. —?Он пытается застегнуть молнию, однако это за него делаю я. Бад садится рядом, на пол. Мы сидим так несколько минут, я не понимаю, что за наваждение нас только что накрыло.Закрыв глаза, я ещё раз прокручиваю все в голове.Я ощущаю пальцы Бада на моей щеке, поворачиваю голову.—?Это было великолепно,?— от его одобрения у меня мурашки по коже. Мы встаём с холодного и грязного пола ангара, Бад подхватывает меня, сажает на столик, где валяется его косуха. Он снова целует меня, но в этот раз в шею, так, что я вскрикиваю. Бад стоит промеж моих раздвинутых ног, гладит мою ногу по джинсам вверх, все ближе к промежности. Я захожусь в стонах, когда его ладонь оказывается под моим телом, а большим пальцем он упирается… В общем, понятно куда он упирается и водит им через плотную материю вверх?— вниз. Мне хватает минуты этой пытки и я содрогаюсь всем телом, откидываюсь на руку Бада, обнимаю его. Я вдыхаю запах его тела. Да, он потный, запах естественный и резкий, но мне нравится.—?Не думал, что так может быть… —?Удивлённо тянет слова Бад,?— ты уже кончила? Я же ничего не сделал. —?Я чуть не плачу. От радости, да и от того, что Бад сейчас явно тупит.—?Не думаю, что ты хочешь тут проторчать весь вечер. Поехали, прокатимся. —?Я сползаю с его куртки, беру джинсовку с капота ?Плимута? и смотрю на машину. Такое ощущение, что фары и решётка приняли более хищное очертание. А ещё… Когда я мыла лобовое стекло трещина казалась катастрофической. Я могла представить, как в стекло изнутри врезался один молодой человек. Хотя я слышала, что Ролана Лебей сменила стекло. Бад проходит мимо ?Плимута? и вдруг магнитола начинает орать угрозы под ритмы панк-рока. Эта песенка есть на кассете, я как-то прослушала её целиком.—?Какого хрена?! —?Бад озадачен и испуган. Я открываю дверь и с силой глушу магнитолу.—?Может быть, я её включила, когда сидела внутри. Громкость у кассетника скачет, так что… —?Нахожу объяснение я. Простое и логически верное. Когда я выбираюсь из салона, моя футболка цепляется за ручник, я мешкаю, поправляю его. Кажется, проблем со стояночным тормозом не было. Бад ничего не говорит, но смотрит на машину, на то, как я накрыла её брезентом. ?— Ты так ведешь себя, как будто твоя тачка живая. ?— Ну, я считаю, что у старых машин есть душа,?— нахожусь с ответом я… Особенно, если предыдущий владелец умер на месте, прямо в этой машине. По коже пробегают мурашки. Не самая приятная мысль. Бад запирает ангар, а затем деловито берет меня за руку. Ведёт к машине, у Бада ?Ford Crown Victoria? тёмно-синего цвета, со следами ржавчины у колёс. Он распахивает передо мной переднюю дверь.—?Ты вчера перепил, да?—?Да. А откуда ты знаешь?—?Стояли прямо позади тебя, когда смотрели кино. В смысле, у нас с Дэннисом традиция, вместе справлять Хэллоуин. В том году мы ходили на новый фильм Карпентера про Майерса.—?Я тоже на него ходил,?— кивает Бад и хмурится,?— понимаю, это звучит как претензия, но что связывает тебя и Гилдера?—?Ну, мы дружим, хотя в основном я помогаю Деннису с учёбой и слушаю его нытье, после того, как его бросает очередная девушка. Наши матери дружат, часто заезжают друг к другу в гости, мы постоянно сидели вместе, пока они сидели вместе, делали маникюр и обсуждали остальных преподавателей в колледже. —?Объясняю я, Бад держит меня за руку.—?Вот как. —?Только что Бад сжимал челюсти так сильно, что я заметила желваки на его скулах. Я кое-что понимаю:—?Ты ревнуешь?—?Есть такое. Давно дружите?—?С шести лет.- Тогда,?— Бад очаровательно и хитро улыбается,?— Гилдер просто тупой ушлепок, который не смог за столько лет сообразить, что рядом с ним роскошная девушка. —?Я краснею, ведь Бад говорит совершенно искренне. Он целует меня, на этот раз долгим и очень сладким поцелуем, во время которого я вновь начинаю испытывать жар внутри тела.—?Я, наверное, уже догадался, но тебе нравится Элис Купер? —?Бад ведёт пальцем по выцвевшим буквам на футболке.—?Ты знаешь, кто такой Элис Купер? —?На ум проходит та самая футболка ?Slayer? Бада,?— а что ещё ты слушаешь?—?Мне нравится ?Motorhead?, ?Metallica?, ?Anthrax?, особенно альбом ?Among the Living?, в общем, я гоняю всякое бодрое старьё.—?Это олдскульный трэш,?— выжидаю достаточно времени я. Бад смотрит на меня с восторгом.—?Ты разбираешься в тачках, обожаешь фильмы ужасов и знаешь, кто такие ?Anthrax?. Потрясающе. —?Бад везёт меня в западную часть города, где мои предки бывают редко, а соответственно и я там практически не бываю, хотя там есть неплохой книжный магазинчик, где за бакс можно купить роман Ричарда Лаймона, а за пятёрку я приобрела там роман о девушке с телекинезом, над которой издевалась вся школа. На выпускном бале её облили кровью. Этот фрагмент я хорошо запомнила и обещала себе, что не пойду на выпускной бал. —?Бад, а что ты вчера дал мне выпить? —?Вспоминаю важный вопрос я.—?Это дешёвый бурбон, просто я мешаю его с сахарным сиропом. Так он сильнее ударяет по мозгам. —?Бад хмыкает,?— и выворачивает с него нехило, если честно.—?Я заметила,?— немного язвительно отвечаю я. В городе ещё повсюду, в магазинчиках и на верандах жилых домов стоят фонари из тыкв разных размеров, некоторые дети продолжают бегать в костюмах. В воздухе пахнет прелыми листьями, поздними осенними яблоками и чем-то сладким. Вроде сахарной ваты.?— Хочешь перекусить? Я голодный, не успел ничего перехватить,?— предлагает Бад. Теперь я начинаю узнавать местность, тут можно свернуть к автомобильному кинотеатру, где ещё работает ярмарка, что Бад и делает. В маленьких городах невозможно затеряться, чем они одновременно хороши и плохи. Иногда мне хотелось оказаться в месте, где меня никто бы не знал, где я могла притвориться кем-нибудь ещё, не встречать на улицах одноклассников, которым также неловко как и мне постоянно видеть одни и те же лица. Бад бросает машину на пустыре, сегодня автомобильный кинотеатр закрыт, глина пустыря изрыта протекторами шин, а вот маленькие магазинчики ярмарки всё ещё работают, мерцают оранжевые лампочки гирлянд, в тыквах уже не горят свечи и все равно есть в них что-то умиротворяющее, в этих смешных физиономиях, которыми никого не испугать. Сегодня здесь те, кто не пошёл на праздник вчера?— в основном, семьи с маленькими детьми, школьники младше двенадцати толпятся у передвижного магазинчика комиксов, листают ?Бэтмена? и доедают последние конфеты. Повсюду валяются оброненные кем-то конфеты: леденцы, мармелад, кукурузные карамельки. Это какой-то особый след Хэллоуина. В тире, увешанном мягкими игрушками, стоит скучающий зазывала, на вид чуть старше меня. Он начинает предлагает нам пострелять, один выстрел за четвертак, десять попыток за два доллара. Мы подходим к тележке с хот-догами, другой парень, похожий на зазывалу, мешает в чане с маслом десятидюймовые франкфуртеры.—?Мне с горчицей, но без кетчупа,?— поспешно уточняю я.—?Два без кетчупа, с огурчиком и луком. —?Кивает Бад, парень ловко собирает нам сосиски.—?Три доллара десять центов. —?Бад кладёт деньги на прилавок, мы садимся на скамейку, перед парковым столиком из длинных не лакированных досок.—?Я сейчас подойду,?— Бад отходит к другому трейлеру, вроде бы из старого фургончика мороженщика, я проверяю телефон. На ?фейсбуке? мне пишет Ли Кэбот, ничего сверх просьб скинуть ей список книг или рассказать о том или ином парне из класса, реже?— вопросы о Дэннисе, сформулированные так, словно она думает, что мы с ним встречаемся.?Дэннис говорит, вы вчера ходили в кино??. Я печатаю:?Да, ходили в автомобильный кинотеатр, сидели в машине, а потом он заснул. Если хочешь знать?— Дэннис сейчас свободен. Можешь написать ему.?Она тут же отвечает, словно только и ждала моего ответа:?Ты имеешь в виду, он сейчас ничем не занят???Я хочу сказать, что у него нет девушки. Подружки. Если ты думаешь, что мы встречаемся, то ты ошиблась. Он со мной общается…? я чуть было не пишу?— чисто из жалости, но потом сформулировала: ?как с парнем?— приятелем?. Бад ставит передо мной бумажную тарелку с вишнёвым пирогом и стаканчик с чем-то золотистым, исходящим пузырьками. Садится рядом, я замечаю ответ Ли?— ?Знаешь, пожалуй, я напишу ему?, убираю телефон в задний карман. У меня мерзнут руки, я жалею, что не взяла гловелетты.?— Почему ты ешь хот-доги без кетчупа? —?Бад интересуется даже какими-то подобными мелочами, откусывает почти половину от своей сосиски, перемалывает её мощными челюстями.?— У киоскеров обычно только ?Хайнц?, а он забивает вкус хот-дога. Я люблю кетчуп, но с картошкой. Или в чизбургерах. —?Пытаюсь объяснить я,?— взял такой же, чтобы понять??— Нет. Я всегда так ем. —?Бад уже расправился с франкфуртером, он запивает хот-дог практически всем содержимым своего стаканчика с неоново-красной жидкостью, в то время как я медленно смакую каждый кусочек. Моя мама бы просто прибила меня, узнай, что я ем уличную ?мусорную? еду. Если честно, я не понимаю, чем отличается цыпленок по-китайски, которого нам доставляют на дом или же пицца, заказанная в вечер пятницы домой от той, что будет съедена в кафе. Оказывается, Бад взял мне яблочный сидр, а себе шипучку, из-за чего когда я отпиваю содержимое своего стаканчика, сначала напиток кажется мне кислым и слишком сильно газированным, а потом я начинаю понимать, что мне нравится. Я доедаю хот-дог, смотрю, как Бад ест пирог?— не вилкой, а сразу же берёт весь кусок, едва не роняя на себя всю вишнёвую начинку. Если честно, он выглядит при этом небрежно и круто, из-за чего я тяжело вздыхаю, как можно быть таким естественным, забыть, что вокруг тебя люди? Урони я на себя бы хоть кусочек еды, надо мной к концу ланча уже бы прикалывалась половина школы. Бад к тому же и руки об себя вытирает. Я ем пирог, а Бад держит меня за руку, кладёт её себе на талию, под расстёгную куртку.?— Хочешь что-нибудь ещё? Я хочу сделать тебе приятно.?—Времени почти что десять, завтра в школу, хорошо, что из-за Хэллоуина нам ничего не задали и мне не придётся перед сном читать кучу страниц подробного разбора какой-нибудь книги или биографию её автора со всеми его пьянками, жёнами или экспериментами над своим сознанием. А сегодня я настолько счастлива, что мне просто не хочется в этот вечер отвлекаться на сообщения Ли, на книги, на очередной разговор с матерью, кокетливо поправляющей новую причёску, просто хочется смотреть в синие глаза Бада, чувствовать как его горячие ладони согревают мои. —?Можно мы просто посидим в твоей машине? Я не знаю, чего ещё хотеть. —?Бад приподнимает моё лицо за подбородок, нежно целует, с каждой секундой все больше прижимая меня к себе, пока у меня не начинают болеть ребра. Он очень сильный. В машине мы продолжаем целоваться, я касаюсь губами его шеи, скул, лба, покусываю его за ухо, изучаю каждую чёрточку его рано загрубевшего лица. Ладони Бада просунуты в мои задние карманы, он сжимает мою задницу. Я перегибаюсь через ручник, мы с Бадом слишком высокие, чтобы помещаться вдвоём на одном сидении. В один момент Бад сильно шлепает меня, я дергаюсь и ойкаю.?— Давно хотел так сделать. Вот стоишь, наклонилась у себя над капотом, а я думаю, сломаешь ли ты мне нос, если я подойду и возьму тебя за зад.—?Бад, в тот раз я… Не знаю, что на меня нашло. Просто… Мне кажется, этот ?Плимут? стоит потраченных на него денег и усилий. И да, это первая моя?— по-настоящему моя вещь. Мне пришлось отстаивать моё право на самостоятельность перед мамой. Мне приходится после школы ездить на работу и спать потом меньше шести часов. Без машины я… Я бы не сказала маме, что покупать мне вещи?— это как-то слишком, что я не хочу учиться в колледже у неё, потому что это будет значить, что ещё пять лет моя мама будет говорить, как мне жить, что мне делать и как думать. Я бы не выкинула эти разбитые всем кем только можно очки. Я бы ни за что не попала к вам в автомастерскую.—?А чего хочешь ты? —?Никто не задавал мне таких вопросов. Дэннис мог сказать что-то типо, сделай как она скажет, но забей. Отцу я не говорила то, о чем порой думала.—?Уехать отсюда. Не то, чтобы далеко. Хотя бы в Бангор. До него сто двадцать миль, но… Там никто не будет знать, какая я жалкая, учителя не будут ставить мне в пример мою маму?— она была отличницей, школьной заводилой, красоткой класса и знать не знает, что меня гнобят. Где-нибудь в другом месте другие девушки не будут морщить носы, когда я вхожу в класс, хихикать или говорить за моей спиной, какая я жирная нелепая уродина, что мне бы быть парнем, что Дэннис дружит со мной… —?Я проглатываю ком в горле, пытаюсь не заплакать,?— потому что кто-то распустил слух, что я отсасываю ему и плачу за каждый вечер, когда он приходит ко мне. —?У Бада трепещут ноздри, он плотно сжимает губы, эмоционально реагируя на мои слова. Он обнимает меня, кладёт мою голову себе на грудь, вынимает из волос палочки, державшие пучок, и долго гладит меня по волосам.—?Шона, я тоже хочу свалить из этого захолустья. А ещё… Никогда,?— он поднимает моё лицо, смотрит мне в глаза,?— никогда не говори так о себе. Ты красивая, даже не представляешь насколько, особенно когда снимаешь очки. У тебя сразу такое беззащитное лицо… Я не могу смотреть тебе в глаза из-за стыда, когда ты смотришь на меня вот так, потому что ощущаю себя последней сволочью. Ты думала, я тебя ненавидел?! Чёрт возьми, да я себя ненавидел, потому что боялся сказать тебе при всех, что влюбился, когда ты впервые посмотрела на меня и назвала по имени! Знаешь, сколько раз меня в школе окликали по имени? Да ни разу!!! Я вообще не умею выражать чувства, говорить о них, потому что я сначала злюсь, а потом соображаю. Шона, ты потрясающая, ты упертая, ты не похожа ни на других девчонок, ни на свою мамашу, будь она неладна, потому что ты искренняя, тебе не нужно притворяться кем-то ещё. Ты лучше любой тощей завистливой суки, которая к восемнадцати перепрыгала на всех членах команды для регби, но строит из себя святую. Прости, прозвучит грубо, но я чуть не кончил, когда ты сказала, что ни разу не целовалась! А потом я просто понимаю, что ты можешь делать со мной всё, что захочешь. И я всё равно не буду заслуживать этого.Я плачу, уткнувшись в рубашку Бада, ощущаю что он только что снова перевернул мой мир, когда высказался в ответ, когда он сказал всё это и мы сидели молча минут двадцать, прекрасно понимая друг друга без слов.—?Уже поздно,?— вспоминаю о времени я, когда вижу наручные часы Бада. Одиннадцать с минутами.—?Я подвезу тебя. Заодно узнаю, где ты живёшь.—?Да, только остановится придётся у гаража. Ко мне можно попасть из гаража, а мои родители… Их спальня внизу. —?Я не знаю, почему сообщаю Баду так быстро этот факт. Я раньше никогда не придавала особого значения, что в мою комнату можно попасть почти тайком. Я просто проскальзывала там, когда хотела стать ещё незаметнее, чтобы даже мои родители не знали, что я дома.—?Говоришь, можно попасть через гараж? И что, они не услышат? —?В глазах у Бада вспыхивает дьявольский огонёк. Я киваю, предкам не слышно ни что творится на лестнице, ни что я делаю в своей комнате.—?Хочешь прокрасться ко мне ночью и?.. —?Я снова краснею, пытаясь выдумать, что со мной мог сделать Бад. —?Я не раскрываю самого интересного,?— слегка самоуверенно отвечает Бад, заводит барахлящий двигатель, а тот не поддаётся.—?Ничего сверхъестественного. Тачка одного года со мной. —?Бад поворачивает третий раз ключи в замке зажигания. Я все ещё не могу отойти от его слов.—?А можно тебя кое о чем попросить? —?Спрашивает Бад, оставив попытку тронуться с места сию минуту.—?Да, Бад,?— смакую его имя я. Значит, ему нравится, когда я зову его по имени.—?Хочешь семейную шутку? Мой дед считает, что меня назвали в честь пива, ставшего причиной моего появления.—??Budweiser?? —?Доходит до меня и я чувствую, как улыбка невольно появляется на лице. Бад задумчиво трогает себя за подбородок, чешет светлую практически незаметную щетину. —?Я хотел бы… Зайти к тебе в комнату.—?Если мы сегодня вообще приедем, то давай. Мои предки точно уже спят. —?Бад заводит двигатель, ругаясь на все лады, а затем смотрит на меня:—?Извини, вообще-то я не хотел при тебе ругаться.—?Бад, я слышала вещи и похуже. - Напоминаю я. Мы едем на небольшой холм прямо мимо школы, и я объясняю:—?Нам нужно объехать холм, проехать мимо школы, а затем свернуть на Меллон?— стрит до конца.—?Хорошо. Бад подъезжает к углу моего дома, но не до конца. Машину он ставит на другой стороне улицы. Я подхожу к гаражу?— ворота не заперты, но опущены так, что остаётся щель в фут. Я поднимаю их, с минуту держу для Бада. Он протискивается под ворота, обходит родительские тачки и оказывается прямо у лесенки. Я иду первой, так как хожу так раз двадцать за неделю. ?— У меня в полу люк. —?Я толкаю крышку без шума и оглядываюсь, словно предки ночью могли придти сюда и сесть караулить меня. Однако, они не заходили в мою комнату, когда я была там, считая это уважением моего личного пространства. Что не мешало маме трогать мои вещи днём, проверять карманы или читать переписки в сети. Их было немного: с Дэннисом, парой фанатов фильмов ужасов из других штатов?— таких же неприглядных одиночек, как и я и теперь ещё переписка с Ли Кэбот. Бад входит в мою комнату, чуть не царапаясь об скошенный потолок. Осматривается, повернув голову. ?— Я сама хожу, пригибаясь,?— мы шепчемся. ?Я включаю подсветку над кроватью?— три прозрачные гирлянды, лампу на письменном столе. Бад изучает взглядом мой шкаф с плакатами ?Зловещих мертвецов?, там даже есть моё хэллоуинское фото в костюме Эша, письменный стол, стеллажи с книгами. Долго внимательно смотрит на чёрные обложки романов ужасов. Там же стоят фигурки Крюгера и Майерса, пара папиных моделей, среди которых был "Вэлиант" яркого синего цвета "электрик", стопка cd-дисков и коробка со всякими хэллоуинскими сувенирами и важными для меня мелочами: металлические значки-пины, серёжки и открытки, носки с узорами, гигиенички с запахом газировок, подвеска с опалом, подаренная моим папой. Так же я складывала туда деньги. Сейчас там осталось около сотни долларов, хотя в начале осени там лежали те деньги, на которые я приобрела "Плимут-Вэлиант".—?Потрясающая комната.-?Улыбается он,?— а там? ?— Ванная. —?Отвечаю я, беру свою старую клетчатую рубашку и надеваю поверх футболки. Бад смотрит на меня с таким… Вожделением. ?— Я могу остаться? —?С надеждой уточняет он, всё ещё стоя на люке. Так, если вы думаете, что это люк типо как в полу хижины в лесу в ?Зловещих мертвецах?, то нет, это лёгкая и прочная откидная крышка в самом углу комнаты. ?— Мне завтра в школу, к девяти. Но… Папа и мама уезжают уже в восемь. Так что, думай сам. Если утром мама постучится в дверь, решив что я ещё не проснулась, мне что, тебя в ванну прятать? —?Идея на самом деле завораживающая. Бад Реппертон останется у меня на ночь.- Можно и в ванную. Я хожу по комнате, думаю о том, сколько раз вообще моя мама сюда поднималась. Да ни разу по утрам?— ей нужно уложить волосы, нанести макияж, погладить блузку или платье, что-нибудь обязательно идёт не по её строгому графику и она выбегает из дома со скоростью урагана. Говорю Баду - оставайся. Бад расшнуровывает свои ботинки, снимает кожаную куртку, кладёт её в кресло. Бросает сверху джинсовую рубашку, оставаясь в брюках и футболке, тихо идёт к кровати. Я захожу в ванную и перевожу дух. Лицо пылает, губы припухли от многочисленных поцелуев. Сейчас я выгляжу заметно лучше, чем утром. Я снимаю линзы, оставляю их на полочке перед зеркалом. Бад лежит на кровати, поверх пледа, я вижу его голые ноги. Брюки он тоже снял.Я снимаю джинсы, складываю их и вытягиваю из-под парня плед. Реппертон переворачивается, одним движением сгребает меня к себе. Мы целуемся, мои ладони гладят его спину, плечи, руки, я кажется вот-вот забуду, как дышать. ?— Должен сказать… Я впервые сплю у девушки… Да и вообще как-то не довелось ни с кем ночевать. ?— У тебя же были подружки! —?Шиплю я.?— Занимались петтингом, реже сексом, в машине. Это совсем другое. Ты знакомишься с ней вечером, понимая, что вы проведёте вместе пару часов, может ночь. Ты не зовёшь их к себе домой. У тебя не возникает мысли познакомить её со своими родителями. Кстати, моего отца и деда ты уже знаешь. И ты не засыпаешь с ней рядом. —?Лицо у Бада очень задумчивое. ?— Никогда бы не подумала, что всё это так разграничено. Бад, а ты романтик. —?Я касаюсь его лица. —?Извини за ту драку. Не могу не думать об этом. —?Вздыхает Бад, касаясь моего лица, проводя от переносицы к левой брови. ?— Тогда… Ты держал меня за руки, а у меня в голове застряло только одно ?Он держит твою руку, держит твою руку?. Даже не больно было, когда мне нос вправили. ?— У меня в тот день были другие мысли. На меня сорвался отец, сказал что я вечно буду младшим механиком, а потом он уехал. И я не мог навести порядок. Понимаешь, туда заваливаются те, с кем я общался в школе. Они не понимают, что мне теперь больше не до их приколов, желания оттянуться. А тут ещё вы, смеетесь будто парочка влюблённых, вот я и вспылил. Увидел, как ты на меня смотришь. Ты словно смирилась с тем, что тебя могут ударить. Я отвел руку от тебя, попал по капоту. ?— А я накинулась на тебя, потому что я шесть часов вправляла эту крышку. Шесть! ?— Да, кинулась ты на меня знатно… У тебя действительно хорошо поставленный удар. Я это заслужил. Потом начал отмахиваться, как всегда в драках. ?— Было очень больно? —?Бад странно улыбается, берёт моё лицо в ладони, кажется, я начинаю привыкать к этому его жесту. ?— Шона, мне очень много раз разбивали лицо. Я оклемался и подумал что-то вроде ?Молодец, Бад, ты подрался с девчонкой, которая точно этого не заслуживает и теперь по-любому ненавидит тебя, сломал ей нос. Ну что, самоутвердился??. Я заслужил в тот вечер получить ещё и от папаши. Да чёрт возьми, любой бы мог дать мне пинка. Даже Гилдер, который стоял и смотрел на нас. Потом мне было просто невыносимо. А ещё позже Гилдер начал с тобой таскаться, хотя он ни чёрта не понимает, что ты делаешь и помощи от него никакой. Выбешивала его глупая рожа. Хотелось просто взять, запереть его в туалете и поговорить с тобой. Только ты на меня даже не смотрела. Я хотел тебя подвести, а ты рванула пешком, как будто боялась сесть ко мне в машину. Я решил напиться, расслабиться и увидел тебя, такую забавную в той шляпе. Если что, она у меня дома. Вот и попытался тебя остановить, сказать тебе. Решил, что или ты посчитаешь меня пьяным идиотом, или же… —?Бад замолкает, целует меня в шею до тихого стона, обнимает меня как можно крепче. Я проваливаюсь в сон, прижавшись к Баду. Одна мысль не идёт у меня из головы, тревожит меня, потому что я точно не включала сегодня магнитолу в ?Вэлианте?. Но с этим стоило разбираться завтра вечером.