День 2.1. Новый знакомый (исправлено) (1/2)

Перед глазами: стакан. Дрожащая рука тянется к нему, как к спасению. Костлявая, как у старика. Бледная, словно мел, и морщинистая. Перед глазами: стакан. Подушечки пальцев чувствуют шершавость. Холодно, ветер путает волосы. Перед глазами: плоды собственной беспомощности. Слышно, хорошо слышно! как настойчиво сталкиваются с крышей, окнами холодные капли, словно оплакивая природу. Сквозняк заставляет трясущиеся руки потянуть к краям кимоно, которое не слишком согревало, но лучше, чем ничего, выбирать не приходило. Ледяная кожа случайно касается слегка тёплой на груди. Неприятно. Теплей не стало. Перед глазами… саке, в которое падают слёзы. Щекоча, стекают к переносице и падают в стакан. В груди чувствуется тугой ком. Сил нет на крики, сил нет на истерики, слабость разливается по телу. Чувство, будто выжали, как фрукт. Нет ничего, лишь оболочка, наполненная вакуумом. По венам струится пустота. Сердце – чёрная, всепоглощающая дыра, не выполняющая свою работу. Лёгкие что-то схватывает, слишком резко, что не дало завершить вдох. Першение в горле и хрип. Нечто, сдавившее грудь, заставляло выкашлять орган дыхания, ха, как будто он был! Всё прозрачное, а мир слишком хрустальный и видно, как штукатурка сыпется алмазной крошкой, покрывая жизнь вокруг туманом небытия. Дождь забвения. Не осталось и следа от того, ради чего стоит жить. Смысл жизни и правда…

…существует в этой жизни? Ну, хоть какая-то справедливость? Сюдзи просто смотрел в потолок, слушая, как на улице отстукивал чечёткой июньский дождь. Слишком громкой, чтобы не слышать, как на этаж выше собирались братья. Но из-за хорошего слуха, Сюдзи слышал, как один из них что-то роняет и тихие разговоры. Лениво моргнул, отводит взгляд от потолка. Мысли не копошились в голове, а содержались в сумбуре где-то на краю сознания. И всё же пустота заняла и голову. Если не спать, то хотя бы полежать. Понять, где сон, а где реальность с привкусом эспрессо. Даже не американо, кстати, надо забежать в ту забегаловку перед станцией. Так, на заметку. Мысли пробуждаются медленнее его самого. Восприятие реальности слишком иллюзорно. Моргнул. Юноша уверен, посмотри он в зеркало, увидел бы серый безразличный взгляд, без блеска и даже намёка на него. Утренние тени ползли по стенам, словно незадачливые воры. Ужасно хотелось спать, но только закрываешь глаза, как нечто заставляет открыть их. Словно песок в глаза насыпали. Рука, правая, лежащая под головой, перебирала поблекшие волосы. Это было очень приятно и успокаивающе. Сегодня очередной день, какой день недели, среда? Суббота?... Слишком сильно запутался. Остаётся лишь встать… зачем? Но он встаёт с футона, касается холодного пола голыми ступнями, не проявляя ни одной эмоции. Юката прилипла к потным ногам, а на месте бёдер жгло. Безразлично, тихо шипя от боли, отдирает ткани от ног. Запекшаяся кровь отодралась легко, оставляя на своём место кровоточить раны. Струйка незамедлительно начала свой бег к ступням.

Он не чувствует ничего, лишь нечто, напоминающее отдалённо щемящее чувство в груди. Лучше ускользнуть в школу раньше братьев. Либо под шумок. А пока есть время… написать то задание по литературе. И обработать ноги, конечно.Бинты лежат всегда в одном месте, за книгами на полке. Туда не лезет никто, удобный тайник для загнанного зверька, жалкого человечишки. Тут их какой-то схрон, со времен, когда оставил крупную сумму в аптеке за них. Это было года три назад, наверное. Сюдзи не помнит точно и не пытается вспомнить. Память не важное. Она определяет прошлое, настоящее и только вполовину – наше будущее. Но та история отдаёт некой горечью на языке и ужасом в душе. Разрушившаяся душа резонирует. В средней школе ей очень нравился один парень – Сюдзи успел смирится, что он действительно запал на парня, – и чтобы он не творил, это не могло привлечь внимание красавца-одноклассника. Но, будем честны, младшему Цусиме было страшно принять реальность, он не просил этого чувства. Парень не желал быть… таким. Таким неправильным по стандартам своей традиционной семьи. Поэтому единственное, на что он молился: чтобы они с тем красавцем общались. Од… Ода-кун заметил. Разговоры с другом были словно бальзам на душу.

Наверное, это стало началом конца. Когда этот парень, перед самим выпуском, пришёл в школу с ящерицей. Сюдзи пытался не подходить к однокласснику, который улыбался на то, как девушки бегали от него, – одни, а вторые, малая часть класса, удивлённо смотрели на то, какой интересный зверёк. Рыжий пытался не смотреть в ту сторону, да вот только он попросил поговорить наедине. У Сюдзи перехватило дыхание, наверное, это было слишком явно слышно. Он не питал надежд, но отчего-то в груди лилось чувство настолько яркое и тёплое, оберегающее сердце от внезапных атак.Это было слишком неожиданно, но это было признание. Онемевший язык и отказ со стороны Сюдзи и липкий страх, загрязнивший купол его защиты. И гнев на то, что младший Цусима плакса и маменькин сынок.

Сломано.Он потуже завязывает правую лодыжку, согнутую в колене. Руки мягко касаются раздражённой кожи.Разрушено.Кровь впитывается в чистые бинты, приходится затягивать. А ещё завязывать во второй слой.Разбито на осколки.

Вторая нога болит так же, но отчего-то посещают мысли о том, нужно ли это всё?Глаз не видно, лишь маски-маски-маски, повсюду маски улыбающихся, грустящих, срывающихся людей. Он стоит в этом потоке, словно в центре урагана – нога в бинтах – где затишье, одно неверное движение, и его закрутит воздух. Вокруг люди. Везде люди. Но, к ужасу происходящего, ни одной души. Он один в этом потоке. Эти аккуратные шаги, чтобы выжить. Эти аккуратные иероглифы для того, чтобы выписать себе путь в жизнь. Эти чернила ведут на выход, чтобы вдохнуть полной грудью. Но... острый липкий холод хватает и пытается наполнить вены своим морозом. Слова складываются в предложения и мольбы о смерти. О жизни, о далёкой жизни и о том, как закатное солнце, подобное чуду, исчезало за горизонтом, оставляя за собой след сгорающего дня. Перо скрепит, а глаза закрываются.

Он тонет.

Открывает глаза. Ещё нет и семи, до сих пор. Даже половины. Минутная стрелка медленно тянется к отметке в двадцать минут. Реальность стирается. И рождаются сомнения. Рождаются подозрения. Распускается бутон чёрной розы боли прямо из груди. И всё эмоции медленно затмевают взор и льются горькими слезами на бумагу. Словно пишет не чёрной ручкой, а водой с солью. Но на самом деле глаза сухие, а эта реальность теряется в боли, прочно сковывающей голову чугунным обручем. Вчера был всего лишь удачный день. Сегодня всё вернётся на круги своя, дышать станет труднее, ещё труднее.

На столе лежат обезболивающие, замаскированные под какие-то конфеты, которые Сюдзи отдал одноклассникам под предлогом ?передумал есть?, но мысли шли дальше простого ?порыв желания?. Подушечками пальцев мягко нажимает на виски, размышляя, надо ли глотать таблетки, к которым, наверное, уже привыкание? На самом деле, не только на них, многие не помогают. Надо попросить в аптеке посильнее обезболивающее. И молится всем богам, что оно поможет. Все знали Сюдзи как транжиру, так и было, находил, куда деньги кинуть, но часть, большая часть, хранилась на покупку медикаментов. Пальцы на автомате тянуться к пачке и достают парочку белых пилюль. Вода, стоящая на полу у самого изголовья футона, что за спиной, находилась так далеко и парень было подумал, что это трата сил, да и не измениться ничего, если он заглотит со слюной таблетки. Еле проглотив, он вернулся к сочинению, которое больше походило на сумбур из иероглифов. Первый абзац был похож на ужасное нечто, готовящее тебя осквернить и поглотить. Сюдзи начал зачеркивать, взял замазку и замазал криво написанное слово, черта превращало ?ва? в ?нэ?*, странно. Он просто пытался вылить душу листу, и как результат стало его эссе. Только часть, написанная так неряшливо и некрасиво. И которая вызывала кровь из глаз у юноши. Лучше сесть и почитать полчаса, которые остались у него. Ведь… это лучший способ стать писателем. Как сказал Ибусе-сенсей.

От встал, заваливаясь на левую руку, которая держалась за плоскость стола как за спасение. Тихо кряхтя, Сюдзи добрался до зеркала, и, взъерошив непослушные волосы, заплёл косичку. Как обычно. Взгляд… а не всё ли равно? И всё же, он какой-то безразличный. Ока-сан точно что-то спросит. А отвечать на эти вопросы, на вопросы в общем, не было ни сил, ни желания. Одна мысль в голове кроется, и та не слишком сильная. Чтобы этот день закончился. Попробовать поспать ночью. Принять одну попытку. Он, Сюдзи, знает, что этот режим когда-нибудь его доконает. Тогда не будет этого, что он называет ?маской?. Все и так видят фальшь, но продолжают свою неумелую игру рядом с сыном/братом/одноклассником (нужное подчеркнуть). Анго всё понимает, он-то не лезет, просто… он единственный, кому хотелось бы говорить о себе. И, наверное, единственный, кто и правда понимал его апатию без слов. Просто… ему нужно время. Только и всего. И, наверное, домашнее обучение. Или другая школа. Подальше от тех, кто ему мешает.Внизу работает телевизор, а за стеной несутся его братья-студенты, пытаясь перегнать друг друга, не иначе. Сюдзи апатично посмотрел на дверь, за которой мелькнули тени в сторону лестницы, ведущей вниз. Надо ещё спуститься за одеждой, – крутится мысль. Решив сначала привести себя в, ну, порядок, наверное?, парень направляется к ванной. Братья внизу, только вот скрипнувшая рядом дверь и беззвучные шаги рядом напомнили, что они, два бугая, не единственные в этом доме.– Охаё, Ока-сан, – протягивает первое слово Сюдзи. Его голос сиплый ото сна, а глаза слипаются. Но она как-то долго смотрит на лицо младшего сына. – Что такое?– Охаё, Сюдзи-чан. Ты точно спал? – не в бровь, а в глаз.– Немного меньше, чем обычно, – уже которую неделю. – Надо исправить оценку по литературе.Морщинок на её лбу прибавилось. Страшная женщина. Лёгкой мышиной походной развернулась к лестнице и, коснувшись пальцами правой руки перил, обернулась:– Я полагаю, ты исправишь это… недоразумение.И, махнув краем кимоно, начала свой спуск вниз. Сюдзи аж выдохнул, что она ничего не сказала, или не заметила, про то, что он вчера не ужинал. Наверное, мать просто тыкнет этим фактом в лицо, когда тот спустится и зайдёт на кухню. Только вот он не горел желанием заходить туда после вчерашнего разговора с отцом. Ведь он сегодня не настолько рано поехал. Ведь он ещё сидит на кухне и завтракает рисом под омлетом и смотрит сельхоз-новости, развернув утренний номер газеты. Слишком по-старому. Ведь в его время уже были сенсорные телефоны, не настолько хорошие, как сейчас, но всё равно, до смешного.

В зеркале он, а зубная паста стекает по уголку рта к подбородку. Глаза прикрыты. А само выражение лица… будто и нет человека, мёртвый, настоящая маска. А глаза слипаются. И всё ещё холодно. Сюдзи подмечает, что, вау, у него ещё не появилось желание жить. Точно. Нет сил жить ради кого-либо, а на суицид ещё надо решиться.Но всё… такое обычное, такое серое. Бессмысленное, если подумать. Вторая струйка пасты, из другого уголка рта, медленно прокатилась по подбородку. Сюдзи медленно вытащил зубную щётку, засмотревшись на своё отражение в стекле. Свет в ванной не мог проникать через окно (за его отсутствием), только из лампы, расположенной над входом или от той, которая висела над ванной, две маленькие лампочки. Но сейчас светила та, которая была над проходом, рядом с которым была раковина с зеркалом. Чуть правее был шкафчик с чистыми полотенцами и прочими принадлежностями. Напротив прохода ванная, которая, казалось юноше, запомнила вкус окровавленных бёдер и навевала осуждение только присутствием. Его тошнит, но, верно, из-за того, что голоден. Или от отвращения. Юноше кажется, второе более вероятно. Кто полюбит такого, непохожего ни на кого парня? Он был последним в очереди на наследование, но это ему не было нужно. Нужно научится любить людей, которые окружают его, родителей и братьев. Но всё ещё непонятно, почему все строят стены вокруг себя? Он словно дом, маленький и незаметный, посреди замков в стране ?Цусима?. Отвратительно.Но на самом деле около его домика стоит огромная картонная проекция замка, видимость. Сюдзи бы дотянутся до…Точно, он чистил зубы. Включил воду и, положив зубную щётку в стакан ко всем остальным, подставил ладони под кран. Прополоскав рот, парень отвёл взгляд на щёлку, приоткрытую дверь. По правде, он чувствует слабость не только в теле, но и на душе. Надо окунуть лицо в холод, иначе он не проснётся. Наверное, он всё ещё спит. Все семнадцать лет. Но кажется, жизнь была длиннее. И небо было ближе, но тепла и тогда не было. Сил на то, чтобы выдавить улыбку, не было. Он взял маску с одной из своих полок в разуме и случайно повредил. Запасных давно не было, последняя была разбита тогда, когда парень, который ему нравился, кинул ящерицу в него. Вся школа бы его засмеяла, поняв, кто кричит так… громко и по-девичьи. Только Анго знал об этом и прочих страхах и моментах из прошлого. Мысли о друге были словно ремонтные принадлежности, которыми он чинил маску, которую держал дрожащими пальцами, боясь сделать лишнее движение. Время выходить. Видимо, на покушать времени не хватает. В любом случае, он возьмёт бенто и пообедает им, чтобы живот уже угомонился.

Вниз он спустился с рюкзаком, в который не забыл положить свои скромные накопления, и с мыслью, что такому человеку, как он, должны уделять больше внимания. Нужна помощь, о которой он не попросит, потому что, наверное, помощь если и нужна, то вопрос с том, какая? Даже ответить не может на этот вопрос. Переодевшись в школьную одежду и забрав сменную обувь, он плетётся по винтажной лестнице на первый этаж и заглянул на кухню, где завтракали его братья и мать. Выдохнув, он был готов уже поздороваться, как споткнулся и упал прямо в дверях. Грохнулся плашмя, приложившись хорошо подбородком о кафель. Кто-то смеётся, а внутри Сюдзи пытается заклеить упавшую маску на пол, разбившуюся на мелкие осколки. А мысли мечутся, как среагировать на это недоразумение? Он выдыхает, прежде чем подняться и отряхнутся. И думает.– Охаё! – поздоровался. Неплохое начало, брат вот уже смеётся, который всегда в своём телефоне. Больно. А мать смотрит осуждающе, будто он не просто упал, а разрушил семейную реликвию или что-либо ещё похуже. Ах да, он же ей сказал о том недоразумение на литературе.

– Ну ты даёшь, Сю-ниичан, – хихикает Кэйдзи, а Рэйдзи решил не комментировать.

– Просто опаздываю, – улы… состроил гримасу Сюдзи, подбегая к холодильнику. – Думаю, я пропущу завтрак. Бундзи-ниисан приедет сегодня?– Мммм, – вернулся к телефону Рэйдзи. – Он сказал, что да. Вообще, его жена сегодня тоже приедет с мелкими, – Сюдзи мысленно выдохнул, заталкивая бенто в сумку.

– У него милые дети, – подметил Кэйдзи, отправляя очередную часть омурайсу в рот. – Ока-сан, как думаешь?– Конечно, – вяло ответила она. Видимо, он серьёзно подпортил ей настроение. Кажется или она говорит нехотя при нём, сквозь сжатые губы? Да, так и есть! Боги, что он наделал… – Но я наубиралась за вами, не думаю, что хочу вспоминать это.Сюдзи выбежал(сбежал) из кухни, на ходу надевая кофту и выбегая на улицу. По правде, он задыхается. По правде, он переполнен слабостью, которая струилась в его венах от анемии. Она заполняла места нехватающих клеток крови, не иначе. На остановку он вбежал, буквально ввалился в автобус, на который опаздывал и понял одну вещь. Телефон остался дома, на зарядке. Он не помнил, что вообще делал, когда забегал после ванной в комнату, но отсутствие телефона не так корёжило, как если он забыл бы телефон и часы. Так он хотя бы мог ориентироваться по времени. Вот, к примеру, он опаздывает на приветствие, но на первый урок успевает. Вчера ему было всё равно, ведь вчера была литература, но вот сегодня первым уроком была политология, ещё один скучным предмет. Потом французский. А потом… у него болит голова. День обещает быть долгим.Солнце светит в окна сонного автобуса, направляющегося в Токио с двумя остановками. Оранжевые тона мягко ложились на сидения. Помимо Сюдзи тут сидело парочка, спящая друг на друге, и старик, расположившийся напротив школьника. Левая рука покоилась на сумке, которая лежала на коленях, а вторая оперлась на оконную раму локтём, а на кулак удобно расположилось лицо, точнее щека, парня. Взгляд был очень… мутный и уставший, подумал было только Сюдзи, но перевёл взгляд на старика. Он ни разу не видел тут никого из старшего поколения, особенно таких богатых. Его волосы были седыми полностью, как и усы, а богато обшитое кимоно выдавало в нем, как было подмечено ранее, богатого человека. Одежда была бежевого цвета в полоску, оби тёмного цвета, близкому к чёрному, как и ниже. Хаори* покоилась на плечах, синего цвета. И трость. Значит, старость не пощадила? Но больше удивляло то, что на голове покоилась шляпа, что вводило в заблуждение Сюдзи, это же два несовместимых стиля! У него зазвонил телефон, как Сюдзи сразу отвёл взор на окно. Глаза старика открылись и он, чуть морщинистыми руками, достал телефон из кармана пиджака. У него будто само лицо озарилось счастьем, как только он увидел имя звонившего.– Охаё, Ишикава-кун, что-то срочное?

Или удивлением. Точно. Голос такой тёплый, перекрывает лучи холодного солнца. Аж на сердце немного потеплело… а, нет, просто отголосок того тепла. Уголки рта намертво одеревенели, в состоянии безразличия, будто мёртвый. Наверное, и блеска нет в глазах, если он посмотрит на себя в зеркало, то убедится, что это правда. Он тянется взглядом за теплом, достаёт книгу и карандаш и продолжает читать. Осталась маленькая часть, но анализа там, наверное, будет чуть ли не столько же, сколько было в первой половине книги.– Я уже выехал, около получаса назад, так что не хочется тратить час на возвращение, прости. Почему не попросить об этом Киндайти-куна*? Вы же соседи?... а, понимаю. Тогда я тебе не помощник, прости.Он скинул вызов и посмотрел в окно, как ленивое утреннее солнце поднимается по небосводу. Сюдзи отвёл взор. Сердце будто рухнуло в бездну. Остаётся перевернуть страницу и продолжить своё занятие. Это увлекательно, намного интереснее реальной жизни. Сюдзи понимал, что занимался эскапизмом, но слишком больно продолжать своё нахождение в этом мире, который давил и давил. И не давал спать. Он умрёт за сон. Просто… отдохнуть, он же имеет право на отдых, да? Или он из ?тварей дрожащих?, а вокруг него ?право имеющие? родители и одноклассники.

Что-то касается коленки.Сюдзи дёргается.А, это тот старик напротив.– Простите, юноша, я просто подумал, что вы одиноки и вам хочется пообщаться со мной.Он в мгновение потерял все маски, поэтому остаётся эта гримаса, которая наверняка отпугнёт соседа по автобусу.– Ох, простите, что я вам помешал. Я просто подумал, что ваш голос и правда очень тёплый, – а потом зевает, прикрывая рукой зевок.

– Как вам книга? – Сюдзи проследил за взглядом старика. А, так он о той, которую он читает? – Я прочитал её впервые в ваше время и мне показалась она ужасно скучной. Мой учитель был непреклонен. Но по истечению стольких лет я наконец понял, что он был прав, заставляя меня читать классику.– Я люблю русскую литературу, – признал Сюдзи, теребя страницу ногтем указательного пальца правой руки. Вторая рука покоилась на странице, которую тревожили, а уставший взгляд смотрел на нечитаемые иероглифы. А потом поднял взгляд на старика. Блин, он косичку не заплёл! Или просто расплелась? Да, вот левая ладонь нащупывает заколку. Зря заплетался, время повторить причёску. – Я люблю её вообще; только до третьего класса средней школы я не читал иностранную, мой сенсей посоветовал мне читать её. Особенно русскую, Достоевского и Толстого. Меня больше впечатлил Чехов. Он оказался прав в моих вкусах, – юноша хихикнул нервно, закрепляя косичку.

– Никогда не видел подростков, которые любили бы литературу. Что ты нашёл в этой книге? – человек чуть ли не пожирал глазами.– Русская литература полна страданий и анализа, – отвёл взгляд Сюдзи. – Человек – создание, сотканное из противоречий. Он совершает ошибки, наступает на те же грабли, порой учится. Строит теории и философствует на тему жизни. Мироздание Раскольникова, наверное, крутится вокруг теории, бредовой и, мне кажется, чепуховой. Но что-то в ней есть.

Сюдзи выпрямился, посмотрел в глаза старику и, прежде чем продолжить, закрыл книгу и убрал в сумку.– Я не думаю, что он не прав, потому что людское общество навязало мне такие стандарты. В любом случае нужно думать своей головой, не думаете? Я думаю, он прав в том, что есть два типа людей. Те, что живут по законам, навязанным обществом, ?твари дрожащие?, они боятся преступить грань закона и боятся, ведь за их преступления наступит наказание. Любая власть всё же построена на насилии и страхе. А есть ?право имеющие?, которые готовы по средствам денег преступить закон и те, кто живут в трущобах и пытаются выжить всеми способами. Или думают, что их не поймают. Не боятся наглые. Или убеждённые в своей правоте. Не желающие жить по правилам, навязанным обществом.

Сюдзи следил за мимикой старика, который задумался над словами юноши. Всего на пару секунд, но, казалось, что прошла вечность.– Мне нравится, что ты не следуешь той мысли, что ?Раскольников не прав, потому что его теория противоречит мирозданию?. Я часто читаю глупую аналитику, правда с японскими писателями. Если ты так уважаешь эту книгу, то скажу вот что: имя Раскольникова идёт от слова ?расколоться?, буквально. Русские писатели любят вливать смысл в погоду и фамилии.

Автобус остановился. Время выходить.

– Спасибо за разговор, эээ, – Сюдзи запнулся, замер буквально.– Нацумэ Кинноскэ, – подсказал старик.– Да, Нацумэ-сан, – кивнул парень. – Надеюсь, что мы встретимся. Цусима Сюдзи, – и поклонился, прежде чем выбежать в закрывающиеся двери.– Спасибо и тебе, Цусима-кун, – услышал вдогонку юноша и повернулся, посмотрел в окно на старика. Ему стало и правда лучше. Даже смог улыбнуться ему. Конечно, не так солнечно, но попытка была.Теперь пробежаться до электрички. Она прибудет через три минуты и, если пробежаться, то успеет. Вроде, силы появились, а вроде была мысль, нужно ли это ему? Он и так хорошо знает предметы, опоздает – ничего не случится, мир не перевернётся. Да и с чего бы? Люди вокруг толпятся, все снося своим течением. Типичная городская жизнь вновь завораживает, кружит и кружит. Он снова врезается в кого-то. В него врезается высокий мужчина. Сюдзи кажется, он в шторме. Не в центре, а где-то там, где волны сталкиваются в друг с другом, а он тот самый корабль, который ещё не выплыл из шторма или не достиг середины. В любом случае, песчинка. Эта жизнь бесценна и маловажна одновременно.

Сюдзи пробивается в полный людей вагон, становится у окна, к счастью. Станция находилась в нескольких метрах над землёй, юноша смотрел вниз. Там ехали машины. Там была толпа людей, которые спешили по делам. Там всё было так же, как и в этом вагоне, полным людьми, не продохнуть. Скоро пойдёт дождь и окропит и без того мокрый асфальт своими слезами. А пока мир кружился по своему обыкновенному механизму, по скрытой логике. Все стремятся постичь смысл, но всё такое серое, неинтересное для Сюдзи. Просто небо слишком высоко находится, чтобы протянуть руку и вытереть эту муть, словно воду со стекла. Даже если он протянет руку к небу, он не сможет ладонью ухватится за звёзды. Как не может понять смысл его существования.Толпа буквально вытолкнула его из вагона на нужной станции. Тут как-то и стараться особо не нужно. Есть время заскочить в магазинчик у школы. Наверное, он уже полон школьников. Сюдзи там ничего не нужно кроме воды, а то в школьной столовой всё слишком дорогое. И нет того, за чем он направился мимо ломившихся от бенто и чипсов, всякой не очень полезной пищи полок, где застряли школьники на год-два моложе юноши. Из параллельного класса он заметил парочку девушек (у одной были короткие волосы чёрного цвета с пурпурной прядью, что её и правда выделяло, а у второй длинные, заплетённые в косичку тёмно-русые пряди), которая стояла у стендов с журналами. Они обсуждали какую-то звезду, которая озвучивала роль персонажа аниме, слишком громко. Слышно, что длинноволосая чуть ли не восхваляла этого сейю. На неё даже кассиры(трое) косились. Сюдзи как-то всё равно, он просто берёт с полки воду, обычную, и направлялся было заплатить, но остановился в паре шагах от журналов. Один из них, литературный, рассказывал о писателях, о их новой жизни. Это была фотография какого-то юноши, Сюдзи просто случайно зацепился за образ и замер.

Что-то не так.

У юноши чувство дежавю, будто они знакомы. Но всё же… Парень очень весел выглядит слишком беззаботно. А пальцы Сюдзи касаются имени. Что-то… они же не знакомы, да? Просто, да, просто кажется, что они встречались. Но от его вида на душе остаётся горький осадок. А его высветленные волосы с оттенком зелёного выделяют среди остальных. Сильнее чем его рыжие до красноты космы. Кусано Шинпей, Кусано-сан… Где он видел его? Не читал, вроде.

Возможно, в толпе. Сюдзи пожимает плечами и отходит от стенда. Надо успеть на урок ещё, а это подождёт. Точнее, он просто не будет тратить своё время на писателя, которого он не знает. Тем более, у него есть, что почитать.