Три дня (1/1)

Линк заметно нервничал, едва не кусая губы от напряжения. Начальство требовало от него слишком много усилий, и, несмотря на то, что он был готов положить свою голову во благо процветания своей великой державы, он порядком устал от этой суеты и беготни. Революционеры были не его единственной проблемой. Он также продолжал дежурить раз в неделю, занимался кражами, насилием и разбойным нападением, мало ел, мало спал и слишком много думал.Запланированная встреча с главой анархистов сильно волновала его. Те условия, на которых настаивала власть, были практически невыполнимы для анархистов, и он это понимал, он, но не его начальство. Рувилье хотел откусить самый большой кусок от пирога, куда больший, чем тот, который он смог бы когда-нибудь прожевать. Линк закрыл лицо руками, он просто обязан сделать всё, что от него зависит, даже если это кажется ему невозможным.Карета тряслась по разбитым улицам, приближая инспектора к штабу врага. Будь бы его воля, он бы давно повязал Альберта, потому что, если у него нет никаких доказательств, это вовсе не означает, что нет никакого преступления. Про Альберта не зря ходило столько слухов.Подумать только, союз с одними преступниками ради поимки других. Только кто потом будет ловить анархистов? Линк был абсолютно уверен в том, что Альберт составит всё таким образом, чтобы полиция защищала их движение, предоставила врагу лучшую охрану.Говард всегда мечтал о карьере полицейского, в юности он искренне верил, что совершает правильный поступок, что то место, куда он так отчаянно стремится, сделает его счастливым, ведь он так хотел приносить пользу людям, так хотел сделать мир чуть более справедливым, и что же теперь? Он едет торговаться законом.Карета затормозила у ворот дома Альберта, Линк подал знак вознице, чтобы дожидался его здесь. Выйдя на улицу, Говард поморщился от промозглого ветра, казалось, что даже погода была возмущена происходящим. Впрочем, инспектору следовало привыкать, это была не единственная сделка с собственной совестью, таков уж мир.В доме Альберта не было многолюдно, что радовало, кажется, даже слуги притаились по своим углам. И что только нужно было этому небедному человеку в анархистах? Изменение государственного строя? Законное попрание морали? Разрушение традиций и условностей? Чего хотел ум этого загадочного человека?Рабочий кабинет лидера анархистов можно было назвать роскошным, в нём не было золотых статуэток и прочей бессмыслицы, но все предметы начиная от стола заканчивая блокнотом были высокого качества и стоило не малых денег. Линк мысленно усмехнулся, представив, сколько окладов ушло бы у него на покупку хотя бы изящного кресла, в котором сидел Альберт, сцепив пальцы в замок.—?Рад видеть Вас в моём доме, инспектор,?— улыбнулся мужчина, в его монокле отражался солнечный свет, придавая взгляду странный блеск.—?Взаимно, сэр. Разрешите сразу перейти к делу?Линк не был рад находиться здесь, но никто не позволял забывать ему железные правила этикета.—?Вежливы, как и всегда. А ведь, будь бы вы в моём кружке, Вы бы могли говорить со мной куда более откровенно.—?Благодарю, сэр, меня устраивает моё положение.—?Что ж, как скажите. Я готов выслушать Вашу просьбу.—?Прежде всего, нас интересует один из лидеров революционеров, некто, прозванный Эрнестом, думаю, его имя говорит за него лучше, чем я. Вместе с Эрнестом нас крайне интересует его помощник, прозванный в кругах революционеров, как священник или же, известный полиции под его настоящим именем?— Аллен Уолкер. Вместе с тем нас интересует и самый опасный человек всего Ордена?— Канда, он же японец, он же убийца с ножом и тот, кому он верно служит, некто Комуи, о котором, к сожалению, полиция не располагает достаточными данными.—?А полиция не разменивается на мелочи,?— усмехнулся Альберт. —?Что ж, к Вашему счастью, я слышал все эти имена и при сильном желании, мог бы попробовать на них выйти. Но что же Вы готовы предложить нам?—?Всё зависит от того, что Вам нужно. Озвучьте свои требования и мы постараемся прийти к соглашению.Альберт встал из-за стола, подходя к окну, солнечный свет ярко освещал его кабинет, голубое небо обещало тепло и весну, а где-то там, за темными силуэтами деревьев, таилось что-то такое, что заставляло дышать глубже и чаще.—?Мне вот интересно, господин инспектор, почему полиция послала именно Вас. Признаться, я ожидал, что встречу сегодня господин Рувилье.—?Я действую от его имени, сэр, со всеми полномочиями, о чем написано в моём рекомендательном письме, с которым Вы можете ознакомиться, если желаете.—?Не нужно, я вижу по Вашему лицу, что Вы просто не способны выйти за рамки самостоятельно.Линк промолчал. Всё это было слишком ему не по душе.—?И всё-таки, молодой человек, Вы куда сообразительнее Вашего начальника. Вы не доверяете мне не только потому что я преступник в вашем личном понимании, ведь я покушаюсь на нечто такое, что вы готовы защищать ценой собственной жизни, я человек, который желает Вас переиграть, Вы понимаете это, и понимаете, что придя сюда, я уже переиграл Вас.Говарду нечего было сказать, он и правда так считал. Социалисты, анархисты?— какая разница, если и тем и другим неймётся.—?Так чего же Вы хотите? —?спросил Линк, ему не хотелось задерживаться здесь дольше.—?Вы закроете глаза на кое-какие вещи и усыпите внимание общественности, когда я этого попрошу.—?Исключено.—?В таком случае, я могу ответить Вам тоже самое.—?Идя на поводу такого человека как Вы, я предаю свою родину.—?Вашу родину предали все, кому не лень, инспектор. Предать можно только себя, и поверьте, Вы сделаете это сегодня.Линк ощутил острое желание развернуться и уйти. Он не желал соглашаться с Альбертом, но у него действительно не было выбора, он же знал, на что шёл. Начальник и вышестоящие чину уже давно распланировали каждый пункт договорённости и требования Альберта там тоже были. Оставалось лишь торговаться до хрипоты, что и сделал инспектор, с каждым новым разом ощущая себя всё хуже и хуже. Как же он жалок.Заключив новое соглашение, Линк поспешил к своему начальнику, ощущая себя извалявшимся в грязи. Он только что предал самого себя, но на рефлексию и сожаления не было времени, в конце концов, разве всё в мире не живёт по принципу меньшего зла? И если Альберт куда безопаснее, чем социалисты, то пусть они танцуют по его дудку, чем под революционеров.Мысли Говарда невольно обратились ко всем тем именам, которые он назвал. Аллен Уолкер, Эрнест, Комуи, Канда… они заплатят ему за то, что произошло. Он лично отправит каждого из этих людей на виселицу в месть за запятнанную совесть и за те преступления, что они совершили. Линк не собирался прощать их. Никогда.+++Комуи всё сильнее ощущал, как опускаются его руки. Он был в главном управлении уже второй день и второй день между социалистами не прекращались ожесточенные споры. Почти все члены ордена разбились на правых и левых, с трибун не прекращались крики и пророчества, порой доходило до драки.—?Мы не можем рисковать,?— громко взывал с трибуны глава северных регионов,?— открытое противостояние просто убьёт нас.—?Но и бездействовать мы тоже не можем,?— возражал лидер Лондонской группы. —?Всё должно решаться здесь и сейчас.Комуи больше слушал, чем говорил, он понимал, что прийти к компромиссу вряд ли удастся, многие были напуганы, слишком сильно власти Англии взяли социалистов за горло. Впрочем, ещё были раскрыты далеко не все карты, впереди было выступление Эрнеста. Комуи кое-как удалось повлиять на комиссию и поставить доклад негласного лидера их группы в один день с докладами наиболее сильными докладчиками?— пацифистами, если так можно было выразиться. Эрнест умел выбирать слова и мог слишком легко склонить на свою сторону людей.Перед последним днём съезда, Комуи перехватил Бак. Глава восточного отделения выглядел так, словно не спал целую вечность. Привычная лёгкость и жизнерадостность, что всегда отличали этого молодого человека, испарилась, он казался призраком самого себя, но даже так, в его глазах все ещё не гас этот огонёк надежды, что рано или поздно приведёт каждого из них либо к победе, либо к смерти.—?Я хочу поговорить с тобой,?— просто сказал Бак, указав на дверь своей комнаты. Ли кивнул, тенью за ним двинулся Канда.Юу молча встал у стены, скрестив руки на груди в любимой манере, он никогда не говорил, если Комуи сам не спрашивал его мнения, производя вид грозной статуи. Бак уже привык к Канде, так что лишь приветливо кивнул его, усаживаясь за свой стол. Ли расположился на небольшой, узкой кровати.—?Ситуация решительно выходит из-под контроля,?— начал Бак, смотря на дверь. —?Мы должны как-то повлиять на неё. Пока что среди нас много здравомыслящих, но многие напуганы. Наше положение слишком шаткое.—?Что ты предлагаешь?—?Среди наших чрезмерно радикально настроенных товарища, наибольшее влияние имеют только трое. Мы не можем лишить их права голоса, но мы должны сорвать их речь всеми доступными способами. Сегодня выступает Дэвид, а завтра Эрнест. Джеффри уже высказал свою точку зрения, но он никогда не умел говорить достаточно красиво, так что про него мы пока что можем забыть.—?У него самые отчаянные ребята за пазухой,?— заметил Ли.—?Да, но и с ними мы тоже ничего не сделаем.—?Мы в принципе мало что можем сделать. Да и времени у нас мало. Самым лучшим решением будет залечь на дно и перенести наш штаб подальше от города.—?Руководство не прислушается к твоей позиции, Комуи,?— покачал головой Бак. —?Не спорю, ты самый здравый среди нас всех, но перенос штаба означал бы серьёзные денежные потери, а тут ты и сам знаешь. Хоть наша идеология и презирает капитал, а без него нельзя свершить революции.Они замолчали, каждый погрузился в свои мысли. Комуи любил разговаривать с Баком, когда у него перепадала свободная минутка, в чём-то они были очень похожи.—?Ты ведь будешь выступать, Комуи?—?У меня небольшой доклад, но, думаю, что я должен внести свою лепту. Эта ситуация касается всех нас.—?Все мои ребята будут на твоей стороне.Приятели пожали друг другу руки, после чего разошлись, сейчас в Ордене творился такой хаос, что чрезмерно приятельские отношения между отдельными товарищами могут вызвать массу подозрений.—?Что ты думаешь обо всём этом, Канда? —?спросил Комуи, вечером перед своим выступлением.—?Честно?—?Да.—?Что нам нужно собирать вещи и убираться из этой гнилой страны куда подальше. Нас всех убьют.—?Я тоже так думаю, но уйти я не смогу. Ты…—?Нет, Комуи, я не соглашусь на эти условия, ни за что.—?И всё же я тебя попрошу об этом. Если выхода не останется, сделай именно так.Канда молчал, он ненавидел, когда разговор заходил в это русло, потому что знал, он сделает именно так, как сказал этот человек.На третий день съезда в зале было необычайно шумно. Каждое направление приберегло своего козыря и скоро все карты будут открыты. Эрнест стоял в своей очереди, лицо его было ясным и спокойным. Долгое время он писал письма всем своим товарищам, делился планами, убеждал и спорил. Стоя перед аудиторией в двести человек, он мог указать пальцем на каждого, что поддерживал бы его, на каждого, кто имел определённый вес, разумеется.Эрнест помахал Дэвиду?— этот молодой человек разжёг самый настоящий пожар своим выступлением, он рвался вперёд, в атаку, голос его звучал как труба, а глаза горели настоящим пламенем. Это был солдат, настоящий спартанец, истинный воин, готовый воевать один на сотню, и этот огонь, что горел в нём, охватил многих людей.Перед Эрнестом выступал один из сильнейших миротворцев?— Джозеф Миллер. Этот человек умел убеждать, но его проблема была в том, что у многих революционеров были слишком горячие головы и молодые сердца. Люди более старшие соглашались с ним, но молодые рекруты, моряки, студенты и бездельники всех мастей, а также те, чьих родных законная власть загнала в могилы и тюрьмы, готовые рвать всех на части, лишь бы отплатить кровью за кровь.—?Мы не можем идти на такой шаг, всех нас убьют на месте, а тех, кто выживет, просто кинут в тюрьмы. Лишь глупцы рвутся в атаку, когда нет шанса выжить, мы должны быть мудрее.—?И трусливей! —?крикнул кто-то из толпы.—?Тот, кто принимает мудрость за трусость ещё слишком наивен в этой жизни. Я повторяюсь, мы погибнем глупо и наивно, если сейчас ринемся вперёд. Нам нужна поддержка общества, армии и флота. Мы должны бороться за истину таким способом, чтобы не отвратить от себя тех, кто её ищет своими методами. Разве, разливая реки крови, мы можем надеяться на то, что испуганные и нищие пойдут за нами? В нас они увидят ещё большую опасность.Слова Джозефа немного снизили градус воинственности, но не убили её. Как только Миллер покинул трибуну, на неё взошёл Эрнест. Многие слышали и нём и горячо приветствовали. У Комуи сжалось сердце, он не хотел использовать свой последний козырь против него.—?Вы все слышали за последние несколько дней очень много мнений, относительно нашего дальнейшего существования,?— начал Эрнест, обведя взглядом аудиторию,?— и все эти мнения столь разрознены, что даже мне становится тяжело говорить то, что я должен сказать. Прежде всего, мы должны озвучить неоспоримые факты, и только после этого вершить свою судьбу. Итак, факт номер один?— нас мало. Сколько нас во всей стране? Несколько тысяч? Или быть может, полсотни? Эти цифры малы и незначительны, у нас нет ружей и пушек, у нас нет ничего, что помогло бы нам победить, ничего, кроме нашего желания бороться. Факт номер два?— правительство действует необдуманно, полиция хватает всех подозрительных лиц, многие невинные сидят в тюрьмах, и это играет нам на руку. Мы должны пользоваться этим недовольством. Факт номер три?— нас взяли в кольцо и выбора у нас почти что не осталось. Через пару дней или недель, за нами придут и вопрос в том, что мы сделаем. Убежим, как крысы с тонущего судна или же окажемся прижаты к стене и нападем, ибо мы будем не бегущей, а загнанной в угол крысой? Вот в чем наш выбор. Но куда бы мы не бежали, нас загонят в угол, нас поймают и вытравят, нас выманят, нас сожгут, нас уничтожат. Мы уже в углу, но даже так, мы не должны действовать глупо. Как Вы все знаете, я сторонник атаки, но не отчаянной и глупой атаки, как можно было бы подумать, а атаки мудрой. Я предлагаю навести шум. Полиция творит ужасные вещи, и я предлагаю скомпрометировать власть.—?Люди боятся нас,?— вмешался Джозеф Миллер.—?Боятся. Именно поэтому мы сделаем их своими союзниками по незнанию. Они будут на одной с нами стороне не знаю, кто же мы такие. Они будут бороться на за свои права, а против власти, что впилась им в горло, и покуда они будут разбираться что к чему, мы возьмём контроль над ситуаций. И когда все поймут что и как произошло, мы покажем им славное будущее, которое их ожидает под эгидой наших знамён.В зале воцарилась гробовая тишина. Никто не ожидал подобных действий, никто не ожидал, что Эрнест предложить такую тактику. Она была опасна, Комуи сразу понял это.—?Постой,?— вмешался Ли, понимая, что у него нет выбора,?— откуда такая уверенность. Ты хочешь, чтобы люди были обмануты?—?Это наш единственный шанс.—?Шанс! Но мы не можем им воспользоваться.—?И почему же? —?Эрнест словно почувствовав что-то, напрягся.—?Потому что ты заключил соглашение с анархистами, даже хуже того, с Тёмным Альбертом и если мне правильно доложили, он сдал нас вчера инспектору Линку.В зале словно разорвался снаряд. Комуи сжимал пальцы в кулаки, стараясь выдержать первую лавину негодования. Он не хотел использовать эту карту, но выбора не осталось.Эрнеста тут обступили со всех сторон, но он не испугался. Он посмотрел на своих товарищей, спокойно говоря:—?Что ж, увы, я доверился не тому человеку, но у него была сила, способная нам помочь. Ведь мы же могли разобраться с анархистами после победы. Я и правда надеялся на их помощь, но теперь мне понятно, отчего всё вышло так, как вышло. Я почти год искал в нашем ордене крысу, и кто же знал, что крыса именно Вы, Комуи?Толпа взяла в кольцо и Комуи, тот как-то криво усмехнулся, Канда тут же вытащил ножи, но Ли успокоил его одним жестом.—?Пусть суд решает, кто из нас крыса, Эрнест.—?Пусть решает суд,?— согласился Эрнест. —?Но и твоего бойца пусть тоже посадят к нам, он уже угрожал меня убить однажды и уверен, он найдет способ сделать это по-настоящему.+++Аллен с тревогой ожидал новостей со съезда социалистов. Собрание слишком затянулось, не было никаких новостей, вместе с тем и замерла полиция. Это было явно нехорошо. Уолкер умел чувствовать ситуацию, и его чувство вопило о том, что впереди что-то ужасное.После той ночи с Тики внутри Уолкера ничего не изменилось, разве что он стал куда спокойнее реагировать на португальца. Тот же, получив желаемое, нисколько не остыл, и даже наоборот. Аллен часто просил его сделать мелкие поручения, но Микк был услужлив далеко не всегда. Португалец не был слишком глуп и часто понимал то, чего не стоило.—?Мне бесполезно тебя переубеждать, малыш,?— вздыхая, говорил Тики, целуя Уолкера в шею.—?А мне бесполезно упрашивать тебя понять мой мир. И всё же, ты здесь.—?Я и сам не понимаю почему. Я хочу тебя, но тебя всего. Не могу объяснить. Просто хочу.Аллен чуть прогибался в спине, когда настойчивые поцелуи спускались ниже, он не позволял Тики много, но было в этом что-то такое, чего Уолкер не понимал сам.Тики приносил новости, не слишком много, лишь то, что можно было услышать не влезая в опасные круги. Он работал на заводе, а там часто болтали о всяком. Аллен же устроился строителем в бригаду по обжигу кирпичей. Высокий дым обжига для башен надёжно скрывал его от подозрительных глаз, правда всего через пару дней такой работы он начал много кашлять, но это были мелочи. Во всю начиналась весна и прохладный южный ветер немного относил дым в сторону.Микк смотрел на взволнованного Уолкера, ощущая привкус скорой беды. Холодный ветер продувал насквозь, португалец поморщился, прижимая мальчишку к себе ближе. Они могли часто встречаться только на улице или в той убогой лачуги, где прятались от полиции. Они порой захаживали туда, чтобы уединиться. Аллен все ещё не позволял взять себя, но с каждой новой лаской становился смелее.Уолкера смущала горячая любовь португальца. В его душе ещё не исчез образ Эрнеста, но колючие поцелуи Тики был так приятны ему, что он терялся. Это не была простая похоть, Уолкер видел, как Микк был буквально помешан на нём, но мысли о великом не давали парню покоя, не позволяли расслабиться и отпустить самого себя навстречу всему тому, что он так долго отрицал в себе.Тики часто домогался к Аллену вечерами на улице, улучив момент, когда никто не видел. Он прижимал мальчишку к стене грудью, вжимаясь своим пахом в его задницу, обтираясь об него с таким наслаждением, что было удивительно, как он ещё не протер в одежде дыру. Прижимая мальчишку к стене, он говорил ему всё, что узнал, желая большей близости, но Аллена куда сильнее волновало то, что Микк говорил, чем то, что он делал.—?Мне кажется, я заслужил тебя,?— почти мурлыча, говорил португалец, прижимаясь к Аллену плотнее.—?То, что ты мне сказал я и сам слышал на стройке, так что нет.—?Чертёнок.Тики усмехался, потому что знал, он уговорит Аллена позже, эти мнимые отказы ничуть не расстраивали его. Тем более, он уже и сам ощущал, как Уолкер взбудоражился от его действий.—?Как только я узнаю, чем закончилось наше собрание,?— пообещал Аллен, когда Тики, не сдержавшись, всё же опустил свою горячую руку ему на промежность, поглаживая сквозь плотную ткань одежды.—?Не уж, чертёнок, ты ничего мне не дашь. Тогда вся твоя голова будет забита мыслями о своей революции. Я хочу тебя.—?Завтра.—?Завтра?—?Да. Но потом я буду занят только революцией.Тики больно укусил Аллена в шею, отпуская из своих объятий. Что ж, он подождёт.