Глава 7. Небу ты нужен такой (1/1)

Какая у этой басни мораль?А морали нет никакой.Один родился рогатым, ноПернатым родился другой.И каким ты был, таким и умрёшь,Видать ты нужен такойНебу, которое смотрит на насС радостью и тоской.Наутилус Помпилиус Негодяй и АнгелВстав рано утром и надев свою рубашку серо-синего цвета, с которой уже никогда не смыть следов от угля, Тики отправился в деревню, где жили Голдфилды. Семейство Голдфилдов состояло из пятерых человек?— Мистера Голдфилда, его жены, отца, трех детей. Глава семьи был человеком плотного телосложения, с пивным брюшком, как говорят англичане, лет сорока, с закрученными пышными усами, короткой стрижкой, большими темными бровями, суровым взглядом карих глаз. Носил он простенькие брюки землистого цвета, темно-синюю рубашку, заправленную в брюки и черную кожаную фуражку. Говорил он важно, растягивая слова, щёки его часто блестели нездоровым румянцем, но человеком он был неплохим. В меру богобоязнен, в меру чванлив, в меру глуп. Жена его?— темно-русая женщина с мутными, болотного цвета глазами, была существом низкого роста, на удивление худой и хилой на вид. Лицо её было вытянуто вперёд, глаза были глубоко посажены и производили странное впечатление. Характер у неё был под стать мужу, а потому между супругами почти никогда не случалось разлада.Трое детей выглядели как простые деревенские девочки и мальчик?— растрепанные, чумазые и загорелые, улыбающиеся и хитрые, обожающие игры на воздухе и всеми силами пытающиеся избежать работы. Тики часто видел таких людей и знал на них подход, а потому быстро пришёлся по душе семейству Голдфилдов. Вознаграждение ему сулили хорошее, а потому мужчина был крайне доволен сложившимися обстоятельствами. Правда до церквушки добираться долго?— почти два часа пешком, но ему ли жаловаться, человеку, прошедшему пешком половину Европы?Весь день Микк трудился на ферме Голдфилдов. Старик Голдфилд?— поседевший, высокий, полный мужчина лет шестидесяти пяти, полный сил и совсем не похожий на рассыхающегося Коллинза, показывал ему как править телегой. Тики быстро обучался новому, ибо в каждом новом занятии видел возможность заработка. Человек, чей удел были скитания по свету, был обязан знать и уметь многое, иначе его скитания в любой момент может прервать голодная смерть.За день на ферме мужчина устал, как ломовая лошадь, но эта усталость была ничто в сравнении с той, какую он испытывал, когда приходилось весь день размахивать киркой и лопатой. Это была приятная усталость. Тем более она была приятная от того, что хозяева накормили его куском хлеба, стаканом молока и даже дали холодный кусок баранины. Мечтать в обители о барашке было бесполезно, там, казалось, шел нескончаемый пост и слово ?мясо? было таким же недоступным и запретным, как и слово -"удовольствие?.Вернувшись поздно вечером, Тики подкрепил силы чаем и, помолившись на глазах у Аллена, мысленно скрипя от досады, мужчина лёг спать. Распятие, что висело над его головой, уже совсем не смущало и было не больше чем картина в гостинице, а потому Микк спокойно курил, ел яблоки и даже немного выпивал, делая небольшие глотки из бутылки с превосходным вином.Так продолжалось до воскресенья. В воскресенье, как сообщила сестра Мира, Аллен читал проповеди, а потому Тики не отличавшийся любовью к богословию, постарался встать раньше молодого священника и сбежал в город, не желая, чтобы его потащили на службу.Получив свой первый расчёт за несколько дней, Тики решил сходить в город. К его досаде по воскресеньям все увеселительные заведения были закрыты, а на рынке почти никого не было. Зайдя в бакалейную лавку, он купил себе батон свежего хлеба и взгляд его случайно упал на конфеты. Микк не был особым любителем сладкого, но неожиданно ему вспомнилось с какой радостью молодой монах ел яблоки и решил купить ему пару конфет. Тем более сестра Мира сказала, что ?мистер Уолкер ужасно любит покушать, особенно сладкое?. Взглянув на конфеты, как на кусок мяса для тигра, Тики решил попробовать приручить ими юношу.Вернувшись обратно и подождав, когда воскресная служба кончится, Микк протиснулся в храм, найдя Аллена очень усталым. Юноша выглядел так, как будто не разглагольствовал о морали и нравственности, а самолично пахал землю. Это удивило мужчину. Ну и что такого тяжелого было в том, чтобы трепать языком?Аллен, которого отсутствие португальца сильно расстроило, ведь он специально придумывал проповедь, способную пробудь в его сердце тягу к доброте и честной жизни, был все же рад увидеть гостя в церкви. Иной раз юноше казалось, что это и не человек вовсе, а сам чёрт, а потому видеть, что южанин спокойно стоит под сводами церкви, не внушало успокоения.—?Мой маленький монах выглядит очень устало,?— заметил мужчина, садясь на одну из скамеек.Уолкер пошатался, решая сесть или не сесть рядом, но, убедившись, что кроме мужчины здесь никого нет, присел рядом.—?Жаль, что Вас не было сегодня,?— произнёс Аллен и лицо его действительно выражало сожаление.—?Я ходил в город, чтобы узнать насчёт дороги,?— слегка приврал португалец.—?Вот как,?— протянул юноша, внезапно обнаруживший, что перспектива скорого расставания, когда он начал так благотворно влиять на бывшего заключенного, его не прельщала.—?Да,?— ответил Тики. —?Думаю, придется мне задержаться здесь ещё на неделю.Услышав, что у него есть ещё неделя, Уолкер едва сдержал радостную улыбку. Уж за неделю он что-нибудь да сделает! Конечно, если учитывать сколько лет мужчина жил без Бога во грехе, то неделя казалась таким маленьким и таким смешным сроком, но ведь это было лучше, чем ничего.—?Я, кстати, принёс тебе небольшой гостинец,?— сказал португалец, засунув руку в карман и вытащив оттуда горстку конфет. —?Я их купил,?— тут же предупредил лишние вопросы мужчина.Глаза Уолкера зажглись такой радостью, а его лицо озарила такая яркая улыбка, как будто он был мальчишкой, которому родители подарили собаку. Казалось, восторгу священника не было предела. Он неуверенно протянул свои тонкие, бледные руки, взяв гостинец и с каким-то озорством быстро развернул одну конфету и тут же засунул себе в рот, закатив глаза от удовольствия.Тики смотрел на этот щенячий восторг и чувство гордости и заразительной радости распирало его. Он ощущал какое-то странное воодушевление, как будто стадо мурашек пробежало по всему его телу. Глаза юноши блестели и из суровых серых превратились в серебристые, сияющие.Смотря на это лицо, на бледные губы, перепачканные шоколадом, мужчине вдруг неожиданно захотелось поцеловать этого паренька. Он даже немного наклонился вперед и лишь через мгновение понял, что собирался сделать. Сердце его пропустило огромный, болезненный удар и глаза расширились. Аллен, заметивший странную перемену в лице гостя, озадаченно посмотрел на него. Тики помотал головой и извинившись рванул прочь, думая о том, что это было.Не то, чтобы для мужчины подобное было чем-то совсем уж неожиданным. По правде сказать, Микк знал, что за ним водились подобные наклонности, но водились они крайне редко и ещё ни разу не приводили к греху. Женщины нравились ему больше, он боготворил их крепкие тела, мягкие груди и горячие губы, он сходил с ума от желания и счастья, когда плоть его проникала в женское тело и ощущал такое неистовство, что мог бы смутить и жеребца. Да, пару раз случалось, когда из-за долгого тюремного заключения, плоть его изнывала от тоски и он поглядывал на относительно симпатичных арестантов, он даже видел как в парижской тюрьме несколько мужчин самозабвенно совокуплялись, и даже приглашали остальных, но Микк не решился, мечтая о женских прелестях.Обнаружив столь странное влечение, Тики решил, что во чтобы то не стало пойдёт в город и снимет себе девочку, чтобы выбить из головы подобные мысли. И однако, мысли эти продолжали его мучить. Взгляд его то и дело останавливался на губах священнослужителя, на его хрупкой фигуре, как оказалось, достаточно хрупкой и женственной, что особенно подчеркивала длинная черная ряса, чем-то отдаленно напоминающая платье. Микк решительно не знал куда себя деть, а потому почти весь день избегал Аллена.Аллен же совершенно не понимал, что произошло. Он был невероятно благодарен мужчине, но никак не мог взять в толк, что сделал не так, что теперь южанин почти не показывается ему на глаза. У него было такое удивленное выражение лица, как будто на его глазах произошло нечто из ряда вон выходящее и что же было этим выходящим, Уолкер не знал.Придя вечером в свою комнату, чтобы поговорить с мужчиной, помолившись с ним Богу, Аллен лишь сильнее убедился в том, что, очевидно, чем-то обидел гостя. Быть может, он съел слишком много конфет? А что, если Тики и не хотел давать ему те конфеты, а просто дразнился и теперь был обижен? Аллен не знал, но он решил выяснить это.—?Вы сегодня сами не свой,?— ласково произнёс юноша, стараясь быть как можно мягче. —?Я Вас обидел?—?Разве такой милый маленький монах может кого-то обидеть? —?спросил Тики, пытаясь таким обращением отбить у Аллена охоту разговаривать.—?И всё же? Вы кажетесь мне расстроенным,?— стараясь не обращать внимание на последнюю реплику, поинтересовался юноша.—?Вспомнил одну неприятную вещь,?— отмахнулся Тики. —?Порой бывает, накатывает что-то такое, о чём не хочется думать и говорить.Уолкер недоверчиво поглядел на мужчину, но ничего не сказал. Он не знал, что на самом деле послужило причиной подобного настроения, но искренне надеялся, что ничем не обидел своего гостя.—?Скажите, Тики,?— неожиданно произнёс Аллен,?— я прошу Вас молиться, но молитесь ли Вы от всей души?Микк скосил взгляд в пол. Сейчас ему не хотелось врать, да он бы и не смог, слишком ярко тому свидетельствовало его поведение. Но правда была слишком неприятна для молодого священника.—?Я никогда не молился от души,?— наконец произнёс он, пытаясь смягчить правду. —?Мне кажется, что дорогу нужно пробивать силой, а не молитвой.—?Но в молитве заключена огромная сила,?— возразил Аллен.—?Молясь, мы перекладываем всё на Бога,?— ответил Тики.—?Но ведь на всё его Воля,?— вновь возразил Уолкер.—?И на убийства его воля? —?не выдержал Микк. —?На нищету, насилие, голод?—?Господь часто посылает нам испытания,?— грустно проговорил Аллен.—?И он же топил всех людей, потому что они делаю то, на что его воля, так?Уолкер замолчал. Зная это или нет, но Тики произнёс один из тех вопросов, на которые духовенство не любило отвечать и отмахивалось замечание в стиле: ?Богу виднее?. Самому Аллену этот вопрос всегда был непонятен, да и не только ему, но он знал, что это то, что не обсуждают в семинарии. Это была одна из тысяч ловушек, о которых не говорят.—?Я не Бог,?— устало ответил Аллен,?— но я знаю, что мир, который вокруг нас, что мы все и наши души не могли взяться сами по себе, как и многое другое немыслимо без Бога. И что истина есть только в чистых стремлениях души помогать ближнему и любить его, как самого себя. И в том, чтобы любить Бога.Тики не стал возражать. Ему не было дела до мира, до того, кто и как его создал и создал ли его кто-то вообще, но он твердо знал, что жизнь, которую он живёт сейчас?— это настоящее, а смерть и жизнь после смерти, что сон?— неизвестно выдумка ли она или будет ли за теми дверьми что-то другое.—?Мне не важно, что будет потом,?— уверенно сказал мужчина, решительно взглянув в лицо юноше. —?Я не знаю, если ли там что-то, но я знаю, что я тот человек, каким хочу быть я сам и что если я украду и меня поймают, виноват буду только я. Только у меня выбор между голодом и кражей и дело вовсе не в страхе перед Богом или Смертью.Подобное откровение ударило Аллена, словно пощёчина по лицу. Ему, человеку, которого религия научила видеть во всём руку Бога, говорили, что никакой руки нет, а если и есть, то последние слово стоит за человеком. Уолкер сразу же захотел горячо возразить, вспоминая Ветхий завет, но ни слова возражения не сорвались с его губ. Где-то глубоко в душе он знал, что этот грубый, неотесанный, грешный человек говорит правду, свою правду, но его правда очень близка миру земному. Аллен мало знал жизнь, но некоторые его иллюзии, навеянные религией, уже успели разбиться, другие же, наоборот, окрепли. Но это…—?Можешь мне не верить, маленький монах,?— со странной горечью, совсем не свойственной ему, сказал Тики,?— но тут есть только два варианта. Либо я сам хозяин своей судьбы, либо Бог?— хозяин моей судьбы, но тогда все грехи, какие я только могу совершить?— есть дело его рук.Аллен отчаянно замотал головой. Какая глупость! Бог не может намеренно заставлять людей грешить. Бог?— он добро, он любовь, он чистота. В этот момент Уолкер забыл все прочитанные слова Ветхого Завета, Строгие слова Левита, он забыл всё и верил только в образ доброго Бога-отца, которого, быть может, не существовало за гранями его воображения, но в котором он так отчаянно нуждался.—?Послушай меня, монах,?— серьёзно сказал Микк,?— ты пытаешься усидеть на двух бочках, одновременно веря в то, что на всё воля Бога, но если человек совершает зло, то это уже не воля Бога. Я не разбираюсь в этом, но меня учили верить и я верю. Я верю в то, что если меня создал Бог, то создал именно таким, каким я должен был быть и таким, каким я нужен, я родился и таким же, нужным, умру.Уолкер молчал. Эти слова глубоко поразили его и он, постояв молча в своей комнате, ушёл, думая над тем, где же во всём этом истина и может ли быть, чтобы каждый рождался таким, каким нужно Богу и совершал те поступки, какие должен совершить, пусть бы они и звались грехом.