День 54 24 Октября: Вечер (1/1)

– Я проголодался, – сказал Фрэнк. – У тебя есть какие-то предпочтения в еде? Я задумался. Я вообще-то на еду хер клал. Она была моим способом оставаться в живых. Поэтому я не интересовался ее полезными свойствами, вкусовыми качествами, составом и вообще едой как материей в целом. Поэтому я чаще всего ел фаст-фуд и сладкое, которые портили мне фигуру, кожу и волосы, но зато активно заставляли работать мозг из-за высокого содержания сахара и быстрых углеводов. Правда от такой еды все время чувствуешь себя вымотанным.– Не особо, – ответил я. – А я люблю еду, это клево. Знаешь, что я хочу попробовать сегодня?Я уже предвидел что-то странное.– Ну? – Салат из свиных ушей! – Фу! Господи, Фрэнк, это мерзко, – скривился я. – Ты ни за что не узнаешь, пока не попробуешь. Какое-то время я думал, что есть желтки вареных яиц это мерзко. А оказалось, очень даже ничего, – простодушно пожал он плечами. – И где подают такую гадость? – В любом китайском бистро. Я еще думал попробовать суп из желудков с редисом. Аманда говорила, что это нечто. – Точно, это нечто, – наверное, я весь позеленел. – Джи, не будь таким предвзятым, дай ушам шанс! – он отлип от перил и побежал вниз по лестницам. Я последовал за ним. После тяжелого подъема спуск всегда кажется неимоверно легким, словно паришь. Но Фрэнк был Фрэнком – он так быстро разгонялся, что едва не влетал в туристов и перескакивал по две ступеньки. Последний пролет он съехал на перилах. Смотритель крикнул ему в спину "Эй! Здесь нельзя кататься!", но вряд ли Айеро его услышал. Мы вышли на Десятую Авеню, и Айеро достал телефон. Никогда не видел таких жутко раздолбаных смартфонов. Экран местами буквально крошился, задняя панель была перемотана изолентой, а модель уж точно была не из новых, словно Фрэнку она досталась в наследство от бабушки. Айеро открыл карты, вбивая в поиске "китайский ресторан".– Как прекрасно, что в Нью-Йорке так любят китайскую кухню, – усмехнулся он, показывая мне целый ворох синих точек поверх Манхетенна. – Вот сюда и пойдем, – выбрал он.По пути Айеро опять что-то напевал под нос.– Tatty Vampire, а ты никогда петь не пытался? – вдруг спросил он. Сейчас бы с моей социальной тревожностью еще бы пытаться заниматься вокалом. Я отрицательно мотнул головой. – Черт, а мне казалось у тебя прикольный голос. Он бы выделялся. – Ты издеваешься? Я звучу, как Бела Лугоши на последнем издыхании гелия, – посмотрел я на Фрэнка исподлобья.Он прыснул.– Блять, извини. Ну, есть такое, но я совсем не об этом. У тебя охуенный тембр, я реально впервые слышу что-то похожее. Естественно, я не настаиваю, но я бы хотел послушать, как ты поешь.Он стал напевать Singin' in the rain:– I'm si-ingin' in the rain, just si-ingin' in the rain! What a glo-orious fe-e-eling, I'm happy again!.. Ну дава-ай, ты же знаешь эту песню! Он стал щелкать пальцами в такт и пританцовывать спиной вперед, неотрывно глядя на меня.– I'm laughing at clouds, I'm laughing at clouds, – и он указал на меня, ожидая моего череда.– So dark up above, – закатил я глаза, но не пропел, а просто произнес эту фразу.– The sun's in my heart... – протянул певуче Фрэнк, – And I'm ready fo-o-or... Джерард?– Love, – закончил я за него.– Ну что за талантище, вы посмотрите на этого парня! А теперь продолжай!– Let the stormy clouds chase, – нараспев произнес я, не особо стараясь. Фрэнк подхватил:– Everyon-ne from the place, come on with the rain! Когда мы стали петь одновременно, мне стало уже не так страшно, и я стал произносить слова чуть громче:– I've a smi-ile on my face, I walk do-own the lane.– With a ha-appy refrain – just si-inging, si-i-inging in the rain! – закончили мы вместе.– Знаешь, Джи, я бы на твоем месте вообще не боялся петь. Ты слышал, что вообще у меня получается? Да это кошмар музыканта! Но черт, когда я понял, что бояться петь бессмысленно, я реально просто забил с тех пор и наслаждаюсь. Потому что смысл не в результате, а в процессе. Конечно, ему легко говорить. Хорошо, наверное, когда у тебя есть от природы все данные, и ты не забитый хер с кучей комплексов.– Нет, пение это не для меня. Я терпеть не могу, когда на меня пялятся, и когда меня слушают. Мне тяжело даже просто у доски стоять, – фыркнул я.– Оу, – расстроился он, – Но… я ведь тоже боялся. Знаешь, что мне помогло? Я начал петь для себя. Искусство не становится искусством, когда у него есть зрители. Оно такое само по себе. Прозу Кафки свет до его смерти не видел. Но она была искусством задолго до того, как ее вытащили из ящиков. Все самое лучшее начинается с самых неловких и стремных попыток сделать что-то для себя. Никто не рождается априори с восхитительным талантом. Любой талант это на все сто процентов труд. Вспомни свои первые рисунки, – толкнул он в меня с улыбкой. – Готов поспорить, ты мечтаешь их забыть. И сколько ты их с тех пор нарисовал? Тысячу? Пять тысяч? И сколько времени ты оттачивал свой талант? Вот в этом и вся суть так называемого ?таланта?. Фрэнк закурил. У меня сложилось ощущение, что он рад делиться своими соображениями с кем-то. И это довольно мило, что он считает, что я его понимаю. Мимо нас прогудел автобус, мы проходили возле Челси-парка, который непонятно почему назывался парком, если представлял собой просто публичное футбольное поле, где всегда собирались толпы детишек и родителей, пинающих друг другу мячи. На пересечении с западной Двадцать Пятой Стрит Айеро перебежал на красный, поймав в спину гудок автомобиля, и довольно уставился на вывеску с потрепанными китайскими иероглифами. Он выкинул под ноги окурок и толкнул стеклянную дверь. Звякнул колокольчик. Внутри все выглядело не очень-то привлекательно: нижние части стен были облицованы зелеными и синими плитками кафеля, сверху – пластиковыми панелями. Повсюду висели дешевые бумажные украшения в виде драконов и символов китайского календаря. Сверху в углу рядом с вентилятором трещал большой телевизор с азиатским музыкальным каналом, а между флуоресцентными лампами свисали декоративные красные фонарики. Фрэнк подошел к стойке, а я занял место за столом возле окна, напряженно глядя на людей вокруг. Тут как будто были одни китайцы, отчего я чувствовал себя неуютно. Зато Айеро, кажется, везде был как рыба в воде. Минуты через три он подсел ко мне.– Ого, никогда раньше не слышал такого сильного акцента! Но это забавно, – рассмеялся он, – Тот дедуля почти ни слова по-английски, и мне пришлось объяснять, что я хочу салат из слуховых раковин животного-бекона. А тебе я взял бао-цзы.– Что? Зачем? И-и… что это? – не понял я.– Пирожки, приготовленные на пару. Надеюсь, ты не против.– Я не пробовал их прежде, так что не знаю, против я или нет. Я вообще далек от азиатской кухни.– Ну, разводной рамен ты точно пробовал, – пожал плечами Айеро.– Пол жизни им питаюсь, – усмехнулся я, и это было чистейшей правдой.– Оке-ей, как насчет того, чтобы продолжить нашу игру из автобуса?– Уоу, что вообще можно у меня спросить? – Даже и не знаю, загадочный тип, – Фрэнк вытащил салфетку и стал что-то из нее складывать. – Например, расскажи мне о своих друзьях?– Это самый худший вопрос из всех, которые мне можно задать, – я стал нервно теребить под столом полу плаща.– Почему?– Потому что рассказывать мне нечего.– Да ну, – удивился Айеро.– Я ни с кем не общаюсь последние пару… лет. А может и больше.– Даже по интернету? – расстроился он.– Ни с кем. Наслаждаюсь жизнью волка-одиночки.– Не весело, – поджал губы Айеро, продолжая разглаживать сгибы салфетки. – Ну значит я буду твоим другом. Блять. Милый ты уебок.– Тогда теперь мой вопрос. Ты не дал мне вообще-то толкового ответа. Зачем ты со мной общаешься? Я чертовски нервничал, боясь, что услышу какой-нибудь затертый неловкий ответ. Я был уверен, что я не нужен Айеро. И я не хотел получать этому подтверждения.– А это не очевидно? – поднял брови Фрэнк.– Ни капли.– Да господи, ты классный, с тобой клево проводить время. Ты такой, даже не знаю… Джерард! Один в своем роде. Я даже иногда завидую тебе, потому что ты такой потрясающий художник. Но знаешь, что главное? Я редко встречаю кого-то, кто знает, что делает со своей жизнью, а ты, блять, знаешь. Ага, как же, знаю – мысленно закатил я глаза, но сердце бешено колотилось. Я хотел услышать больше. И Фрэнк продолжал:– Ты вкладываешь себя в свои работы, и это видно. Типа большинство тех, кто учится в нашем колледже, хоть и художники, музыканты, скульпторы, режиссеры, но они прячутся за своими произведениями, которые они делают для оценки, а не для себя. Тебе же вообще не важно, поймут тебя или нет. А так даже я не умею, – ухмыльнулся Айеро. – Я, наоборот, очень хочу, чтобы меня понимали. Ну, ты знаешь. Забавно, что во мне Фрэнк видит то, чего я в упор не вижу в себе. Он очень разочаруется, когда поймет, на кого потратил время. И тем не менее я был польщен и даже хотел продолжить для него притворяться.– Но ты же общаешься с кучей людей. Они твои друзья. И что, неужели они не подходят под твои стандарты? – попытался я его подловить. Фрэнк вздохнул и тихонько напел:– Too many friends, too many people, that I'll never meet and I'll never be there for… I'll never be there for…* Из них моими реальными друзьями я могу назвать только Боба и Рэя. Они реально идейные ребята. Надеюсь, ты захочешь узнать их поближе, – он тихо рассмеялся, вспоминая что-то. – Ну и еще они забавные. Ох, если бы ты видел, какие убойные драм-соло выдает Боб! Соседи его ненавидят. Фрэнк отложил салфеточный лотос и потянулся за новой бумажкой.– И сколько у тебя еще скрытых скиллов? – спросил я, разглядывая его оригами.– Хах, да это же базовое умение времен детского сада!.. А ты что, не умеешь? – хитро улыбнулся парень.– Даже не имею представления, как делать самолетики.– Научить? – он вытащил новую салфетку и положил передо мной. – Смотри, – он стал нарочито медленно складывать бумагу, наблюдая, чтобы я все делал правильно. – Видишь? Это просто. Но из обычной бумаги они летают лучше. Фрэнк запустил свой самолетик в зал, который приземлился под ноги пожилого китайца с шикарными седыми усами. Он злобно сверкнул глазами в сторону Айеро, который просто глупо хихикнул. К нам подошла китаянка средних лет с коричневым лицом и, молча поставив на столик поднос с одноразовыми тарелками со странной едой, удалилась за дверь для персонала.– Ух-х! – потер руки Фрэнк. – Наконец-то я узнаю, какие уши на вкус. Я с нескрываемым отвращением уставился на серовато-розовые бледные полоски чего-то, смешанные с зеленью, огурцом и острой морковью. Кунжут выглядел как крохотные личинки, так что я почувствовал себя дурно. Заметив мое выражение, Айеро рассмеялся и насадил на вилку непривлекательный кусочек свиного уха. Он демонстративно медленно положил его в рот, громко и с наслаждением хрустя хрящом.– Черт, а это совсем не так плохо на вкус, как выглядит! Серьезно, Джи, попробуй, – он наколол новую порцию салата и поднес к моему рту. Я почувствовал себя неловко, потому что Фрэнк опять творил какую-то дичь с моими личными границами. Я не видел даже как мои родители кормили друг друга с ложек, не то что друзья. Пересилив отвращение, я настороженно стянул зубами комок салата с торчащим ухом, смотря в глаза ехидному Фрэнку. Как бы не было мне противно, но ради Айеро я попытался это съесть. Но будем честны, даже если бы он предложил мне слопать дерьмо, я бы это сделал. Первое, что я почувствовал – это соевый соус, уксус и кунжутное масло. А затем стал медленно жевать, боясь прямо тут проблеваться перед Фрэнком. Но Айеро оказался прав. На вкус это было далеко не так ужасно. Ну, просто острый салат из свежих овощей и плохо жующиеся хрящи. Почти как передержанный кальмар со странным привкусом свинины, но пожестче. Я не почувствовал особого гастрономического удовольствия, но и не подумал, что это так уж плохо. Зато сам Айеро остался в восторге, уплетая салат за обе щеки. Я посмотрел на белоснежные шарики пирожков бао-цзы, похожие на дамплинги, которые миссис Уэй готовила каждое второе воскресенье. Сквозь тесто едва просвечивала мясная начинка.– Хватит на них смотреть, пробуй уже, – кивнул на них Фрэнк. Я осторожно придвинул к себе пластиковую тарелку, разрезая мягкий пирожок. Из него в лицо сразу ударил пар. Тесто было очень податливым, почти как детский ароматизированный пластилин. Свинина на пару пахла страннее, чем вареная, но специи и зелень компенсировали это.– Это мне точно нравится больше, чем твоя странная… эм-м, – посмотрел я на быстро исчезающий салат, прислушиваясь к вкусовым ощущениям после пирожка.– Ну значит один я у тебя украду, – он перетащил белый комочек себе на тарелку.– Да хоть все, ты за них платил. Кстати, сколько я тебе должен за билеты и за еду? Фрэнк поперхнулся.– Ноль долларов ноль центов! Это за мой счет, придурок! – с искренним негодованием он кинул в меня скомканную салфетку. – А вот за билет на концерт заплатишь сам, а то мне не хватит на скейтборд. Я подумал, что в благодарность за этот день я бы ему хоть десять скейтбордов подарил.– Продолжая нашу игру, чтобы ты обязательно хотел бы сделать перед смертью? – спросил я.– Столько вещей, что одной жизни бы не хватило, – мечтательно заблестели его глаза, – поэтому я лично собираюсь умереть где-то после ста двадцати лет. И потому отметить мой столетний юбилей – это определенно одно из желаний. Еще я хочу проколоть бровь. Займусь этим в следующие посещение Нью-Йорка. Еще набить себе на пальцах Halloween – по букве на фалангу, еще прыгнуть с парашютом, устроить концерт в Альберт-Холле, отрастить волосы, выпустить свою линию парфюма, получить Грэмми, побывать в Румынии, скатиться с Мон-Блана по красной трассе, попробовать жареную саранчу, чернила каракатицы и тысячелетнее яйцо… Говорят, оно пахнет как осветлитель для волос.– Айеро, у тебя есть вообще нормальные вкусы в еде? – рассмеялся я.– Конечно, я обожаю пиццу и молочные коктейли.– Идиот, у тебя же непереносимость лактозы! – пнул я его под столом.– Но ведь я должен был как-то узнать, что она у меня есть! – пнул он меня сильнее. Я не знал, что сказать, поэтому просто сдавил глупую улыбку, укрыв глаза ладонью. Фрэнк к черту невыносим.– Мой черед спрашивать. Итак, мистер Уэй, – загадочно начал он, – во что ты веришь? Неожиданный вопрос. Я задумчиво подковырнул свой пирожок.– Смотря в каком контексте. Типа верю ли я в бога? – переспросил я.– А вот понимай, как хочешь.– Я атеист. Но все-таки хочу верить, что после смерти еще что-то есть.– Типа вечная посмертная вечеринка, – подхватил Фрэнк.– Да! Я бы хотел, чтобы это был парад. Знаешь, я даже рисовал комикс про ракового больного, который после смерти оказался приглашенным на марш, где все ходили в черном.– Это как-то слишком классно, блять! – восторженно выдохнул Фрэнк. – Я хочу, чтобы была такая песня.– Ты же музыкант. Напиши ее, – пожал я плечами. – Но честно, это будет глупо, если мы в самом деле просто куски мяса с костями.– А мы такие и есть. Но это не значит, что на этом все. Фрэнк съел последний ломтик огурца с тарелки и удовлетворенно откинулся на спинку.– Какой самый глупый поступок ты совершал? – спросил я.– Оу-у, боюсь, этот список длиннее, чем список моих желаний, – он почему-то помрачнел. – Ладно, я пойду отолью, – бросил Фрэнк, выбираясь из-за стола. Я смотрел в спину его расслабленной походке. Интересно, он свалил, потому что я спросил что-то не то? Мне было грустно и стремно оставаться без Айеро даже на минуту. Наверное, после стольких лет, проведенных в одиночестве, меня было слишком легко впечатлить и привязать к себе буквально за пару дней. Во всяком случае, я хотел верить в то, что это чувство быстро пройдет, и на самом деле Айеро не был таким особенным, каким он мне казался. К моему удивлению, стоило Фрэнку уйти, как я тут же услышал шепот за затылком, от которого по позвоночнику словно пробежали чьи-то холодные гнилые пальцы. С самого появления Айеро сегодня у шкафчиков я не замечал никаких симптомов. И вот стоило этому ублюдку уйти, все началось по новой! Господи. Я устало потер глаза тыльными сторонами ладоней, пытаясь согнать наваждение. В итоге на запястьях остались пятна моих теней. ?Забудь, это бесполезно. Ты не вылечишься?, – безразлично отозвался мой внутренний голос. – Иди ты к черту! – прошипел я, запуская пальцы в волосы и оттягивая их, чтобы через легкую боль привести себя в чувство. Или я все-таки хотел, чтобы Фрэнк был особенным? Чтобы он стал моим другом. Я все еще не знал, могу ли я верить ему. Но я хотел. Все-таки хотел. Наверное, меня просто заебало одиночество. Чего бы не попробовать в самом деле? Что я потеряю, общаясь с Фрэнком? По большому счету я просто боялся оказаться обманутым. Вернее, что обманываю тут я. Что Айеро рано или поздно поймет, с кем связался, что он не примет меня настоящего и будет в колледже бросать на меня редкие брезгливые взгляды, потому что я не смогу долго скрывать свою жалкую суицидальную сущность. Блять! Нет, нет-нет-нет! Я закусил губу. Я не хочу. Лучше притворяться, лишь бы не остаться снова одному. Я смогу подружиться и с Рэем, и с Бобом. И буду проводить все чертово время, что смогу, с Фрэнком. Я, пожалуй, даже могу начать нормально лечиться. Пока Айеро не поймет, в чем дело, я буду держать себя в руках. Гадкие холодные легкие прикосновения поползли от затылка и лопаток по плечам к груди. Скрипнула дверь уборной, и в зал вернулся Айеро. Все сразу пропало. Только противное липкое ощущение еще оставалось в центре мозга. Фрэнк жестом позвал меня, и мы вышли из китайской забегаловки. Уже начало смеркаться, и небо над Нью-Йорком окрасилось в оранжевый. В Манхеттене было заметно облачней из-за выхлопов и темнее из-за небоскребов, чем в Бельвиле. Зажигались вывески, так что куда бы мы ни шли, все выглядело до неприличия пестрым и ярким. Неон жег глаза, но мне это даже нравилось. Было забавно наблюдать, как кожа Фрэнка то зеленела, то синела, то краснела в зависимости от вывесок, мимо которых мы проходили. Айеро достал новую банку пива и, прополоскав им горло, сплюнул на газон.– Эй, как там было? You like to watch, we like to use, and we were born to lose? – спросил я.– Ого, ты даже запомнил? – улыбнулся Фрэнк.– Тут довольно простые рифма и ритм, – повел я плечом, надеясь скрыть то, что я вообще запоминаю каждое его слово.– Хороший знак. Значит, текст удался, – серьезно пробурчал под нос парень.– Что, если дальше сделать так: I choose defeat, I walk away and leave this place as yesterday?– ?И сколько у тебя еще скрытых скиллов?? – передразнил меня Фрэнк. – Это классно звучит! – он посмотрел в небо и нараспев произнес, загибая пальцы по слогам, – I choose defeat… Это мощная строчка. I choose defeat, I walk away and leave this place… the sa-ame today. Да, так по-моему, – просиял он, и пропел весь куплет с начала до этих слов. Я слушал его тихое пение, как будто это было пиздец каким ценным мигом, и я хотел запомнить каждую нотку его голоса.– Может, будешь мне тексты писать? – подмигнул он.– Не-ет, спасибо. Лучше продолжу рисовать свои комиксы.– Хэй, а дашь мне их почитать? Никто у меня прежде не просил читать мои комиксы. Что я их рисую не было загадкой – я это часто делал на парах и в обеденный перерыв. Но вот чтобы читать. Я нервно сглотнул.– Не знаю, стоит ли оно того.– Конечно стоит. Покажи мне свое искусство, и я покажу тебе свое, – шепнул Фрэнк мне на самое ухо, от чего я остолбенел и почувствовал, как шею обдало жаром. От Айеро несло алкоголем, и он наверняка надрался сильнее, чем он делает вид. Сколько он уже банок выпил за последние часы? Три вроде. И еще одну утром.– А не пора ли нам уже тащить свои задницы в Mercury Lounge? – отрывисто спросил я. Айеро взглянул на разбитый экран телефона.– Чуть больше часа до концерта. Очень даже пора, дорогуша, – подтвердил он и зашагал быстрее. – Нам нужно добраться до нижнего Манхеттена к восточной Хьюстен Стрит.– Кстати, это будет мой первый концерт, – неловко сказал я.– Ты серьезно? – почти с жалостью спросил он. – Сколько же ты потерял, бедный ребенок, – он потрепал меня по голове, разлохматив волосы. – Подумать только, шестнадцать лет мальчику! Фрэнк был очень взволнован, он через каждую затяжку сигареты делал глоток пива. Я не понял, боялся ли он опоздать или просто скорее хотел попасть на концерт. Он достал еще одну банку Хайнекена и отдал мне, мотивировав это тем, что мне нельзя идти трезвым на свою первую вечеринку, и тем более, что до концерта надо все допить, потому что в клуб не пускают со своим алкоголем. Уже к середине банки у меня начало шуметь в голове, но я был счастлив. У клуба собралась небольшая толпа, охрана на входе проверяла сумки и рюкзаки. Когда очередь дошла до нас, Фрэнк гордо продемонстрировал пустой рюкзак, лишенный всяких алкогольных запасов. Нас впустили, и Айеро побежал к кассе, пока я сдавал свой плащ в гардероб. Внутри было темно, фойе освещали гирлянды, укрывающие потолок, и красные лампы, протянутые по периметру. Все стены были увешаны плакатами, фотографиями выступавших здесь групп и автографами в рамках. Здесь было шумно, так что разговаривать толком мы с Фрэнком не могли. Я во все глаза пялился на татуированную толпу всяких фриков и хипстеров. Среди них я вовсе не чувствовал себя таким уж странным.– Джи, двенадцать долларов за вход! – крикнул мне Фрэнк с кассы и протянул ладонь. Я покопался в карманах плаща, доставая свой жуткий потрепанный кошелек. Выпотрошив его, я отдал парню купюры, и расплатившись, он довольно помахал передо мной билетами. Мы протиснулись ближе ко входу в концертный зал. Туда пока не пускали, но я слышал, как за дверьми настраивали инструменты и аппаратуру. Сбоку холла стояла блестящая барная стойка, в теплом оранжевом освещении мерцали бутылки крепкого алкоголя, два бармена в черных жилетах делали свои крутые штуки с шейкерами. К стойке уже стеклась какая-то часть зрителей, и теперь они звенели бокалами и цветными коктейлями, переговариваясь и смеясь. Мне неожиданно понравилась царящая здесь атмосфера. Фрэнк довольно бегал вдоль стен, тыкая в какие-то портреты и пытаясь перекричать шум. Я плохо его слышал, поэтому просто кивал, как китайский болванчик. Потом охрана и билетёр подошли к дверям. Люди сразу оживились и стеклись туда. Нас с Фрэнком тоже унесло в общей массе. Зал открыли, стали пускать зрителей. Айеро просто не мог сдержаться и прыгал рядом со мной в нетерпении. Мы вошли в небольшой зал. Конечно, попасть в первые ряды не удалось, но мне было все равно где, лишь бы меня не унесло от Фрэнка. Стены были выкрашены в черный, где-то одну шестую часть зала занимала сцена высотой по пояс, на нее были направлены яркие лучи софитов. Время тянулось предательски медленно. Я тупо вертел головой, разглядывая людей вокруг меня. Толпа толкала, врезалась, перекидывала меня от одного плеча к другому. И прежде, чем я увидел самих Colour Revolt, люди вокруг начали орать и кричать, приветствуя группу. Только тогда наши с Фрэнком взгляды прилипли к сцене. Джесси громко прокричал ?Приветствую вас, Нью-Йорк!? Зрители завизжали, подняв руки над головами.– Мы Colour Revolt! И мы очень рады быть этим вечером с вами! Хочу вам представить наших прекрасных ребят: там за микрофоном стоит Шон, Шон, подними руку! Брукс – наш клавишник! Типтон помахал рукой, широко улыбаясь и наиграл простую мелодию.– Патрик наш ударник, – продолжил Джесси, указав рукой на парня, садящегося за барабанную установку, – Ну и, разумеется, Люк на басах. Толпа поприветствовала исполнителей аплодисментами.– Как ваше настроение, Нью-Йорк? – спросил Шон, и его голос раскатился по всему крошечному залу из колонок. Все снова завизжали.– Рады снова быть с вами сегодня в Mercury Lounge! Это уже наше второе выступление здесь. Ну что, отпразднуем это? – Джесси явно нравилось быть в центре внимания. Он подобрал гитару, приставленную к колонке.– Эта песня называется Eight Years! Надеюсь, кто-то из вас ее слышал, – усмехнулся он. – Она странная. Толпа громко захлопала, Фрэнк просто неистово заорал за моей спиной. Первыми вступили клавишные, а затем присоединились ударные. Меня качало не то от алкоголя, не то от эмоций. Мигали софиты, освещая сцену и зрителей разными цветами. Большинство людей из толпы не знали песен, они пришли повеселиться, и потому просто танцевали, кивали и хлопали. Песня сменялась песней, люди сгрудились ближе к сцене, оставив треть зала почти пустой для ребят, которые пришли потанцевать, и наслаждались музыкой. Я какие-то кусочки знал, и подпевал, как мог. Вначале тихо, затем общий драйв на меня повлиял, и я пел все громче. Я даже уже не обращал внимания на то, что меня толкали и пихали. Всех здесь толкали и пихали, и это было неизбежно, когда приходишь на концерт. Очень быстро в зале стало душно, и от пота у меня волосы прилипли ко лбу, а подмышками и на спине стало противно сыро. Надо было сдать вместе с плащом еще и пиджак. Я ослабил галстук и расстегнул верхние две пуговицы рубашки. Песен через пять-шесть зал уже весь пах как груда потных тел, которые качались в темп неторопливого рока. Айеро орал громче всех. Смотря на него, люди тоже подхватывали его энергию. Музыка была оглушающей до боли в барабанных перепонках, и местами это не сочеталась с ее почти плавным звучанием. – Следующий трек Matresses Underwater! – улыбнулся фронтмен, подбирая с пола бутылку воды и делая пару глотков. – Погнали! Он начал наигрывать рифы. Я подпевал словам, особенно моментам, где вокалист переходил на скрим, плавно качаясь в такт мелодии и совершенно не боясь, что буду звучать как-то не так в общем шуме:– Ash to ash, dust to dust, we're all gonna die, so we have to trust in something though it might be nothing, but it's gotta be something…* Потом я обернулся на Фрэнка, и оказалось, что он тоже смотрел на меня, но он не подпевал. Он реально просто счастливо пялился на меня. Тогда я стал петь еще громче.– Джи! – позвал он меня и притянул к себе, вцепившись в рукав моего плаща, – Джи! Ты охуенно поешь! – крикнул он мне в ухо, перекинув руку через мои плечи. Блять, Фрэнк! Я чувствовал вес его расслабленного тела, его горячее, пропахшее алкоголем дыхание, на своей щеке, так что я улыбнулся во все зубы, и дальше мы стали орать вместе:– Now we mean it in our homes, where we're sleeping. We call it mattresses underwater but the gutters are seeping, so we say: "Ask and ask and we'll return. The same old favors till its our own turn"!* Когда песня закончилась, я неистово захлопал, отбивая себе все ладони. Фрэнк стоял за мной, положив руки мне на плечи и визжал мне почти в самое ухо. Это было самое уютное и правильное чувство на свете. Оно пьянило меня больше, чем все литры алкоголя, которые я выпил за этот день. Как же я не хотел, чтобы этот концерт кончался. Но все хорошие вещи проходят быстро. Выступление длилось чуть больше полутора часов вместе со всей болтовней ребят между песен. Однако…– Это был прекрасный вечер, Манхеттен! Без вас бы он не состоялся! Вы прекрасная публика, спасибо! Юху-у! – Джесси поднял кулак над головой и ударил пару раз медиатором по струнам. – Спасибо! Ребята из группы потихоньку уходили со сцены. Вслед за ними стала разбредаться и публика. Мы с Фрэнком вывалились в прохладный холл. Казалось, это было просто живительным глотком воздуха. Голова у меня кружилась от нехватки кислорода и звона в ушах.– Фрэнк! Фрэнк! Я ничего не слышу, словно вата в ушах! – крикнул я ему. Айеро рассмеялся.– Это нормально! Скоро пройдет! – похлопал он меня по плечу. – Пойдем отольем, а то я сейчас лопну! Мы встали в очередь возле туалетов. Парни перед нами тоже орали друг другу, потому что у всех после громкой музыки звенело в ушах. Меня немного шатало, так что я едва не впечатался в захлопывающуюся дверь передо мной. Фрэнк расхохотался и придержал створку. Мы заняли соседние кабинки. Это было супер странно слышать журчание с двух сторон. Я вообще ненавидел общественные туалеты, потому что мне было сложно в них расслабиться. Но сегодня вся моя тревожность как улетучилась после этого охуенного вечера. Я просто стоял и пялился в черный кафель облицовки, все еще напевая приставшую Matresses Underwater. Айеро из соседней кабинки начал мне подпевать, и когда закончился припев, мы синхронно нажали на слив. Мы вывалились из клуба на холодные ночные улицы под вывеской Mercury Lounge. В отличие от Джерси машины здесь ездили даже ночью, освещая нас проносящимися фарами. В Нью-Йорке никогда не бывает темно и тихо. Я чувствовал себя таким счастливым, что желудок и легкие как будто наполнили гелием, а в руках стояло мандражное покалывание. Я не стал даже надевать плащ, наслаждаясь ледяным ветром, стоящим на Хьюстон стрит, а просто закинул его на плечо, полной грудью вдыхая свежий воздух.– Фрэнк! – я уставился на друга. – Спасибо тебе блять, мелкий ты засранец! Это был лучший день в моей жизни!– Значит, не зря, – искренне улыбнулся Айеро – он выглядел таким же счастливым, как и я. А потом вдруг он схватился за мой галстук и, притянув меня к себе, коротко поцеловал в щеку возле губ. Я застыл и еще пару секунд не мог вспомнить, как дышать. Я глотал воздух, как рыба, открывая и закрывая рот. Я впал в полнейший ступор, не имея ни малейшего представления как реагировать и что думать. Айеро вначале улыбался, а потом улыбка медленно сползла с его лица, сменяясь каким-то неправильным оттенком замешательства и испуга. – Это что блять было?! – вскричал я, что даже голос дрогнул, и широко раскрытыми глазами впился в его застывшее лицо.– Черт, – выдохнул он сквозь зубы, отходя на шаг. – Блять, извини. Извини! Сам не знаю, что на меня нашло… Прости, правда… Это было лишнее! ?Да нихуя не лишнее!? – пронеслась в голове мысль. Я ее отогнал. Чтобы как-то исправить ситуацию, я усмехнулся и мягко толкнул его в живот.– Чертов педик! Так и знал! – и нарочито рассмеялся. Фрэнк тоже неловко хихикнул, пытаясь заглушить свой страх и осознание ошибки.– Я иногда становлюсь слишком эмоциональным, и не могу контролировать что творю, – попытался он объясниться, виновато пряча взгляд. – Это иногда случается… Когда, ну… когда я сам не понимаю, что делаю. Извини!– Да забей, правда, все нормально, – попытался успокоить я его. Мне не хотелось, чтобы Фрэнк чувствовал себя так после всего, что он сделал для меня. Мне захотелось как-то исправить ситуацию. Он не заслужил. Так что я осторожно подошел к нему, едва касаясь дрожащей рукой горячей кожи и убирая с его лица волосы, чтобы посмотреть в глаза. От кончиков пальцев к груди словно ток прошелся. Айеро дернулся, удивленно смотря на меня, но не отступил. Я впервые видел у него этот взгляд… надежды?– Правда, Фрэнк, все в порядке, – мягко сказал я. – Спасибо. И, словно ныряя в ледяную воду, оставил на его щеке легкий поцелуй. Фрэнк резко выдохнул, прикрыв глаза. Он что? Наслаждался этим моментом?– Джерард, блять… – на грани слышимости произнес он мое имя, его голос дрожал. – Ты что творишь, ублюдок? – шепнул он, и резко вцепился в мою руку, не позволяя мне отойти, а потом посмотрел на меня.– Это было слишком... по-гейски? – спросил я.– Очень, – уморительно серьезно сказал Фрэнк, и я больше не смог сдерживаться и просто упал ему на плечо, задыхаясь от хохота и чувствуя, как дрожит грудь Айеро от плохо скрываемого смеха. Хотя в глубине души я вовсе не находил это смешным. Какая-то часть меня хотела плакать.