Часть 1: увлеченность. (1/2)

***Киригакурэ Сайдзо считал себя вечно одиноким странником на бескрайних просторах опасности и угроз. Эдакий один в поле воин, всегда готовый рвануть в бой, блеснуть своей техникой Ига и снести пару десятков голов во имя справедливости. Ну, или просто, чтобы не доставали. Командная работа ему претила, поскольку он ненавидел от кого-либо зависеть, кому-либо подчиняться или за кого-либо отвечать, считая это в высшей степени неблагонадежным и утомительным занятием.Поэтому, волей судьбы-шутницы влившись в десятку храбрецов Санады, он поначалу воспринимал свою новую в роль с хорошей долей скепсиса и здорового цинизма. Однако, пребывая в окружении интересных и способных бойцов во главе со своеобразным стариком, постепенно сменял гнев на милость, со все возрастающим любопытством оглядываясь по сторонам и изучая этих самых бойцов. Каждый был интересен по своему, умел сражаться и с восторгом познавал свой дар, будь то физическая сила, техника ниндзя или владение своей стихией.Сайдзо даже сам себе порой не хотел признаваться, как его захватила эта новая жизнь, как он сблизился с этими людьми, и крошечным участком сознания начинал с опаской называть домом поместье Уэда. Он действительно прикипел душой к Исанами, из-за которой события завертелись с безумной скоростью, не давая даже продышаться. Он зауважал старика Санаду и преданного ему Какэя, признал бесшабашного Каманоскэ и эмоционального Саскэ, был рад снова видеть Анастасию, познакомиться с Джинпачи, Сейкаем и Бенмару, которого впоследствии Санада объявил приемным сыном. И был также в числе тех, кто совершенно не подозревал о том, какой силой владеет самое приближенное к Санаде лицо, он же его слуга, он же водный храбрец - Унно Рокуро.Впечатлений для его вполне размеренной одинокой жизни было хоть отбавляй. Жаль, что не хватало времени, чтобы впитать их в себя, посмаковать хоть немного - за любую, даже маленькую радость приходилось платить. Тяжелым сражением, пролитой кровью, болью ран, слезами потерь. Потрясений хватало с лихвой. И где-то на подкорке по-прежнему четко и ровно записывались его эмоции, его собственное страдание, которое он нес в себе так давно, что уже не мог вспомнить, когда оно началось.

Люди вокруг него сражались и раскрывались каждый по своему. Каждый раз - как в последний. Предавали и защищали друг друга. Воевали, все за общую цель и каждый за свою. Он не поспевал за событиями, терялся в них, разбирать каждое просто не было времени, и он просто откладывал на потом. Когда-нибудь он разберется. Когда-нибудь он поймет. Почему так остро ударило по нему предательство Анастасии, а затем - великодушно-жестокое прощение Санады. Почему так больно было смотреть на едва не погибшего от яда Рокуро, лишившегося правого глаза. Почему его без ножа резали слезы Исанами, не понимающей, за что ей, осиротевшему ребенку, выпало столько испытаний.Вопросов было слишком много. А когда он все же начал искать ответы, нащупал свою точку опоры в лице одного только человека, нависла новая опасность, и грянул новый бой, который вывернул их жизнь наизнанку, переломал их, стер кости в порошок. Сайдзо накрывало, удушливо и глухо, выкручивало внутренности до крика при виде того, что творилось у него на глазах.

Исанами, безобидная, как бабочка, в жизни, превратившаяся в богиню смерти, и которой хотелось теперь только одного - убивать, много и с наслаждением. Уходящий в небытие Какэй, который полоснул по ним всем прощальным взглядом и завещал этот мир Санаде, словно тот был воплощением самой человеческой жизни - и, черт возьми, по всему выходило, что так оно и было. Лежащий на земле Рокуро, который выталкивал из легких кровь вместо воздуха, а после нечеловеческим усилием воли поднимался на ноги. Анастасия, которая сражалась даже не за свою жизнь, а за данное Санаде слово, выбрасывала из себя свою силу вместе с болью и ненавистью. Перечислять можно было до бесконечности. Про каждого из десяти было, что сказать, и было, чем отболеть.У них всех была только одна цель - победить, даже если для этого придется умереть. Лишь одного Рокуро направляло желание жить, чтобы защищать. Он метался между храбрецами, выставляя барьеры, защищал Санаду и оттаскивал с линии огня Дайскэ. Никто не знал, чего ему стоила сила халцедона. Один только Нанакума, державший его за руку и не позволявший ему упасть, чувствовал своим телом боль брата. Сила хлестала из близнецов, расчищая путь к его цели, и в итоге они смогли победить. Когда он, наконец, смог оторваться от глаз Исанами, он увидел, какой ценой досталась им эта победа. Ценой исковерканных жизней людей, детских слез, разрушенных домов и размытых дорог. Ценой жизни их самих, что никогда не будут прежними.Сложно было не сойти с ума, а нужно было как-то жить дальше. И первым, кто это осознал, был все тот же Рокуро, который вернулся к своим обязанностям на следующий же день и вел себя так, словно накануне ничего не произошло. Сайдзо разрывало на части, и хотелось убивать. В первую очередь, старика Санаду. И Рокуро тоже, с его спокойным, невозмутимым лицом. Вроде даже, Сайдзо не уследил за собой и бросился на него, больше всего в жизни желая сомкнуть на тонкой шее пальцы, сжать со всей силы и выдавить из него жизнь - он не понимал, как можно было быть настолько равнодушным ко всему, что случилось с ними буквально вчера.Разумеется, Рокуро этого не допустил. Спустя минуту, когда рассеялся красный туман перед глазами и перестало шуметь в ушах, Сайдзо обнаружил себя со всей силы вдавленным в ближайшую стену, а под подбородком опасно впивалось в кожу острие клинка. Рокуро тогда долго, не мигая, смотрел на него, выждал время, когда он достаточно успокоится, чтобы воспринимать реальность, и негромко сказал:- Мне очень жаль, что ты так и не понял, зачем сражался. Рекомендую тебе хорошенько подумать и сделать выбор - похоронить себя чувством вины и жалостью к себе, или подниматься с колен и жить дальше.Сайдзо в тот момент захотелось насадить свою шею на этот клинок, настолько плохо ему было. Он еще долго злился на себя и хотел ненавидеть Рокуро вместе с его стариком хозяином. Позже буря в его голове улеглась, шальные мысли перестали разрывать сознание, и он смог понять и принять, что именно хотел сказать ему Рокуро. Удивляться уже не было сил. Поэтому, он просто пошел и сказал Рокуро, что он был прав. Санада, присутствующий при этом, комментировать не стал, сделал вид, что вообще не понял, о чем речь. Короткий кивок и понимающий взгляд Рокуро стал благословением, учитывая то состояние, в котором Сайдзо варился уже достаточно времени.Жить дальше все-таки хотелось. Сопротивляться жажде жизни было неразумно, да и попросту бессмысленно. Никто из них не прошел бы весь путь от и до, если бы в основе своей не держал любовь к жизни. Сайдзо не нужно было себе напоминать об этом, когда он находился в непосредственной близости от людей, олицетворяющих собой этой качество. Но потянулся он именно к Рокуро.***Для самого Сайдзо Рокуро стал человеком, с которым можно было быть самим собой и знать, что в спину ничего не прилетит. С ним было очень спокойно. Он умел молчать, когда слова ничего не могли изменить, и знал, что сказать, когда это было необходимо. И именно он в свое время сам нашел Сайдзо и вызвал его на разговор, довольно своеобразно поставил ему мозги на место, и впоследствии оказывался рядом в те моменты, когда Сайдзо особенно в этом нуждался, но по привычке держал все в себе.Со временем у него даже появилась некая потребность в присутствии Рокуро, когда он слетал с резьбы и терялся в себе. И когда понимал, что не сможет справиться в одиночку, шел искать Рокуро. Прямо попросить его помощи не позволяла гордость, однако, Рокуро был достаточно прозорлив, чтобы понять, почему Сайдзо сидит перед ним со сведенными до боли бровями и нервничает пиалой с чаем. Сайдзо порой даже не знал, как начать разговор, и был благодарен Рокуро, у которого с этим не было никаких проблем, и через какое-то время он сам не замечал, как слова начинали выходить из него вместе с эмоциями, обжигали горло и перекрывали воздух. Рокуро внимательно слушал его, задавал короткие и меткие вопросы, после мягко подводил Сайдзо к тому, что он сам же проговаривал решение, а в это время его мысли сами перестраивались в нужном направлении.Сайдзо считал это особой формой шаманства, Рокуро называл это эффектом присутствия.

Но если б дело было только в присутствии, Сайдзо бы не испытывал к слуге Санады той странной тяги, граничащей с болезненным интересом и непроходящим любопытством.Это любопытство постоянно подогревалось явной неоднозначностью его отношений со своим хозяином. Слухи по поместью периодически пробегали, но как-то быстро и незаметно. Санада знал о них, но не делал ничего, чтобы их опровергнуть или подтвердить. Старик по-прежнему отчаянно балагурил, курил трубку, гонял Рокуро за чаем и вслух размышлял о том, в каком городе дожидаются его наиболее красивые женщины. Рокуро по-прежнему готовил ему чай, тайком закатывал глаза и следовал за хозяином по пятам. Вот только Сайдзо все равно казалось, что между ними что-то неуловимо изменилось, словно воздух уплотнился, стал гуще, теплее, завибрировал только им понятным доверием.

Но между доверием и физической близостью не всегда можно было поставить знак равенства, эти понятия даже частенько противопоставлялись друг другу. Однако, ему все же казалось, что эта история не про старика Санаду. Этот прощелыга никогда не отказывал себе в львиной доле маленьких радостей, будь то услада для глаз, потакание своим привычкам или потребность в красивом теле под боком. И вряд ли такой ценитель красоты мог удержаться и не положить глаз на своего слугу. Не железный же, в самом деле.

От него не укрылось, как похорошел Рокуро в последнее время. Удивительно, как отразились в нем перенесенные испытания, они явно сделали его не только сильнее, но и сказались на внешнем облике. Он слегка вытянулся и стал еще стройнее, а испытанная в бою сила сделала его самого будто плотнее, его движения - еще мягче, они стали изучающими и сдержанными, наполнились медлительной грацией. Из его взгляда ушла плавающая настороженность, ее место заняла спокойная и уверенная проницательность.Не только Сайдзо заметил эти перемены. Люди, работающие в поместье, в силу простоты характеров и незамутненности взглядов, улавливали малейшие изменения в поведении основных обитателей замка, и по возвращении немного поредевшей команды разбежались по углам - шептаться и обсуждать произошедшие перемены. У Сайдзо были хорошие уши. Он вдоволь наслушался того, что говорят люди, к примеру, о нем, о Каманоскэ, Исанами, или Санаде и его слуге. И если Исанами отчаянно жалели, а старика чуть было не возвели в божественный культ, то о старшем Унно говорили с уважительным придыханием.

Наряду с обязанностями личного слуги Санады, Рокуро мог ловко заправлять делами поместья, решать спорные вопросы и успевать даже следить за порядком. Люди его слушались, спрашивали совета и совершенно определенно уважали. Рокуро умудрялся очаровывать даже охранников у ворот и местных фермеров, которые, по сути, ничего кроме его строгого красивого личика и провокационно одетой точеной фигурки не видели.

Что говорить о Санаде, который держал Рокуро рядом с собой практически постоянно. Старик был слишком наблюдательным и внимательным, чтобы упустить из виду своего все более расцветающего слугу. Сайдзо был в этом уверен, но никаких доказательств пока не находил.

В итоге, Сайдзо решил проверить свои предположения старым проверенным способом - подслушать. Или подсмотреть. Или все вместе, как карта ляжет. Чем еще заняться в мирное время, когда на подкорке не скребется ответственность за спасение мира?

Для этого, правда, пришлось засунуть подальше совесть вместе с разумом, поскольку раньше его шпионская активность распространялась на одного только Санаду и то, с целью выведать полезную информацию, а никак не узнать подробности его личной жизни. Пришлось постараться, ибо объяснять разуму и совести, куда им следует пойти и в каком порядке, ему было в новинку.

***Ему повезло далеко не сразу. Много ночей подряд он занимал свой наблюдательный пост в строго определенном месте на потолке над спальней Санады и, стараясь особо не вникать в происходящее, пытался дождаться того самого момента, когда все начнется. Он вовсе не собирался смотреть от начала до конца, честно пообещал себе, что только одним глазком и всего пару минуточек, только бы хватило, чтобы убедиться в своих догадках. Вопрос, зачем это ему вообще нужно и что такого жизненно необходимого ему это даст, он оставил без ответа.Не сказать, чтоб приватная обстановка визуально меняла что-либо между Санадой и Рокуро. Но когда Рокуро не гасил лампы и не желал Санаде спокойной ночи, а оставался в покоях хозяина дольше положенного, сама атмосфера становилась иной. Они больше разговаривали, часто обсуждали мелкие проблемы поместья или те вещи, что вообще не выносились за пределы этой комнаты, изредка - то, что произошло совсем недавно и перевернуло их жизнь вверх дном. Помимо этого, Рокуро живо интересовался окружающим миром, а Санаде, за счет перевеса в возрасте и опыте, было чем дополнить и раскрыть его познания.

Сайдзо в очередной раз оценил острый ум и широту мысли старика. Его суждения были четкими, меткими и обоснованными, так что даже на самую странную его идею возразить было нечем. Точнее, ему, Сайдзо, было бы нечем, если б он принимал участие в разговоре. А Рокуро умело парировал, не напрягаясь и исключительно по существу, так, как умел только он. Беседы получались довольно интересными и насыщенными, и Сайдзо скучать не приходилось.Еще Санаде явно нравилось смешить Рокуро, для чего он лихо упражнялся в красноречии, считая серьезность своего слуги вызовом. Сайдзо никогда раньше не слышал смеха Рокуро - тот чаще просто улыбался, коротко беззвучно хихикал в ладонь или фыркал, и постепенно сложилось мнение, что он не умеет смеяться вовсе. Оказалось, что умеет. И смех его был звонким и заразительным, а лицо светлело и становилось по-детски очаровательным.Сайдзо даже довелось увидеть, как Рокуро танцует для Санады. Он был, мягко говоря, под впечатлением. Рокуро искусно владел своим телом, это Сайдзо успел заметить еще во время боя Рокуро с Нанакумой. Но, как выяснилось, тот бой и рядом не стоял с красотой и эстетикой танца, что Рокуро исполнял для хозяина той ночью. Он поражался выдержке старика - как после увиденного можно было вообще усидеть на месте и продолжать невозмутимо курить трубку? Если бы на его месте был Сайдзо, после такого танца, исполненного только для него, он бы... Приди в себя, Сайдзо, твое место на потолке.Один раз Санада пребывал в настроении слегка упадническом, был угрюм и неразговорчив, что в принципе было весьма необычно для его жизнерадостной натуры. Как ни странно, Рокуро не воспользовался никакими предлогами, чтобы скрыться с глаз старика - сначала молча сидел около сёдзи, затем перебрался поближе, по-прежнему не говоря ни слова. Сайдзо поначалу не мог понять, почему он не уходит и ждет чего-то, а потом догадался, что Рокуро таким образом пытается поддержать хозяина. И ушел только тогда, когда убедился, что Санада действительно успокоился.Когда Сайдзо уже собирался отказаться от своей идеи, вдоволь насмотревшись на вполне платоническую идиллию между ними, он все-таки увидел то, ради чего шпионил. Он был прав, близость между Санадой и Рокуро имела место быть, причем уже явно не в первый раз. Вот только он не мог подумать, что именно так, и поэтому, обещанная себе пара минут растянулась на всю ночь.Раньше Сайдзо был уверен, что старик обязательно должен заставлять Рокуро заниматься этим, а тот - нехотя подчиняться. Терпеть. Облегченно вздыхать, когда все закончится. Это было как-то логично, что ли. Или ему просто хотелось так думать. Он уже даже собирался мысленно передернуться от отвращения или жалости, поскольку уже нарисовал себе в воображении неприглядные картины соблазнения юного слуги своим похотливым хозяином.Но перед глазами разворачивалось действо совсем иной формы и содержания. Начать уже с того, что никто никого ни к чему не принуждал. Рокуро первым сделал шаг навстречу, и Санаде хватило лишь открытого взгляда, наклона головы и легчайшего прикосновения, чтобы все понять, подхватить запястье Рокуро и прижаться губами к татуировке на тонкой коже. Несвойственная Санаде порывистость в этом жесте могла говорить только о том, что он этого ждал, причем давно и сильно. А дальше происходило то, о чем Сайдзо знал достаточно много, в силу своей природной горячности и темперамента, и в то же время постыдно мало - опять же, в силу тех же качеств.На его глазах слуга перехватил инициативу у хозяина в столь деликатном вопросе. Но отнюдь не предоставил себя, покорного, в угоду потребностям господина, который, в свою очередь, мог даже не интересоваться, а хочет ли слуга, и просто взять то, что хотел, потому что имел на это все права. Нет. Вовсе нет.Рокуро лишь мягко предложил присоединиться к некому таинству, для которого настало свое время, и Санада принял, с трепетом и уважением. Словно они были на равных. В том, что между ними происходило той ночью, не было ни доли пошлости или грубости, звериной страсти или неуместной демонстрации возможностей. Только чистая чувственность и абсолютная взаимность. Ничем не сдерживаемое упоение друг другом.

Сайдзо с недоумением пытался параллельно копаться в памяти, чтобы вспомнить, а было ли когда-нибудь именно так у него самого? Как выяснилось, не было. И от этого внутри что-то трепыхалось и скреблось об ребра изнутри, и оторваться от подглядывания за тем, чего он ранее не испытывал, было невозможно - ему нужно было увидеть все, чтобы узнать. И он продолжал вглядываться в двух людей, поглощенных друг другом, раскаляющих собой пространство настолько, что воздух будто подернулся дымкой, отчего зрение не желало фокусироваться, а память принимала то, что видели его глаза, цветными и слишком яркими обрывками.Броский рисунок татуировки на правой руке Санады, под которой контрастно белела кожа поясницы Рокуро. И ямочки чуть пониже этой поясницы. Пальцы Санады на губах Рокуро и маленький влажный язык между ними. Взгляд Рокуро, который мог прожечь стены насквозь, и которым он смотрел на Санаду, не отрываясь, в упор. Левый глаз, подзолоченный приглушенным светом, темно-пурпурного цвета - цвета безумной, бурлящей страсти, выходящей из Рокуро с каждым его движением, с каждым вздохом. Его низкие, томные стоны и тихий шепот, которым он произносил имя Санады.Сайдзо не мог поверить, что Рокуро может быть таким. Никак не мог понять, как можно было быть таким именно с Санадой.Признаться, старик проявил себя хорошим любовником, умелым и искушенным. Впрочем, это было и неудивительно, если судить по его похождениям, опыта у него было не занимать. Только свои умения он направлял исключительно на то, чтобы доставить удовольствие Рокуро, и самозабвенно наслаждался его телом и его откликом на ласки.

А Рокуро... Такого Рокуро он даже никогда не видел - открытого, отзывчивого, жадного до ощущений. Он буквально горел всем, что творилось между ними, тянулся к рукам Санады, льнул к его телу, был самим воплощением грациозной нежности и чувственной самоотдачи. Завороженный, Сайдзо смотрел только на него. Как будто не Санада держал в своих руках это юное тело, не под его ласками оно исходило сладкой дрожью, не от его проникновения искажалось в наслаждении красивое лицо.

После он пытался отдышаться и смотрел, как Рокуро, небрежно накинув на себя хозяйскую юкату, расслабленно лежал на животе Юкимуры и курил его кисэру. Эта картина тоже почему-то очень живо отпечаталась в его памяти - маленькая рука Рокуро с изогнутым запястьем, изящно державшие трубку тонкие пальцы, полуприкрытые цветной тканью бедра, его заострившееся, изменившееся до неузнаваемости лицо. Сайдзо долго не мог понять, что именно изменилось, а когда собрал в кучу мысли и заставил себя думать, осознал, что, похоже, он все еще слишком мало знает о близости тех, за кем наблюдал.