Глава 17 "Горе - цена, которую платят за любовь" (2/2)

Все что остается – захлебываться слезами, которые подобно кислоте обжигают мое лицо горячими потоками.

Я чувствую, как что-то внутри сломанное еще за долго до этого окончательно ломается.

Я сломана. Я сломана. Я не могу. Больше не могу. Воздух, мне нужен хоть глоток воздуха. Я не могу дышать. Агония смешивается со слезами и моим немым криком, пока я сижу, забившись в угол у стены, и рыдаю.

Единственное, о чем я сейчас мечтаю – моя амнезия.

Верните мне ее, умоляю. Остановите эту боль, пожалуйста. ПОЖАЛУЙСТА. Я помню все, помню каждую деталь. Помню каждое извещение о смерти, помню каждый взрыв, каждую рану и все частички боли, которые случились за эти три года и за период… войны. И это… настолько невыносимо, что не найдется ни одного слова, которое смогло бы описать все то отчаянье, котороея ощущаю. Почти все люди, которых я любила – мертвы. Сестра. Джо. Вирджиния. Мистер Винчестер . Даже Мэтт, черт возьми. Каждая следующая секунда становится хуже предыдущей, мир рушиться.

Мои руки трясутся, пока я прижимаю их к груди так сильно, что, кажется, могу проломать свою грудную клетку. Я не хочу помнить, нет. Нет, я не могу. Я не хочу знать, что они мертвы. Не хочу знать, что Джо погиб в бою, а сердце сестры остановила свинцовая пуля. Я не хочу, не хочу знать, что мы с Сэмми осиротели. Не хочу помнить, как застывают глаза Мэтта Далласа, не хочу помнить свой вой на его груди.

Сотрите этот чертов жесткий диск в моей голове, хватит! Боль, ее столько, что меня разрывает изнутри. Я не хочу помнить, как на полу лежит окровавленный Дин Винчестер, не хочу помнить визг Саманты.

Нет, удалите это. Заберите. Просто вырежьте мне кусок мозга с этой информацией, прошу. Я слышу свист пули, которая вонзается в Виржинию, и слышу свой крик, чувствую агонию. Сотрите это, сотрите…-Никки! – слышу я крик, но даже не поднимаю глаза.

Спустя несколько секунд кто-то приземляется рядом со мной на колени и хватает меня, затем встряхивает и заставляет поднять на него глаза. Сквозь размытую пелену слез в глазах я узнаю перекошенное страхом лицо Логана.

Парень обхватывает меня за лицо и начинает что-то лепетать, но я даже не слушаю его, а просто смотрю сквозь Хендерсона и тону.-Никки! – уже в который раз кричит Логан, пытаясь привести меня в чувства.-Ты лгал мне, - все, что срывается у меня с губ загробным тоном. – Вы все лгали. Я не падала с лестницы, я не… Я….-Мы хотели защитить тебя, - с болью в голосе оправдывается парень. Я убираю его руки со своего лица и теснее прижимаюсь к стенке, не в силах себя контролировать.

Это похоже на то, что я сошла с ума.… Но разве в такие минуты, возможно, не тронуться умом?Как бороться с болью, которая заполнила каждую молекулу твоего организма и разъедает тебя?-Я все помню, Логан, - плачу я, впиваясь ногтями в плитку на стене. – Я помню каждую минуту, каждую мелочь.

-Никки…-Все кого я любила – мертвы! – восклицаю я. – Мои родственники мертвы!

-Не говори так! – с осуждением восклицает Логан. – Ты должна быть сильной, ты должна бороться! Ради Саманты!-НО Я НЕ МОГУ! – срывается визг с моих губ. – Не могу! Я НЕ ХОЧУ!

- Не сдавайся, Никки! – Логан тянется ко мне руками, но я в истерике отталкиваю его. – Вспомни, ради чего ты держалась до этого!-Мне так больно, - плачу я, не слушая Хендерсона . – Останови это, прошу тебя. Прошу, останови боль.… Я этого не выдержу!- Даже не смей так говорить! – восклицает техасец, хватая меня за руку и сжимая ее, пытаясь напомнить мне, что он со мной и он рядом. – Не смей даже думать, что ты не справишься!-Даже он ушел, Логан, - всхлипываю я, и меня начинает колотить от воспоминаний. – Он ушел, он оставил меня!

-Он хотел дать тебе жизнь, которой ты заслуживаешь!-Нет, он просто ушел, он сломал все, что еще было исправно во мне. Он ушел, Логан. У меня больше никого не осталось… Я не…. Не могу.… У меня больше никого нет. Я так устала терять людей.-У тебя есть я, - тут же произносит Хендерсон , и я застываю на несколько секунд. – И я здесь, с тобой. И у тебя есть девочка, чья жизнь так же сломана, как и твоя. Кто о ней позаботится, если ты сдашься?

Его слова причиняют не только боль, но и напоминают мне о том, что я обещала себе держаться. Держаться ради Сэм. У нее тоже больше никого нет.-Я не могу дышать, Логан, - шепчу я. – Не могу… Он молчит, но его действия говорят больше, чем можно было бы выразить словами.Хендерсон силой обхватывает меня, бьющуюся в истерике, руками и притягивает к своей груди. Я начинаю плакать, а с губ постоянно срываются такие болезненные вои, что сам Логан содрогается, а его голос надрывается. Он что-то шепчет мне о том, что мы справимся, что он поможет, что я сильная и гладит меня по волосам.

Иногда, лучший способ помочь – просто быть рядом. И он делал все, что было в его силах, хоть это и не унимало боль.

Она излизывала тело языками пламени и испепеляла душу.

Боль выжигала остатки живого во мне, превращая все в пульсирующую пустоту.

Мне плохо, но это не та болезнь, которую может унять укол врача. В груди становилось пусто, остатки меня превращались в кровавую боль.

Я чувствовала себя так.… Словно мне вырвали сердце. Горе поглотило меня, подчиняя своей власти и цепляясь в душу клешнями.

Горе – это цена, которую мы платим за любовь. И сейчас я чувствую, какой немыслимой ценой обладают чувства, ведь горе невыносимо.

Все что у меня осталось – это горстка воспоминаний в моей искалеченной памяти.

Память – все, что связывает меня с людьми, которых я любила… И я не знаю, где найти в себе силы, которые помогут мне двигаться дальше или хотя бы помогут перестать рыдать в агонии….Я просто не знаю, как мне жить дальше и за что ухватиться.

-Идем обратно в постель, - чуть слышно шепнул Логан, поднимая меня как тряпичную куклу.

Парень, даже не дождавшись моего ответа, отнес мое истощенное, исплакавшееся и изболевшееся тело в постель, укрывая одеялом и садясь рядом. Не знаю, в какой именно момент я перестала рыдать со всхлипами, но когда он наступил – ручьи со щек не исчезли.

Я думала, так бывает только в фильмах – ты, как кажется, бесконечно долго смотришь в одну точку на стене, пока по твоему лицу тихо струятся слезы. Но все это было реальностью, которая убивала. Реальностью, в которой не было смысла до тех минут, пока вдруг я не ощутила тепло чьей-то руки в своей заледеневшей ладони. Он рядом, Логан ни на шаг не уходил. Он теплый, и он… Он такой живой. Такой же живой, как и разбитая вдребезги фарфоровая куколка по имени Сэм. Я обещала сестре, что буду заботиться о ней. В моей голове четко звучали сестренкины слова, которые она проплакала в мою трубку, когда началась война. Они повторяли мне, что у моей племянницы больше никого нет, и я должна заботиться о ней. Я должна ее оберегать, ведь теперь я главная. И у меня нет права оставлять ее одну.

И мне нужно найти силы, чтобы.… Чтобы просто быть для нее всеми. Быть за мать, быть за отца, быть за друга и опору. Я должна, но я не знаю как…. Как начать жить дальше. И вряд ли когда-нибудь я смогу это сделать. Дверь палаты тихо открылась, пропуская внутрь маленькую фарфоровую куклу, которая тут же застыла в пороге, изучая меня глазами. Подняв глаза, я замерла, вглядываясь в ее измученное, худенькое лицо, обтянутое тонкой, почти прозрачной кожей. Я вдруг заметила, сколько боли в ее глазах. Увидела, что она такая же сумасшедшая, как и я.

Ее глаза сверкнули неведомым мне раньше огнем, затем они тут же наполнились слезами, которые объяснили все: она поняла. Поняла, что я все помню. И ей это так же тяжело, как и мне.

-Ты… - чуть слышно произнесла девчонка. – Ты помнишь. Киваю, чувствуя очередной поток слез, которые заструились по лицу.-Все, до последней мелочи.

Сэм шумно сглатывает и тут же кидается ко мне. Затем, она обнимает меня так сильно, что становится нечем дышать.

Мне больно, но я только сжимаю ее в ответ, зарываясь носом в ее тонкие, измученные волосы.

-Прости меня, - шепчу я, извиняясь за свое поведение во время амнезии. – Прости.

-Ничего, - с ее губ срывается истерический смешок.

Объятия затягиваются,но мы наконец-то находим в себе силы отстраниться. Она вытирает слезы лицевой стороной ладошек, пока я рассматриваю ее сквозь пелену слез и думаю о том, что она не все знает. Как мне сказать ей о том, что Сэмми – сирота? Как сказать и так разбитому человеку то, что может добить его окончательно?-Как ты себя чувствуешь? – интересуется моя малышка, прерывая мои горькие раздумья, из-за которых я еще сильнее расплакалась.-Не знаю, - признаюсь я, вытирая слезы и пытаясь усмехнуться ради Саманты. – Я как-то…. Никак. И я не знаю,как выключаются эти чертовы слезы.

Сэм чутьусмехается, пока ее рука бережно берет мою ладонь. Сэм прижимает мою руку к своей щеке, словноона это что-то бесценное.

-Ищи выключатель, - шепчет Саманта. – Ведь нам нужно думать, как вернуться к моей маме.

Мои глаза тут же расширяются, пока в сердце словно всаживают старый ржавый кинжал.

-Мы не можем оставить ее там. Она все, что у нас осталось.

Кинжал прокручивается, рана кровоточит. Перемещаю свой безумный взгляд на Логана, который с болью и пониманием смотрит на меня, поджимая губы.Даже его поза в кресле кажется такой... такой печальной и до невыносимости грустной.

-Логан сказал, что поможет нам, - с надеждой и благоговением в голосе произнесла малышка, кидая на Хендерсона благодарный взгляд. – Он просто необыкновенный человек.

-Самый лучший, - дрожащим голосом произношу я, смахивая чертову соленую воду с лица.

Хендерсон натянуто усмехается, но ничего не успевает ответить, ведь раздается звонок его телефона.-Да, слушаю, - тут же деловито отвечает парень. – Палата номер 41. Да, вас пропустят, у меня договоренность с врачом.-Кто звонил? – Сэм разговаривает с Лонаном так, словно он ее старый друг, и меня это слегка удивляет.

-Сейчас сама увидишь.-Логан, ты и так слишком много для нас делаешь…

-Это просто мелочь, Сэмми. Пустяк для меня, но важно для вас. Тихий скрип, который заставляет нас всех прильнуть глазами к дверям и затихнуть.

Сердце пропускает один удар, когда я встречаюсь с таким знакомым, родным взглядом, который уже так привычно наполнен болью.

Я ожидала увидеть в дверях кого угодно, но только не этого человека.-Ба…бушка? – не веря своим глазам, шепчет Сэм.

Бабушка кивает, поджимая губы и пытаясь не заплакать от увиденной картины. Наверное, мы действительно выглядим ужасно, вместив в себя все последствия войны.

-Я думала, что больше никогда вас не увижу, - бабушкин голос выдавал всё ее переживание. – Мои малышки, мои девочки. Ее теплые руки обнимают нас, заставляя плакать от непонятных болезненных чувств. Глаза страшно щиплет, ноя не могу перестать плакать.

-Мои маленькие, - бабушка то и дело, целует нас поочередно, прижимая к себе и плача вместе со своими внучатами. – Мои любимые, мои родные.

Когда мы наконец-то немного успокаиваемся, бабушка начинает разговор, благодаряЛоганаза то, что он разыскал ее и помог вновь обрести, цитирую, ?своих ангелочков?.

Иногда совсем нелепая случайность может стать настоящей радостью. Так случилось и с небольшой, уцелевшей частичкой моей семьи: бабушка, дедушка, тетя Энн, ее мужи их две малышки-дочки отправились в гости к дальним родственникам на несколько недель, и это спасло им жизнь.

Они уехали, но назад уже было некуда возвращаться. И этодало им шанс жить, а не… погибнуть.-Ваша тетя не смогла приехать из-за отсутствия рейсов, но завтра она будет здесь, - бабушка поправила прядь моих волосы, бережно закладывая их за ухо. – Она была неописуемо счастлива узнать, что вы целы. Бабушкин жест напоминает мне маму, сестру, и я застываю, сжав челюсть до боли.

-А дедушка? – с опасением спрашивает Сэмми. – Он… жив?-Да, милая, с ним все хорошо. Дедушка тоже прибудет завтра, ведь ему не хватило билета.

-Слава Богу, - выдыхает Саманта, чуть расслабляясь. – Ведь я больше не вынесу, если потеряю кого-то. У меня совсем не осталось сил. Бабушка несколько секундколеблется,не решаясь спросить, но когда она спрашивает о наболевшем, то я вижу, сколько надежды в ее глазах. Надежды, которая через несколько секунд разобьется в дребезги.-А…. Кто-то еще жив?

Мы с Сэм переглядываемся, обмениваясь изболевшимися взглядами.-Джо?

-Нет, - хриплю я. – Джо мертв.

-А… может кто-то из знакомых? Из города? Может, мой брат Николас? А дедушкины родственники? Отрицательно качаю головой, утопая в больших, шокированных глазах бабушки, в которых боль перемешивалась со скорбью. Она спрашивала обо всем, лишь бы не спросить о самом тяжелом.

-Может хоть кто-то? Мы с Сэм одновременно отрицательно качаем головой.

И вот, наступает момент того самого сокровенного и самого болезненного вопроса для всех нас во вселенной:

-А Мелисса? Моя Мелисса? Она жива?

Бабушки взор обращен ко мне, и я… Я… Я просто опускаю глаза.

-Никки? – бабушка ждет ответ. Медленно качаю головой, поджимая губы.

Бабушка тут же прижимает руки к лицу, чтобы закрыть ими глаза, в которых ломается вселенная – она узнала о смерти своего ребенка.-Никки? – восклицает Сэм. – Что это значит?

Я молчу, не решаясь поднять глаза, пока боль разъедает каждую клеточку моего тела.-Никки, ты ведь шутишь? – Саманта хватает меня за руки, встряхивая. – Николь! В ушах начинает шуметь, а и так ускоренный пульс становится просто бешеным.

-Никки! – взвизгивает Сэм. – Как ты можешь такое утверждать?-Я… - наконец-то признание срывается с моих дрожащих и заикающихся губ. – Вечером, перед тем, как мы… попали в плен, получила черный конверт.

-Нет! – Сэм тут же спрыгнула с кушетки, прижимая руки к лицу. – Нет, не смей, слышишь! Не говориэто!-Ее больше нет, Сэм, - всхлипываю я, наконец-то поднимая глаза.

-Нет, Кейт, ты.… Это не может быть! Ты врешь!-Прости меня.-Это не правда! – Саманта переходит на крик. – Она не могла! Нет, ты врешь!

Логан пытается прижать малышку к себе, но так отталкивает его,сверля меня безумным взглядом.

-Мне очень жаль, Сэм! – шепчу я, теряя все остатки голоса.

-Как ты могла не сказать мне? – боль фарфоровой куклы превращается в злость. – Почему ты не сказала мне? Как ты могла?-Прости….-Я… Моя мама мертва, а ты мне ничего не сказала! Ты.… Как ты…

-Сэм…-Я не хочу тебя видеть, - отрезает Сэмми. –Как тымогла! Ненавижу тебя, ты…

-Сэмми! Прошу, послушай..-Иди к черту, - обозленная, охваченная агонией, Саманта резко разворачивается и покидает палату, хлопнув дверцей.

-Я догоню ее, - бабушка поднимается на ноги, переступая через собственные чувства, после чего целует меня в лоб и покидает палату.

-Ты ведь не воспринимаешь слов Сэмми всерьез? – Логан садится на место бабушки, покидая свое уютное кресло, и берет меня за руку. – Правда? Киваю, соглашаясь с ним. Как бы мне не было плохо, я все еще не потеряла способность мыслить, так что прекрасно понимаю, что это всего была вспышка боли. Немыслимой, невыносимой боли, которую она почувствовала.

-Логан, - дрожащим голосом произношу я, поднимая на парня глаза, застеленные пеленой слез.

-Да?-Не нужно всего этого, ты и так достаточно сделал, - моя ладонь выскальзывает из его руки. – Иди домой и отдохни.-Я никуда не пойду, - тут же отвечает тот. Парень насупливается, а его брови недовольно сходятся на переносице.

-Пожалуйста, - чертова дрожь превращает мой голос во что-то тихое, наполненное болью и еле слышное, но я ничего не могу с собой поделать. – Уходи. Я хочу побыть одна.-Но…-Пожалуйста, оставь меня. Прошу… Хендерсон несколько секунд колеблется, а затем вздыхает и кидает на меня опечаленный взгляд.-Ладно, - он чуть усмехается, пытаясь меня подбодрить. – Если ты этого хочешь. Но пообещай мне, что не будешь делать глупостей.-Обещаю. Логанповторно вздыхает, затем склоняется и целует меня в лоб. В этом жесте столько боли, столько печали и несказанных слов, что мне становится еще хуже.

Только бы не завыть как волку до его ухода. Боже, как же это вынести. Натянутая улыбка, после чего несколько шагов и хлопок двери. Наступает тишина. Ядовитая, жгучая тишина, которая, как кажется, разрывает мое сердце на молекулы.

Вдох, выдох, изучение стены глазами.

Я прокручиваю вголове воспоминания, которые начинают убивать меня. Каждая секунда становится хуже предыдущей, а истерика начинает овладевать мной. Иногда кажется, что лучше было бы умереть. Это ведь такой легкий вариант! Ты просто умираешь, и на этом твои страдания заканчиваются. Жить гораздо труднее, чем умереть.

Почему к некоторым людям Бог милосерден, а ко мне он жесток? Почему он наградил меня такими страданиями? Чем я провинилась в прошлой жизни?За что все это горе свалилось на мои плечи?

Или, может, Бога просто не существует, как я и пыталась убеждать себя всю свою взрослую жизнь?

Если бы Бог был, он бы дал мне хотя бы… Возможность попрощаться.

Я ведь даже не знаю, где именно схоронили моих родственников. Я даже не успела сказать им, что люблю их больше всего на свете, не успела обнять. Я даже не успела сказать ?прощай?. Когда-то похороны казались мне пыткой, но сейчас я понимаю, что их отсутствие это еще хуже.

Хуже всего понимать, что ты даже не смог проводить самых близких на свете людей в последний путь. Слезы полились очередным ручьем с моих глаз, когда я углубилась в мысли.

Громкую тишину сменил мой плач в подушкуи горькие, несчастные завывания. Завывания, в которых выливалась вся боль и вся степень моего горя.

Глупо, но больше всего на свете мне хотелось сейчас прижаться к сестре и рассказать ей обо всем, что так невыносимо.

Но у меня больше нет сестры, как и нет зятя. Но даже мой плач не мог длиться вечно.

Рано или поздно, к каждому страждущему приходит спасительная пустота.

Это такоймомент, когда ты просто перестаешь плакать, а твое тело становится таким тяжелым, ватным.

Пустота заполняет каждую клеточку тела, и ты даже перестаешь думать. Это походит на стадию загробной жизни, ведь человек в такие секунды похож на живого мертвеца. Мой мозг заполнился абсолютной пустотой, которая поглощала и защищала от боли. Человек так устроен – в нем прописано рефлекс к выживанию, а пустота это всего лишь уловка мозга, которая на время избавляет от страданий. Поглощенная пустотой, я поднялась на ноги и побрела на к уборной, ведь организм требовал внимания. Открыв дверцу палаты, я оказалась в длинном, темном коридоре, которыйбыл обставлен растениями и маленькими диванчиками. Типичная больница – все пахнет стерильностью и всюду есть где присесть.-Вам чем-то помочь? – рядом со мной мгновенно оказывается медсестра.

-Мне нужна уборная, - бормочу я, сама не понимаю зачем, ведь уже была в ней.-Дверь напротив вашей палаты, - с доброй улыбкой отвечает медработница, и я киваю.-Спасибо. Справив нужду, я возвращаюсь в коридор и вдруг застываю, замечая в нескольких метрах от себя диванчик, на котором спал мужчина. Суживаю глаза, присматриваясь и.… Сердце пропускает один удар, когда я узнаю в мужчине Логана. Только сейчас мне доходит, что уже поздняя ночь, и именно из-за этого светв коридоре мягкий и ненапряжный. Не тот, что у меня в палате – ослепить может. Тяну свои ватные ноги к диванчику, затем аккуратно сажусь на его краешек, пытаясь не разбудить Хендерсона.

Он остался. Этот упрямый дурак просто не смог оставить меня одну, настолько сильно он переживал за меня. Логан. Он, пожалуй, лучший человек на земле и у него самое большое в мире сердце.

Храброе, всегда готовое прийти на помощь сердце.

Сердце, в котором полно любви и жизни, добра и тепла.

Это сердце всеми своими действиями пыталось доказать мне, что я не одна, и у него это получилось. Нет, мне не стало легче. Просто…. Разглядывая скрутившегося в калачик и спящего на коридорном диване Логана, я... Я не знала, как мне жить дальше, за что хвататься и как научиться справляться с болью. Я не знала,как переварить всю эту агонию в груди, как и не знала, как вновь научиться дышать. Единственное, что стало ясно, так это то, что у меня нет выбора. После тяжелого вздоха, я бужу Логана, и мы возвращаемся в палату, где ложимся на мою кушетку.

Он тут же засыпает, истощенный всеми событиями, в то время как я парю в своей пустоте, которая разбавляется тяжелыми раздумьями и решениями. Спустя долгие часы размышлений, мой мозг приходит к единственному умозаключению: я должна жить дальше, как бы трудно это не казалось.

Мой долг – продолжать существовать, не смотря на то, что это будет адской, болезненной и наплоенной горем пыткой…