Глава 3 (1/1)

Порог, -а, м.р., [p??rok] 2: граница между двумя местами или состояниями, которая пересекается только при соблюдении определенных условий Он все еще слышит удаляющийся рев самолета, когда открывает глаза через несколько секунд. Он уверен, что самолет будет делать повторный заход, и в таком случае у них не будет шанса выжить. Он смотрит на Кью, распластанном на пассажирском сидении: очки сломаны, автомат исчез. Подушка безопасности перед ним испачкана его кровью. Черт. — Кью, ты можешь двигаться? — он спрашивает, тряся Кью за руку. Ответа нет, и, хотя Джеймс знает, что двигать раненого человека — не самая лучшая идея, он решает, что переместить Кью будет лучше, чем дать тому умереть, изрешеченном пулями, как рыба в бочке. Он расстегивает свой ремень безопасности и выбирается наружу, попутно прихватив их сумки с заднего сидения. Свою сумку он надевает на манер рюкзака, натянув ручки на плечи, а сумку Кью перекидывает через голову и закрепляет ремнем поперек груди. Затем он обходит машину, чтобы забрать сумку с компьютером, которую тут же вешает на плечо, и самого Кью. — Господи, да ты только кажешься таким легким, не так ли? — говорит он, пока поднимает Кью на руки. В ответ он получает только стон, но и это уже было больше, чем то, на что он рассчитывал. — Давай же, Кью. Кто теперь будет ругать меня за поломанную технику и указывать на недостатки в моих планах, если ты не очнешься? Р даже и приблизительно не такая напористая. Он тащится к краю рощи и пробирается немного вглубь, пока они не оказываются надежно скрытыми среди ветвей и стволов. Он усаживает Кью в снег, роняет сумки и спешит вверх по склону под изменившийся звук самолета, что означает, что тот начинает разворачиваться. Джеймс прячется за одним из поваленных деревьев метрах в двухстах от машины. Снег под ней тает, и машина начинает потихоньку съезжать по склону. — Время умирать, — говорит Джеймс, когда слышит, что самолет достаточно приблизился. На улице успело потемнеть, поэтому самолет освещает путь прожектором. И если Джеймсу и Кью повезет, то они не увидят, что машина пуста, пока не будут находиться прямо над ней. И он не намерен давать им такой шанс. Как только они начинают стрелять, Джеймс нацеливает свой Вальтер на бензобак и спускает курок. В результате взрыва автомобиль поднимается в воздух и слетает в обрыв, после чего вся огненная куча катиться еще триста метров вниз по снежному холму в ущелье, полное камней и снега. Идеально. Сгущающиеся сумерки и трудность доступа к месту означает, что, минимум до утра, никто их искать не будет. Снег скроет их следы и не даст огню распространиться дальше. Все, что ему сейчас надо сделать — это чтобы он с Кью пережили эту ночь. Задание еще то, но Бонд уже не единожды был удивлен, насколько легко оставаться живым, если все думают, что ты мертв. Он выжидает еще пять минут, чтобы удостовериться, что самолет улетел, прежде чем вернуться к Кью. Тот все еще без сознания, и даже не замерз, но это вопрос времени. Джеймс запускает программу на часах Кью, чтобы отследить их местоположение. Через мгновение он видит обозначение себя, и уменьшает масштаб, чтобы осмотреть большую область. Судя по всему, в полукилометре от них есть коттедж. Поэтому он опять вешает на себя все сумки, цепляет часы к куртке Кью так, чтобы видеть карту пока он будет идти, берет Кью на руки и направляется по снегу в нужном направлении. Получается очень медленно, и Кью действительно тяжелее, чем кажется, но он спускается по склону к дороге, и идти становится легче. Сам коттедж довольно маленький, и окна в нем не горят, скатная крыша вся в сосульках. Рядом находится гараж на одну машину. Джеймс опускает Кью на порог и роняет сумки, чувствуя облегчение. Он обходит хижину, чтобы убедиться, что она пустая. Шторы опущены, но сквозь щель он не видит ни единого признака жизни. Он разбивает маленькое окно, как оказалось, в ванной, и забирается внутрь. Дверцы всех тумбочек распахнуты, и в комнате не тепло, но и не настолько холодно как на улице, будто кто-то оставил обогрев на минимальных настройках, чтобы трубы не лопнули. Хозяева, вероятно, были тут недавно и скоро собираются вернуться, так что не было нужды выключать здесь все. И, как он позже убеждается, термостат включен на 16 градусов. Он поднимает температуру до комфортных 21 и идет к крыльцу. Кью уже дрожит от холода. Одежда обоих влажная — у Кью от снега, у Джеймса от пота. Джеймс не осмеливается включить свет или зажечь камин на случай, если люди Оберхаузера все еще ищут их, но ему просто необходимо согреть Кью. Он кладет включенный фонарик на стол, чтобы иметь хоть немного света, расстилает одеяло на пустой кровати в первой спальне и приступает к раздеванию Кью. Парка большей частью защитила свитер под ней от воды, но вот штаны мокрые насквозь. Он раздевает квартирмейстера до майки и трусов, отмечая про себя мышцы, которые и объясняют вес Кью. Используя полотенце, которое он нашел на полочке, он быстро вытирает Кью и накрывает его второй половиной одеяла. Единственная кровь, которую он видит, только на лбу и челюсти, что гораздо лучше, чем могло бы быть. Он ищет в своей сумке аптечку, вытаскивая попутно тампоны со спиртом, бинты и пластырь — и делает импровизированную шину из двух плотных картонных пилочек для ногтей, которые находит в ванной. Осторожно осматривая поврежденные пальцы Кью, он вправляет один из них, пока квартирмейстер все еще находится в блаженном беспамятстве, и убеждается, что второй просто сломан. Потом он закрепляет оба пальца на шине, чтобы они срослись правильно. Повреждения на лице Кью оказываются куда менее значительными — порезы не нуждаются в швах несмотря на то, что одна из линз очков разбилась прямо у того на лице. Он начинает беспокоиться, что Кью все еще не очнулся, но подавляет это чувство, пока очищает порезы на лбу Кью и заклеивает их пластырем. Потом проверяет наличие любых других травм, и ничего больше не находит. Ему становится холодно, так как пот уже почти полностью высох и начинает неприятно холодить кожу. Когда он пытается принять душ, то обнаруживает, что вода все же была отключена, но он не находит в себе силы выходить сейчас наружу и искать вентиль. Он обходится двумя бутылками воды, которые нашел в холодильнике. Их хватает как раз на то, чтобы слегка освежиться и кое-как очистить раны. Протеиновый батончик, найденный в кладовке, служит ему ужином. Это, конечно, не “Савой”, но ему нужно подкрепиться. День оказался неимоверно долгим — где же он был сегодня утром? Кажется, где-то около границы Словении? И как много смертей случилось с тех пор? Он не уверен. Он только знает, что их на две меньше, чем хотелось бы его врагам. Кью все еще дрожит, когда он возвращается в спальню. Термостат, видимо, не очень быстро нагревает комнаты. Джеймс проводит пальцами по волосам Кью, с облегчением отмечая, что тот дернулся и застонал, хотя и не проснулся. Обнадеженный и истощенный, он приносит еще несколько одеял из шкафа в гостиной и укрывает ими Кью. Затем он раздевается до трусов и залазит под одеяла, обнимая Кью сзади, пытаясь получить как можно больше контакта кожей. Через пять минут Кью перестает дрожать и со вздохом расслабляется в объятиях Джеймса, и еще через пять Джеймс наконец-то чувствует, что его тепло перестало уходить в никуда. Поэтому, когда он наконец проваливается в сон, с вихрами Кью, щекочущими ему лицо, он думает, что день закончился лучше, чем он ожидал. Он просыпается от того, что Кью в панике мечется по кровати. Вокруг все еще темно. — Тш-ш-ш. Ты в безопасности, Кью. В полной безопасности. Кью замирает. — Бонд? — Да. Спи давай. — Где мы? Бонд вздыхает. Он должен был догадаться, что это не сработает. — Что последнее ты помнишь? Кью опять неподвижен в его руках. — Самолет? — Из-за него мы наехали на лед на дороге, и потом врезались в дерево. Нас обоих вырубило, но я очнулся и вытащил нас, прежде чем самолет сделал следующий заход. Машина взорвалась, и самолет улетел. Видимо, они были уверены, что мы остались внутри. Потом я использовал твои умные часы, чтобы найти этот пустой коттедж, почистил и согрел нас. Добро пожаловать в посмертие, Кью. Я думаю, что тебе понравится. Кью коротко смеется. — То есть… ты принес меня сюда, раздел меня и залез ко мне в кровать? — Только после того, как зафиксировал твои пальцы, чтобы они срослись правильно, и почистил порезы на твоем лице. Он чувствует, как Кью завозился, чтобы осмотреть свою руку, и только тогда замечает это. Он возбужден. Его член упирается в задницу Кью. Теперь понятно, почему тот был таким неподвижным. — Ты был на грани переохлаждения. Это стандартная процедура чтобы— — Я знаю процедуру, — Кью прерывает его. — Я просто… Он опять двигается, и черт как же это хорошо. У Джеймса уже давно не было любовника мужчины, но внезапно он очень ощущает стройное подтянутое тело Кью. И то, как оно идеально прилегает к его собственному. Что совсем не помогает в этой неловкой ситуации. Джеймс ослабляет хватку, давая Кью возможность отодвинуться, чем тот мгновенно и пользуется. — Прошу прощения, — Кью говорит. — Я понимаю, что это выглядит как прекрасная возможность, но я не собираюсь становиться очередной девушкой Бонда — или парнем. Я уверен, такие тоже существуют. — Моей кем? — Джеймс спрашивает. — Твоей… твоей девушкой. Одной из тех, с которыми ты всегда спишь, независимо от обстоятельств. И я не осуждаю. У тебя очень напряженная и изматывающая работа, и ты, несомненно, имеешь полное право получать любое удовольствие, какое только тебе доступно. Но я не могу… Я просто не могу. — Кью, успокойся, — говорит Джеймс, и включает фонарик, направляя его луч на стену, чтобы слегка осветить комнату. Они оба садятся, одеяла спадают до пояса. Кью смотрит на голую грудь Джеймса. — У меня и в мыслях не было… все это, я просто спал. Это всего лишь физиологическая реакция. Кью охает, выглядя при этом почти разочарованным. — И я не пристаю к людям без сознания — я надеялся, что это ты знаешь. И что я не домогаюсь людей, если я их не привлекаю. Кью смотрит в сторону. Ох. Ох. — Проблема не в этом, не так ли? — Джеймс удивляется. Кью краснеет, что выглядит просто восхитительно после того, как он был таким бледным.— Кью, — опять начал Джеймс, враз чувствуя себя глупо и неуверенно. — Все в порядке. Тебе это, наверное, даже никогда не приходило в голову. И, вероятно, ты не гей. Лучше бы я вообще ничего не говорил, но я… я… — Проснулся с моим членом у твоей задницы, и ты подумал, что будет лучше сразу все прояснить? — предположил Джеймс. Кью усмехается. — О, неужели? Я даже не заметил, — отвечает Кью с нотками своего обычного сарказма. Но уже через мгновение он поворачивается к Бонду и серьезно говорит. — Я не буду кем-то, с кем ты спишь, а потом — забываешь. Я уверен, это был бы прекрасный секс, если бы это было то, чего ты хочешь. Но… Кью качает головой. Джеймс касается его руки так, что это можно было бы счесть очень интимным жестом. Особенно учитывая, что они сейчас оба голые. И начинает говорить опять. — Кью. Ты надежный коллега и… и друг. Ценный коллега и друг. И я бы никогда не стал относиться к тебе как к цели. Но сейчас тебе нужно согреться… и поспать. Так что если ты хочешь, чтобы я переместился в другую спальню — — Нет! Разумеется нет. Все в порядке. Абсолютно. Кью замечает воду на столе и делает глоток воды, которой запивает таблетку болеутоляющего, которую Джеймс предусмотрительно оставил рядом. Затем он укладывается спиной к Бонду, как и лежал до этого. Джеймс некоторое время за ним наблюдает, потом выключает фонарик и ложится за ним, в этот раз сохраняя несколько дюймов дистанции между ними. Они оба напряжены и явно чувствуют себя не в своей тарелке, но воздух вокруг них опять начинает нагреваться, если не фигурально, то буквально. — Как твоя голова? — он спрашивает в тишине, зная, что Кью не спит так же как и он. — Слегка болит, но этого и следовало ожидать. Спасибо, Бонд, что снова спас меня. Дважды за один день. Кажется, я слишком часто бываю “в беде” в последнее время. — В твою защиту могу сказать, что оба раза ты был в опасности из-за меня. Это справедливо, что я должен вернуть тебе долг. Теперь спи. У нас завтра много задач, которые нужно решить. И нам очень нужно, чтобы твоя золотая голова была отдохнувшей. — Какие задачи? — спрашивает Кью, поворачивая голову так, что Джеймс видит только его слабо очерченный профиль в темноте. — Наши враги думают, что мы мертвы, но наши друзья не знают ничего вообще. Как не знают и о “Девяти глазах”, и о Кванте, и о других связанных с этим всем вещами. Нам нужно как-то с ними связаться так, чтобы ни С, ни Оберхаузер об этом не узнали. — А, это, — расслабляется Кью, откидываясь на подушку. — Я знаю, как мы это сделаем. Я просто не знаю, как мы доберемся до Швейцарии без машины. Ты уверен, что старую нельзя спасти? — Абсолютно. Но если жизнь меня чему и научила, Кью, то это тому, что всегда есть другая машина. — Да, да. Чертовы прототипы за три миллиона фунтов, — сонно ворчит Кью. — Спи, Кью, и оставь машину мне. Это заверение, кажется, позволяет квартирмейстеру наконец заснуть. Джеймс, наоборот, заснуть не может. Он слушает мерное дыхание Кью, чувствует тепло его тела. Он остро осознает, что это стройное тело находится всего в нескольких дюймах от его собственного. И все еще помнит, как оно ощущалось, когда было прижато вплотную к нему. Но, что более важно, он помнит, как резко и неожиданно Кью отреагировал на их близость. Он выглядел таким уязвимым. И это заставляет Джеймса задуматься, сколько же всего он упустил за все эти годы общения с ним.