Часть 2 (1/1)

— Мне снилось, что…— ?Христос воскрес и жив как я и ты?, — машинально, с закрытыми ещё глазами подхватил Леня и заулыбался — машинально и бесконтрольно совсем тоже, заулыбался в сторону двери, в которую заглянул проснувшийся ни свет (ни заря, ни два, ни полтора выходных, а целые майские праздники, ебать) Кир со своим ?мне снилось?.— Чего? — спросил он у Лёни, и Леня проморгался ему навстречу, потому что Кир не завалился к нему в комнату, как обычно, а стоял на пороге, тревожно подпирая косяк.— Того, — сказал Леня, — Наутилус, все дела… А ты про че?Кир был весь про это майское выходное утро. Про солнце, робкое ещё, невзенитное, но уже по-весеннему нагловатое, в своём, типа, праве. Про выходные — никаких пар, лекций, лабов, тошноты ранних подъемов и мутной ваты недосыпа в башке, хоть на несколько дней, пожалуйста, да. Про поцелуи. Весь Кир, до пизды оживленной статуей застывший в проеме двери, был вот так пошло и сопливо — ?про поцелуи?, и Ленин стыд просто не успел проснуться, наверное. Потому что Кира захотелось целовать — прямо в уголок рта, в подвижную морщинку, и не только туда, но и вообще всего Кира — рот, переносица, заросший лохматый затылок, пальцы, которые запальчиво и тесно в кулаках…— Я про свой сон, — повторил Кир и заулыбался — с порога, — представляешь, снилось, что ты тонул. В море. А я тебя спасал и спас, и знаешь — рот в рот, и всё такое, и ты плевался водой, а я тебя держал, а ты был, ну, как русалочка, Лень, и…— Я спасатель Малибу, — вспомнил Леня тупой мем, вспомнил и закончил бездумно, весело, — кого спас, того ебу. У Кира заметно дёрнулись ресницы. Как затвором старого-старого фотоаппарата: щёлк — и птичка вылетела в трубу, только вместо птички, которую, как известно, жалко, у Кира получилось изобразить глазами помесь трепетной лани с гепардом. — ?Ебу?, значит, — протянул Кир с непонятной интонацией, и остался — червь, пидор — на месте. На пороге, в дверном проёме, и Леня не понял, конечно, до конца, почему внутри завозился маленький разочарованный червячок — не понял. Не ебаться же им теперь — с Киром, с порога, с наскока — потому что целовать. Хочется, и было — позавчера, на кухне и крашеном табурете, дешевая сосиска и чужие губы, и ошалелое ?разве — можно?? от обоих, разом, друг другу, немое и понятное, а теперь? Теперь Леня сел на край постели. ?Ебу?. Леня сел, а Кир развернулся — не сбежал, а вытек, выплавился солнечным цыплячьим желтком, из комнаты, но не от Лёни. От Лёни Кир зашумел водой в ванной, вода шумела долго и подозрительно ровно, и Леня поэтому спросил у чисто выбритого и благопристойно-румяного Кира:— Дрочил ты там на меня, что ли, вместо умывательных движений? — и в кухне от этой шутки-подначки вдруг стало слышно часы.Часы были желтые, икеевские, на часах настояла мама, сказала — ?ну как, на кухне — и без часов?, а Леня уже не пытался протестовать, что время на телефоне и ноуте, так-то, и вообще — зачем ему на съемную хату новые часы, и так сколько бабок выпалили, не пытался, а ткнул пальцем в первые попавшиеся, взгляд зацепился, потому что они были желтые. А теперь жёлтые часы висели на кухне и громко рассказывали про время (секундное и минутное), а если бы они могли, то рассказали бы про то, как у Кира медленным горячим румянцем заполыхали уши и, почему-то, шея, и как вот Кир замешкался на пороге. Леня поставил кружку с кофе подальше от себя, потому что у него сделалось сердце где-то под горлом, между ключиц, и Кир очень красиво покраснел, а раньше он никогда не краснел, и это, наверное, комплимент — что на тебя дрочат, ну. Кир — вместо всяких разъяснительных действий — молча ломанулся мимо сидящего Лёни к холодильнику. Содержимое холодильника не смогло его удовлетворить, очевидно — Кир запустил ладонь в тщательно приглаженные влажные волосы и застонал в холодильные недра:— Пиво, блядь, кончилось…— Какая-то падла всё выжрала, — уточнил Кир через паузу. — Ну, — через ещё одну тягучую секунду сказал он же похоронным голосом, — как ?падла?, я… позавчера. Леня качнулся на скрипучем табурете и в движении запалил желтые икеевские часы:— Ну как бы двенадцать, Кир, — сказал Леня и осторожно (Кир успел убрать взлохмаченную башку) захлопнул дверцу холодильника. Что ещё сказать (?дрочил и дрочил, с кем не бывает, подумаешь — на меня?), Леня не придумал, и поэтому потрогал Кира за поясницу. За место, над которым у него задралась немножко футболка, там Кир был тёплый и с заметными только на ощупь, кончиками пальцев волосками, и от того, что Леня его там потрогал, Кир несильно стукнулся лбом об холодильник, но ничего не сказал. Не выпрямился, не развернулся и не съездил Лене по ебалу, и это всё — в совокупности с майскими праздниками и желтыми икеевскими часами — давало некоторую надежду.На некоторое счастливое будущее.