Цена (1/1)
Слова молитвы льются с губ Септима сами собой: красивые, привычные, правильные. Мартин стоит на коленях, склонив голову пока не императора, но уже и не жреца в покорном, сыновьем жесте, и продолжает произносить их: чистые, возвышенные, великие. Закончив на самом звонком, самом восторженном “Акатош”, он не меняет неудобной позы еще некоторое время, вглядываясь в свечную темень, вслушиваясь в тишину потрескивающего огня... Затем встает с колен. Слова мистерии, слова молитвы - увы, безответны. Понять это Мартин может. Принять - нет. За ним лежит Мистериум Ксаркса, полный запретных знаний, на которые позарился бы даже Хермора - но именно знаний, чтобы расшифровать его, Мартину, несмотря на сотни раз похороненное прошлое, преступно не хватает. Это смешно темной даэдрической иронией, но не уйди он тогда от отвращения, не сбеги от самого себя - у Империи был бы шанс. Сейчас его нет. Ведь Джулианос отказывает ему в мудрости, Кинарет не позволяет понять древнего, как Эры, языка. Молчат они все: Аркей, что получает от смертей лишь новые заботы; Дибелла, красоту которой некому славить во время смуты; Мара, детям которой нет в смерти места для добродетелей; Стендарр, которому должна быть противна сама мысль о даэдра; и Зенитар, из ремесел которого возвеличилось только одно: то, которым можно уничтожать. И вот теперь Талос и Акатош, его покровители и отцы по крови, молчат тоже. Но думает об этом Мартин как-то вяло, нехотя: слишком устал. Проклятый том с бесконечными чертежами на даэдрике пьет его силы, будто из кровавой чаши - и чаша эта скоро опустеет совсем. Клинки, изредка ступающие в его пахнущую фимиамом и воском обитель, чувствуют это. Чувствует и грандмастер, Джоффри - но ничем не может помочь. Единственный, кто пытается хоть как-то сгладить его усталость и напряжение - Корнил. - Прошу вас, Ваше Величество, выпейте, - по-крестьянски незатейливо и уютно попросил он в последний раз, глядя в безжизненные голубые глаза. - Очень помогает ненадолго забыться. Тогда Мартин не послушал. Сейчас - самое время. Сиродильский бренди в горле забыто горит и разжигает силы, вправду возвращая желание жить - не существовать на грани, у самого портала в Мертвые Земли. Мартин улыбается. Ему хорошо настолько, что губы сами собой начинают шептать молитву - привязчиво-игривую и легкую. “Не ту”, - понимает, бледнея, Мартин, договорив последние слова. Не молитву Девяти, сдержанную и торжественную - но воззвание к одному из Шестнадцати, которое, казалось, давно уже кануло в пучины забвения. Но нет - ода Невоздержанному все еще живет в его голове. Как все же хорошо, что боги не отвечают на случайные молитвы, что они немы к бедам доверившихся… - Ты звал меня, друг? - вдруг насмешливо доносится откуда-то из-за спины. Мартин поворачивается - и чуть не седеет. Впрочем, ему хватает рассудка не биться в соседние двери и не звать панически Клинков, ведь это может не только не помочь - даже навредить. Мертвецы никогда не приходят просто так. Даже если они - те-кого-ты-считал-мертвецами. - Давно не виделись, Сэм. - Губы не слушаются и пальцы будто бы одеревенели, но это, по крайней мере, объясняет если не все, то многое. - Потому что ты не звал, парень. Сэм Гевен ухмыляется колко и бесшабашно, вырывает бутыль бренди - и одним глотком добирается до ее дна. Мартин немо молится Акатошу о том, чтобы всего этого не было на самом деле. Чтобы даэдрапоклонник из прошлого, Мистериус Ксаркса из настоящего, легкое, пьяное ощущение свободы от проблем из будущего - все было лишь сном, в который его смог вогнать треклятый бренди. - Не надейся, - роняет в его сторону Сэм. - Я просто люблю приходить на правильно проведенные ритуалы - в отличие от аэдра, которым ты, разумеется, так верно служишь. Чего хотел-то? Мартин собирается с мыслями, а затем тихо, неуверенно начинает говорить: - О тот, кого каджиты зовут Котом Крови, и тот, кому Мефала обязана своими Нитями… - Нет-нет, Мартин, так мы каши не сварим. - Сэм снова смеется, но уже раздраженно, чуть зло. - Я - враг тоски и уныния, а твои заунывные речи вместе с постным лицом нагоняют на меня тоску. Либо ты говоришь мне, зачем призвал - либо я разочаровываюсь, может быть, даже немножечко злюсь, а потом ухожу восвояси. “Немножечко злюсь” Сэма Гевена - кроваво-красное, как капли темного вина на бутоне сангвиновой розы. Вокруг Септима - Клинки, соратники, верные его роду до смерти. И потому - парадокс - Мартин хочет для них лишь жизни. А если им суждено умереть - то лишь бы не так, глупо, по неосторожности сюзерена и, в общем-то, ни за что. Поэтому Мартин, усталый Мартин говорит только правду, сокрытую, но необходимую: - Я молю о твоей поддержке, тот, кто кажется глупцом, но знает не меньше иных. - Если ты опять хочешь уколоться о мои шипы - извини, не получится: герой для Розы уже нашелся. Сэм ухмыляется - и на мгновение в этой усмешке проскальзывают отнюдь не человеческие клыки. Мартин не моргает и не отводит взгляда. - Я прошу не об артефакте, Сангвин, - и Мартин сам дрожит, называя истинное имя, - но о помощи. Мне нужно познать Мистериум Ксаркса. Сэм Гевен меняется плавно, как вино перетекает из бутыли в бокал. - Наконец-то мы заговорили о деле, смертный-и-Дракон. Что можешь ты предложить за эту услугу? - Свою душу. - Мартин не колеблется ни секунды. - Всего одну душу? - качает головой теперь-уже-точно-Сангвин. - Ану и Падомай, как же дешево нынче ценят смертные спасение своего мира… Лицо Мартина, осунувшееся от усталости, заостряется еще больше, насколько позволяет мощная и широкая челюсть. - Я не отдам тебе тех, кто доверился мне и служит мне, ибо я не предатель. Равно я не отдам тебе и тех, кто знает обо мне, но не верит, и тех, кто верит в меня, хотя и не знает. - В словах будущего Императора отзывается сама Империя, одобрительно качает головой старого легионера Вульфа, недавно прибывшего с Вварденфелла. - Я не отдам тебе Хай Рок, как данмеры отдали Клавикусу Морровинд. Не отдам тебе и других, Лорд, кроме тех, кто захочет отдаться сам. Я не отдам тебе Нирн, - говорит Мартин так уверенно и дерзко, как только мог бы сказать истинный повелитель - не бастард, незанятый трон которого по подлокотники тонет в крови подданных. Сангвин молчит и медлит, всматривается куда-то в глубину чужих глаз. Потом вдруг прикрывает свои - один голубой, другой зеленый, - и усмехается как-то покровительственно, но с жалостью. - Не предлагай мне свою душу, смертный: Свитки уже написали твою историю, Император-Дракон, и мне ее не исправить - да и незачем исправлять. Я придумал цену, и цена моя такова: когда придет время, позволь мне ходить по вашему смертному плану. Без армии, но не без сил; слишком уж у вас интересно. - Что это значит? - спрашивает Культист, Монах и Бастард, осторожно отступая от протянутой когтистой руки. - Узнаешь, когда наступит время, - лукавит Сангвин. - Но поверь: это будет не так, как было - а нынче есть - с Мехруном. Мартин не то чтобы верит - но выбора нет. Потому протягивает руку в ответ. Когда Корнил входит в покои Императора после разведки в Бруме, он напрягается, кожей чувствуя, что что-то не так. Покои Мартина - кроваво-красные. Алое, багровое, сангвиновое сочится из свеч, окружающих Мистериум, прячется в его кровати и даже в складках его мантии. Это неправильно. Так не должно быть. - Все ли в порядке? - аккуратно интересуется Корнил, настороженно вглядываясь в уже не такое усталое лицо сюзерена. - Да, конечно, - кивает Мартин, не поднимая глаз от очередной книги о даэдралогии. Но через мгновение отрывается от нее и улыбается, уверенный, спокойный. - Со мной все в порядке, Корнил, а ты - славно потрудился. Спасибо, друг. - Слава Империи! - все еще как-то нелепо, по-мужицки отзывается новоявленный спаситель мира. Мартин кивает, принимая эту почти что клятву, идущую от самого сердца. - Теперь же ты можешь помочь мне еще: найти даэдрический артефакт. В “Современных еретиках” уточняется местонахождение Звезды Азуры… Мартин обрывает себя: Корнил как будто бы не слушает, роется в своем походном мешке. - Нужно что-то вроде этого? В руках Спасителя - сангвиновая Роза, и Мартину вдруг становится смешно. - А знаешь, друг, - произносит он, принимая артефакт из рук Корнила, - я просто обязан тебе кое о чем рассказать. - ...так ваш Мартин был сангвинопоклонником? - искренне удивляется Нэрил. - Нет, превратно меня не поймите, о нем здесь много всякой дряни рассказывали, но чтобы такой… - Не см-ей пересказзззывать мне эту дрянь, серожопый, а то отправлю тебя к Альмсиви на погостить. Он другом моим был! Сангвин следит за пьяной перепалкой героев безэмоционально, как статуя имени себя - лишь чуть-чуть красивее. - Кстати об этом… Саань, - поднимает русую голову Новый Шеогорат, - давно хотел спр… спор… спросить: а почему ты можешь по Нирну ходить? Ну, знаешь, Мартн же говорил, что ограждает мир от Лордов и все такое… Сангвин покачивает бокал со своим любимым сиродильским бренди, думая, что кто-то не слишком хорошо умел держать язык за зубами - затем выпивает до дна. - Не волнуйся, Корнил, я никуда не исчезну. А могу не уходить, потому что... кое-кто однажды поверил, что здесь у вас слишком интересно.