2 (1/1)

В голове после очередного не то сна, не то событий из будущего опять творится какая-то каша. Все перемешивается и перемешивается, а иногда и вовсе исчезает из его еще пока что детской памяти. И все дело в том, что навсегда, поэтому вспомнить весь свой ?сон? Канато не может.Тедди, что сейчас сидит на коленках мальчика, молча слушает все то, что ему говорить его маленький хозяин. Канато пытается таким образом заполнить хоть немного одиночество и ?любовь? матери, которой на самом деле нет.Игрушка внимательно слушает, впитывая в свою мягкую набивку все слова Канато, даже его гневные восклицания по тому поводу, что девочка начинает его бесит со своим постоянным вопросом про имя его медведя. Это повторялось каждый раз, когда он засыпал. Но особенно раздражение пришло из-за того, что ничего нового он не видит. Все одно и то же, словно ещё одна насмешка судьбы.—?Тедди, почему же я не могу узнать ее имя? Каждый раз, когда до этого доходить, я просыпаюсь,?— разочарованно произносит он тихим голосом, что быстро потерялся где-то в этой темной комнате. —?Это несправедливо…В его аметистовых глазах плескается труп разочарования, что разместился там ещё давно, просто всплыл на поверхность только сейчас. Вот только сам Канато поддается этому, своим сильным и острым в этот момент эмоциям, начиная сначала говорить дрожащим голосом:—?Почему она не может сказать свое имя? Разве я многого хочу? Разве… это так трудно?! —?он кричит на всю комнату, чувствуя внутри жар, что рос с каждой пройденной секундой. Это был гнев, что в который раз соизволил посетить четвертого Сакамаки.Его губы сжались, превратившись в две тонкие линии, похожие на друг друга, пока уголки его рта резко стали очерченными. Канато плотно стиснул свои зубы, пока из опечаленных глаз потекли соленые слезы, попадая на одежду и оставляя там пятна. Он в который раз испытал несправедливость этого мира и глубокое разочарование, что поселилась давным-давно внутри его души.Он сжал как только мог сильно в своих объятиях единственного и лучшего друга, что являлся всего навсего игрушкой, подарком матери. Вот только он не может понять и принять, что это не тот подарок.—?Тедди…Слезы продолжали литься, создавая маленькие лужи и шум, на который никто и никогда не придет. Канато глубоко в своей слегка черной душе об этом знает, как и о подарке матери, но продолжает врать самому себе и специально делать больно, чтобы мать заметила его. Ведь это так сложно?— добиться внимание Корделии.—?Знаешь, Тедди… —?начал Канато, не вытирая со щек дорожки от слез, а продолжая проливать воду, лишь слегка успокоившись. —?… Я бы хотел, чтобы та девочка стала мне просто другом. Это ведь возможно, правда, Тедди? —?он с надеждой смотрит в единственный глаз своего плюшевого медведя, что был всего лишь черной бусинкой.Игрушка молчит уже в который раз, но мальчик, давно запутавшись в этой сложной для ребенка игре, слышит слова его горячо любимого Тедди, чему он широко и слишком уж странно улыбается.—?Я так и знал, что это возможно. Спасибо, Тедди…***Тедди спокойно расположился на рабочем столе Канато, который делал из очередной служанки еще одну восковую фигуру на радость, как считает он, своей матери.Он так был поглощен идеей удивить мать, что совсем обо всем забыл, лишь изредка в его голову возвращались мысли о девочке из сна. Тогда Канато обычно начинал представлять ее в одном из этих чудесных платьев, с неживым блеском бледной кожи и пустые кукольные глаза невероятного коричневого цвета. Именно тогда улыбка трогала его уста, что означало только одно?— Канато нравится делать из людей кукол.Сейчас, когда в очередной раз с ним это случилось, Сакамаки прекратил работу, отложив в сторону нужные предметы, обратив свое внимание на тихо сидящего медведя. Он никому не мешал, наблюдая до этого никаким взглядом за работой хозяина.—?Тедди, не правда ли той девочке подошла бы роль моей куклы? Думаю, она бы согласилась. Ей ведь так идут платья! —?он тихо хихикает своим же представлениям в голове, прикрыв глаза, пока неожиданно эти самые очи резко не распахнулись. —?Что говоришь, Тедди? Она бы, как и все предыдущие, не оценила бы мои труды? Ты… прав.Он через силу соглашается со словами игрушки, понурив свою голову, пока в его мыслях все вновь смешалось. Канато не знает что сделать, чтобы куклам нравились его идеи. Они всегда против, что создает массу противоречий в голове и ужасных слов.—?Надо всё-таки закончить работу…Канато вновь принимается за работу, пытаясь таким образом напрочь вытеснить ту девочку из своих мыслей и разговор с Тедди. И у него это получается.***Канато внимательно смотрит на лицо своей матери, которая соизволила все-таки посмотреть на творение его еще совсем юных рук. И она всего лишь пожимает своими плечами, а потом разворачивается, намереваясь уйти и вновь ?поговорить? с Рихтером. Но голос ее среднего чада останавливает на маленький промежуток времени. А именно вопрос.—?Мамочка, она бы согласилась стать моей куклой?—?Кто? —?не очень внимательно слушая сына, задала вопрос Корделия, которая в данный момент думала о другом.—?Та девочка из моих снов. Соу… Соулмейт,?— смог наконец выговорить Канато, чему был немного рад.—?Ах, точно,?— что-то промелькнуло в ее памяти, заставив вспомнить тот разговор в саду, а ведь с тех пор ничего не изменилось. —?Тебе стоит с этим повременить. Чуть позже сможешь, когда все закончится.Странные слова матери, суть которых он не может осмыслить, ведь понятия не имеет о чем именно идет речь, поэтому остается лишь гадать.Корделия спешит покинуть комнату, пока ее сын смотрит ей вслед, не решаясь непонятно из-за чего высказать свою мысль. Когда же женщина оказывается уже в дверном проеме, Канато все-таки открывает свой рот, преодолевая непонятное чувство:—?У нее фиолетовые волосы. Такие же красивые, как у тебя. Только тон намно-о-ого светлее! —?храбрость бьет ключом, давая шанс сказать ещё одно желанное своей матери.Корделия вновь останавливается, повернув на 180° свою голову влево, а на ее лице нельзя было узреть улыбку или что-то ещё фальшивое. Это было неизведанное, как показалось Канато.Корделия ничего не сказала, а лишь покинула комнату, оставляя с ним ее странный взгляд. Это и правда было странно.