В бою с тигром не показывай нож (1/1)

Утро встретило теплыми лучами яркого солнца, медленно поднимающегося из-за высоких деревьев. Донхек не мог согреться ими?— лютый мороз снаружи заставил его покрыться внутри инеем. Он еще никогда не видел такой зимы. С каждым выдохом с губ срывались белесые клубы пара. Как и пальцы теряли всякую чувствительность. Даже винтовка после выстрела согревала сильнее, чем тонкие облегающие перчатки. Солнце озарило его безмятежное, спокойное лицо, и Донхек опустил винтовку к ногам, наслаждаясь красивым, вызывающим внутри трепет видом оживающей природы.Легкий розовый оттенок у горизонта через минуту уже стал оранжевым. Цвета сменялись так быстро, что Донхек не успевал их заметить. Небо не было затянуто облаками. Самая яркая звезда еще сияла на розово-оранжевом полотне. Бледная луна?— чуть дольше. Обступающий со всех сторон лес тоже оживал. Только не звуками трав или диких животных; ни ворохом упавших листьев или музыкой ветра.А целой чередой выстрелов.Донхек повернул голову. Пальцы сжались на винтовке. Просто инстинктивно?— тело привыкло реагировать только так. Даже если в голове держалось осознание того, что в этом заброшенном месте не должно быть врагов. Не должно, но они могли оказаться здесь. В скелете двухэтажного здания; Донхек уперся тяжелыми ботинками в бетонную крышу?— в то единственное, что осталось цельным, даже если прошло много и много лет. Потому что на первом этаже находились только четыре железных столба да две стены, исписанных черно-белыми граффити. Мертвое здание по соседству уже давно разложилось. Останки стен прорезали землю, подобно человеческим костям. Окна пытались заколотить, но стена рухнула; рухнули и тонкие доски.Они сгнили. Стали мягкими. Ломкими. Они крошились, когда их рвали. Донхек случайно наступил на одну из них, и она сломалась. Донхек не хотел так относиться к старым зданиям. Рушить то, что еще осталось. Некогда они были живыми и хранили в себе истории.Отныне стали принимать в себя пули.Выстрел разорвал тишину. За ближайшими тонкими деревьями мелькнула тень. Донхек упал на колени?— кости врезались в промерзший бетон,?— и поставил винтовку на перекрытие. Он должен попасть. Иначе зачем это все. Прижался щекой к остывшему корпусу. Заглянул в прицел. Он должен был высчитывать все наперед.Только пальцы заметно дрожали. В тот самый момент, когда собака вырвалась из леса?— и направилась прямо к нему. Донхек пытался поймать ее. Уже не прицелом?— просто поймать. Это оказалось сложнее. Так долго не дышать невозможно. Легкие горели огнем. Сердце стучало в висках.Выстрел вышел оглушительным.Только вот Донхек даже не шевельнулся.—?Извини,?— раздался голос. —?Просто мы не можем позволить ей сбежать.Ченлэ уронил пистолет на бетонную крышу. Сам присел рядом, ведь Донхек замерз до невозможности двигаться. Он не услышал его шагов. Повернул голову в сторону младшего и посмотрел на его профиль. Бледные лучи солнца выточили его лицо до острого, словно высеченного из белого мрамора. Он недавно перекрасился?— некогда бесцветные волосы стали черными. Ему шло. Делало старше.—?Я понимаю,?— ответил Донхек. —?Мне нужно улучшить свои скорость и реакцию. Возможно, меткость. Мое тело не совсем готово. Рано мне еще усыплять собак.—?Вчера ты был иного мнения.Донхек пожал плечами и поднялся на ноги. Солнце ударило ярким светом прямо в глаза.—?Вчера я долго тренировался. Думал, что смогу сегодня, в настоящих условиях. Как видишь, все еще не могу. Собаки двигаются очень быстро?— раньше я этого не замечал. Как и то, что мои пальцы способны так страшно трястись. Вряд ли здесь виновата стужа. Мое тело помнит отголоски того, что я когда-то умел делать очень хорошо. Сейчас… оно слабое. Мне придется отдать много лет снова, чтобы обучиться тому, что я когда-то умел.—?Ты ведь хочешь прекратить это все,?— вопрос звучал как утверждение. —?Зачем тебе продолжать тренировки?Донхек бережно уложил обжигающее холодом оружие в кейс. Долго щелкал застежками. Еще несколько секунд смотрел на горизонт, выдыхая с клубящимся паром часть себя.—?Я не умею ничего другого,?— раздался его тихий голос, и Ченлэ потянулся вперед, чтобы расслышать его. Он ухмыльнулся одним уголком губ. —?Даже винтовкой я могу спасти этот мир. Если это хоть как-то поможет… Меня могут просто посадить за решетку, и это будет верным решением… но могут дать шанс все исправить. Помочь этому обществу. Я никогда не смогу простить себя за количество убитых мною людей… но я бы хотел заслужить прощения у других, у живых.Новый выстрел разорвал собой сложившуюся между ними вязкую тишину.—?Такая свобода будет всяко лучше собачьей жизни под гнетом господина.Ченлэ растер замершие, покрасневший на морозе пальцы.—?Ты его ненавидишь? —?тихо спросил. А затем мягко улыбнулся, посмотрев под ноги. —?Ну конечно же ненавидишь. Как можно относиться хорошо к человеку, который оставил на тебе такие жуткие шрамы? Который многие годы держал тебя в одной сырой комнате, пропитавшейся запахом крови и страха. И который заставлял делать то, что ты бы сам никогда не смог. Я уверен, что, если бы Бог дал тебе другую жизнь, ты бы прожил ее благородно. Ты и сейчас пытаешься. Даже если руки твои запятнаны смертью.—?Мне сложно это признавать, но поступки твоего отца… имеют обоснование. Просто так бы он не стал рушить меня по кусочкам, разнося в щепки.—?Невозможно оправдать убийство, Донхек,?— покачал темной головой. —?Ты сам это знаешь.—?Знаю,?— смиренно ответил. —?Я ведь убивал.Поднялся на ноги одновременно с Ченлэ.—?Ты меня неправильно понял. Даже если отец использовал тебя для убийства, ты лишь наемник. Ты сам… никогда. Ты никогда не хотел убивать просто потому, что желал этого?— ты шел на это только потому, что тебя заставляли.—?В суде не будут выслушивать о моих желаниях. К тому же, у меня всегда был выбор. Даже если это выбор между смертью других и своей собственной. Я ведь мог отказаться. Но я не сделал этого?— желание жить горело во мне ослепительным огнем. Представь, что было бы, если бы я сдался с самого начала. Если бы в один момент раны на моем детском теле перестали заживать, если бы синяки на предплечьях не позволяли вбирать в себя отдачу винтовки и если бы я потерял глаза. Все сложилось бы иначе. Тебе бы не пришлось идти против своего отца. Юта никогда бы не познал жуткого горя, разъедающего насквозь. Винвин был бы до сих пор жив. Я не ненавижу господина. Я ненавижу себя.—?Винвин сам пошел на это, и ты должен это знать как никто другой! Нет такого человека, который мог бы его остановить. Он ведь не подумал даже о Юте. Он пришел и сделал это. Больше ничего. А ты просто похоронил его. Ты не убивал. Ты позволил ему уйти из этой жизни как благородному снайперу, даже если умер он как собака.Донхек отвернулся в сторону солнца. Надеясь, что Ченлэ не увидел, как взгляд наполнился невыносимой болью.—?Юты нет уже неделю,?— тихо сказал он в пустоту между ним и этим манящим горизонтом. —?С той самой ночи, как не стало Винвина. Это не просто совпадение. Кто-то сказал ему. И теперь он… страдает в одиночку. Я каждый день просыпаюсь и думаю о том, чтобы Юта не наложил на себя руки. Молюсь, стоя на коленях, и выпрашиваю у Бога возможность перенять эту боль. Это ведь страшно. Я бы не смог такое пережить.—?Юта говорил, что он тебе завидует.Донхек развернулся так стремительно, что та сторона небосвода, которой еще не коснулись золотистые лучи, потемнела до черного.—?Чему в моей жизни можно завидовать?—?Ты можешь быть с Минхеном,?— пожал плечами,?— даже перед господином. Он ведь дал тебе возможность, но ты не ценишь этих возможностей. Юта мог видеться с Винвином раз в несколько месяцев. Под покровом ночи. В заброшенных старых зданиях. Там, где их никто не увидит и никто не услышит. Но даже в таких местах они боялись полностью раскрыться друг другу. Слишком опасно. Юта жалел, что он просто не успел насытиться. Думаю, все мы понимаем, что наш план может обернуться чем-то хуже, чем смерть, если отец узнает. И поэтому… нужно стараться хотя бы для того, чтобы затем не было о чем сожалеть, понимаешь? Хватит быть для всех спасением. Спаси себя в первую очередь. Прекрати рождать внутри себя гражданскую войну. Сделай так, чтобы перед смертью ты ни о чем не сожалел.—?Ченлэ…—?Донхек,?— строго. Так, как делал его отец. —?Я люблю Джисона. И я не могу и минуты прожить без его прикосновений. Он нужен мне. Мне будет очень больно, если он умрет, а я так и не впитаю в себя каждое его прикосновение. Как и ему, если умру я. Я не хочу за секунды до смерти думать о том, что, пытаясь его спасти, а из-за этого держа на расстоянии, я не смог подарить ему намного больше частичек себя.—?Ченлэ!Выкрик заставил их одновременно вздрогнуть?— и одновременно повернуть головы в сторону. Ченлэ посмотрел вниз. Донхек сначала?— на него. Затем сам разглядел маленький сад, разбитый между двумя заброшенными зданиями. Вымощенная камнем дорожка вокруг искусственного пруда, уже давно высохшего до неглубокой ямы, была покрыта тонким слоем переливающегося в свете солнца снега.Новый выстрел прозвучал где-то поблизости.—?Как обстоят дела? —?громко сказал Ченлэ. Он поднял взгляд на соседнее здание. Донхек тоже это увидел. Он не мог не смотреть туда. Минхен стоял на сырых досках и прислонялся плечом к сохранившейся арке. Джисон шагал к пруду.—?Пока что хорошо, Минхен быстро учится. Мы беспокоимся немного за собак. Они нам мешают. Ведь в винтовке не иглы со снотворным, а самые настоящие пули.—?Мы уже закончили, Джисон.Следующую фразу Ченлэ сказал намного тише, почти прошептал, развернувшись к Донхеку:—?Насладись той свободой, которую дает тебе мой отец, так, словно ты живешь последний день.И, окончательно поднявшись на ноги, ушел в сторону полуразвалившейся лестницы.***В момент выстрела Минхен выглядел красивым?— таким, каким Донхек не выглядел даже тогда, когда умел делать это на другом уровне. Уровне привычек. Когда движения уже не резкие, а плавные и музыкальные, как если бы он отдал игре на пианино много и много лет. Минхен приручил винтовку намного быстрее?— отныне она стала послушной в его руках. Не обжигала холодом металлического корпуса пальцы, не вбивалась молотом в предплечье, стараясь оставить свои метки, и никогда звук выстрела не разрывал тонкий слух.В полуразрушенном здании, от которого остались лишь ошметки, Минхен выглядел как неотделимая часть такого же полуразрушенного мира. Он вписывался в эту картину куда лучше, чем сам Донхек. В любой другой ситуации Донхек бы почувствовал себя униженным и оскорбленным; чтобы обучиться мастерству, он отдал много лет, собственную кожу, покрывшуюся шрамами, и спокойное будущее, которое он никогда не сможет провести на свободе. Только за решеткой. А обычный человек, стоящий перед ним, владел винтовкой с завидной легкостью. Но сейчас Донхек чувствовал только страх, разливающийся дрожащим холодом по всем внутренностям. Даже мороз снаружи не сравнится с той знойной вьюгой, бушующей в его сердце.С первой их настоящей встречи прошел год.Донхек едва ли помнит свой сон?— только ощущения и чувства, двигающие его вперед. Самое сильное из них?— любовь, которой еще не видел мир,?— он сохранил, аккуратно прикрыв стеклянным куполом. Лишь бы никто не увидел. В попытках скрыть сильнейшее из чувств Донхек не заметил, как стал скрывать любовь от Минхена. Он понимал его.Но он боялся подойти к нему ближе. Минхен держал винтовку у груди. Спина его была напряжена. Донхеку ничего не стоило сделать несколько шагов по обледенелым доскам, крошащимся под его ногами, и по кускам битого кирпича, покрытым слоем снега. Он знал, что старший его чувствовал. Этот жалкий взгляд. Донхек чувствовал Минхена даже если тот находился в десятках милях от него. Покрасневшими пальцами?— тонкая кожа готова была лопнуть, оросив белый яхонтом,?— коснулся того, что осталось от кирпичной арки, покрытой обжигающим инеем. Он сделал неуверенный шаг.Последние брошенные Минхеном слова оставили в груди Донхека ноющую дыру. Ее нечем было заполнить. Целую неделю Донхек влачил свое жалкое существование, не зная, как подобраться ближе к Минхену?— и теперь он стоял в нескольких шагах от него. Хотел протянуть руки. Хотел знать, что Минхен его примет обратно. Он ведь не двигался с места. Он все еще смотрел в прицел винтовки и готовился к выстрелу. Задержал дыхание. Донхек задержал дыхание вместе с ним.—?Я собираюсь просить господина Чжона о тренировках,?— донесся тихий и спокойный голос Минхена.Только вот Донхеку было совершенно не спокойно.Его губы дрожали, и белесый пар срывался с них куда чаще прежнего. Как волна оглушала, ударяясь о берег, так и слова Минхена, брошенные без жалости, оглушили Донхека. Он задыхался. Минхен к нему не поворачивался. Но винтовку опустил.—?Хочу принять его подарок,?— добавил он и только тогда чуть повернул голову в сторону. И Донхек увидел его безупречный профиль. Взгляд был пуст. Весь Минхен опустел за эту невыносимо долгую неделю.—?Зачем? —?выдохнул, сделав шаг в его сторону. Не за что было уцепиться. Арка осталась позади. Воздух между ним и Минхеном стыл.—?Ты боишься. Раскрыться, господина, смерти?— не важно чего. Ты пытаешься жить без жертв, но без жертв невозможно. Ты еще молодой, и поэтому ошибки врезаются в тебя, причиняя боль. Ты винишь во всем только себя. И в попытках наказать только себя ты ненароком наказываешь остальных. Не заметил, что ты постоянно говоришь о том, что ничего не заслужил? Ты живешь с этой мыслью очень и очень долго. Ты заставляешь и других верить в это, но в первую очередь в это веришь ты, и поэтому не можешь ничего принять от других. Ни дружбы, ни доброты, ни мою искреннюю любовь к тебе. Сначала я думал, что ты просто пытаешься сберечь меня от страшного. Я до сих пор пытаюсь так думать… но внутри ворочаются другие мысли. О том, что я тебе не нужен. Ты не можешь полюбить себя, а значит и других тоже. То, что ты испытывал ко мне, это не любовь… не любовь… Так скажи мне прямо сейчас, Донхек, просто скажи, зачем же ты так меня мучаешь?!Он развернулся полностью, и винтовка из его рук упала. Упала, утопая. Донхек сделал несколько шагов. Не важно, сколько их осталось?— главное, что Минхен не отходил. Он только смотрел. Он несокрушимая статуя. Он не двигался даже тогда, когда Донхек обвил его руками. Словно умел только замирать. Донхек зарылся лицом в черную водолазку, перетянутую кожаными ремнями. Шумно выдохнул. Словно освободился. Он слышал, как сердце Минхена билось о ребра. И эта музыка ему была слаще всех остальных. Он гладил спину, стягивал эту чертову водолазку в своих руках, и боже, боже, б о ж е, как же не хотелось отпускать, как же хотелось впитать в себя, стать единым целым, как же хотелось защитить его, он ведь вся жизнь.И как же этого всего мало.Гладил сильные плечи?— господи, под этой тканью есть синяки, которые Донхек готов был зацеловать? —?и потянулся к скрытым под перчатками ладоням. Переплел их пальцы. Минхен просто следовал. Донхек чувствовал его внимательный взгляд на себе. Его выдавал только неровный ритм сердца. Донхек не осознал того момента, когда к Минхену он уже тянулся. Они выдохнули, обожгли губы друг друга одновременно. Донхек закрыл глаза.Минхен всеми силами пытался не отвечать на поцелуй. Хотя пальцы его свободной руки сжимали плечо Донхека. Не притягивали?— но и не отстраняли. Донхек был настойчив. Он провел языком по губам. Услышав, как дыхание Минхена рвалось в клочья. И как он начал медленно оттаивать. Пальцы переместились Донхеку на затылок. Чтобы затем врезаться в шершавую сохранившеюся стену полуразрушенного здания. Потому что Минхен толкнул Донхека прямо к ней. И сам же прижался, не дав и шанса на побег.Донхек не собирался сбегать.Минхен поцеловал настойчивее. Глубже. Быстрее. Словно это был его кислород, и он все никак не мог надышаться. Донхек пытался за ним успевать. Пока руки зарывались в черные волосы. Он кусал его губы, а затем зализывал раны. Ему никогда прежде не сносило так голову, как это было сейчас. И это невозможно просто пережить. Стена холодила через тонкую кофту. Донхек спиной чувствовал каждую неровность, так сильно Минхен вжимал его ослабевшее тело. Кровь вскипала в жилах. Особенно в те моменты, когда пальцы Минхена все же оказались под кофтой. Вырисовывали новые рисунки поверх старых. Такие ожоги едва ли можно вытерпеть. Потому что Донхек хотел большего. Он сам не заметил, как его руки попытались стянуть эти чертовы ремни на груди Минхена. В опустевшей голове билась мысль, что Донхек хотел бы… зайти дальше. Намного дальше.Прижался губами к шее. Пока из горла Минхена рвалось низкое рычание. Это послало по всему телу дрожь. Которую Донхек не мог унять. Даже когда они просто шумно дышали друг другу в губы, не найдя в себе желания отстраниться.И все же пришлось.В момент, когда периферией зрения Донхек выловил темный силуэт.Минхен оказался у стены; Донхек услышал, как он охнул от того, как сильно и резко его прижали к кирпичам, впивающимися в спину. В первую секунду он ничего не понял. Только посмотрел на то, как быстро, в одно мгновение, Донхек натянул шкуру дикого зверя. В горле заклокотал животный рык. Донхек склонился к земле и губы растянул в хищном оскале; он готов был наброситься и вцепиться зубами в чужую глотку.Незнакомец улыбнулся. У него было чистое бледное лицо, только щеки горели жаром. Минхену не потребовалось даже увидеть в его руках длинную винтовку, чтобы понять, что он был снайпером. Для этого хватило и черного пистолета.—?Интересная картина.Высокий голос застыл до дрожащей тишины.—?Но совершенно не новая.—?Кто ты? —?выдохнул Донхек?— он на большее не был способен, голос готовился сорваться на дикое и громкое рычание. Минхен смотрел, как его рука сильнее впивалась в его водолазку.—?Мое имя тебе ничего не даст,?— сказал, присев на бетонном выступе. Повертел на одном пальце пистолет. У него были темные волосы и такие же темные глаза. И совершенно странная манера речи?— словно он долго думал, прежде чем подобрать правильные слова. —?Ты не снизойдешь до таких, как я.Он переместился. Донхек?— вместе с ним. Минхен только спустя секунды понял, что младший пытался прикрыть собой. Вобрать в себя каждую пулю, если это понадобится.—?Он у тебя красивый,?— протянул, перебросив пистолет из рук в руки. Снег под подошвами его ботинок скрипел и стонал. —?Страшно?.. Должно быть страшно. Моего господина могла сломить одна лишь мысль о том, что нити жизни его возлюбленного кто-то безжалостно разорвет, вплетая в нити свои. О том, что он сам может умереть намного раньше, он не думал. Как и ты не думаешь сейчас, защищая его, хотя не может ни держать в руках винтовку, ни выхватить тонкими пальцами ножи в твоих карманах и метнуть в меня. Сейчас ты ничего не можешь.—?Ты жалкая шавка семьи Чхве,?— прохрипел Донхек.—?Ошибаешься,?— засмеялся парень. —?Моего господина зовут Винвин.В миг он оказался рядом. В метре от Донхека. Только вот он ему не был нужен. Минхен смотрел на холодный круг пистолета так, словно обжигающее дуло находилось в жалких дюймах от его лица. И ловил себя на мысли, что он ждал увидеть в этой черноте взрыв.—?А меня зовут Янян.А затем рука, сжимающая его водолазку, исчезла.Как и исчез сам Донхек. В первые доли секунду казалось, словно он упал на землю. Минхен ничего не понимал. Младший врезался ногой в ноги парня над ним. Пистолет вывалился из рук и ударился о кирпич. В одно мгновение Янян оказался на снегу. Выдыхающий весь воздух из легких. Донхек уперся подошвой ботинок ему в грудь. Рукой сжимая тонкую шею. С лопнувшей кожи стекали червонные капли. Минхен сдержал в себе крик?— Донхек ведь не убил его, не убил, не убил, он только сжал горло до хрипоты, а кровь, стекающая по бледное шее, была его собственной, разбивающейся о снег раскрошившимся рубином.—?Мне плевать, как тебя зовут,?— зарычал. —?Пока ты стараешься быть моим врагом, ты будешь моим врагом.А затем он наклонился ниже, к самому уху, и Янян захрипел, цепляясь пальцами за его руку, пережимающую горло.—?Минхен это самое дорогое, что есть в моей жизни,?— прошептал Донхек. —?Я не убийца, конечно не убийца,?— улыбка была больше похожа на два острых ножа. —?Но ради него я испепелю весь мир. Никогда! —?закричал,?— Не смей! —?подобно тому, как,?— Направлять! —?бешеные собаки,?— Оружие! —?рычат,?— На Минхена! —?готовые разорвать на части, не оставив ничего.Донхек одним резким движением отпустил Яняна, и он перевернулся на живот, судорожно втянув воздух. В попытках подняться он зацепился за снег под собой. Минхен первым заметил в темноте арки шевеление. Черные волосы?— некогда они были белыми и сливались со снегом, устилающим тонким слоем весь лес. Донхек?— чуть позже. Но и после он не сводил внимательного взгляда с незнакомца.Ченлэ шумно дышал, цепляясь пальцами за обледенелый кирпич арки. Он долго смотрел на Яняна, а затем поднял глаза на спокойное лицо Донхека.—?Объяснишь? —?спросил снайпер, рассматривая собственные руки?— капли крови оставили на ладонях длинные засохшие линии, стягивающие кожу.—?Да,?— выдохнул. Нервная улыбка прорезала его бледные губы. —?Кажется, у нас появились сообщники, с которыми ты уже успел испортить отношения.