Подумай о том, куда спрятать тело (1/1)

Лопата врезалась в промерзшую, твердую землю со звоном, разорвавшим тишину леса. На Донхеке была только толстовка?— куртку он снял и бросил на широкий куст,?— но даже так ему не было холодно. Липкий пот застилал глаза. С каждым выдохом изо рта вырывались белоснежные клубы пара. Щеки горели жаром, но пальцы, застывшие болью, онемели от мороза. Снежинки упали на лицо?— и, остудившие пылающую огнем кожу и растаявшие, стекли вместе с каплями пота за ворот одежды.За высокими деревьями с широкой листвой не было видно темного купола неба. Как не было видно ничего остального. Донхек врезался металлом в землю интуитивно. Руки болели от напряжения и долгой работы. Зияющая чернотой яма была словно изорвана: края ее обсыпались, а корни торчали наружу подобно торчащим наружу сломанным ребрам в слабом человеческом теле. Донхек потратил на это несколько часов. Краем сознания надеясь, что вырытая могила была предназначена для кого угодно, но не для него.Отбросив лопату в сторону, Донхек устало вздохнул. Стянул резиновые перчатки и свернул, убрав в карман джинс. Кроссовки утопали в раскрошившейся земле. От долгой работы болело все тело. Где-то далеко слышался звук проезжающей мимо машины. Сердце замерло ожиданием. Чего именно?— так и не понятно. Еще дальше, куда менее отчетливо, разнесся звук приближающегося поезда. А уж затем Донхек услышал шаги.Они направлялись в его сторону. Сначала неуверенно. Под ногами ломались иссохшие ветви деревьев. Как и пожелтевшие осенние листья. Хрустела тонкая корочка льда на высохшей луже. Через несколько долгих секунд тяжелые ботинки опустились на щебень. Шаги стали куда тише. Кто бы к Донхеку ни шел, он явно не желал прятаться. Скорее наоборот. Доказывал, что он был. И что он был значим. Его темный силуэт проскользнул между деревьями. У него… длинные руки. Только спустя мгновение до Донхека дошло, что это была снайперская винтовка.Лес?— оттенки от темно-зеленого до иссиня-черного?— уже давно замерз. Он звучал тишиной. Если Донхек дернется, лязг металла покажется разорвавшейся бомбой. В набедренном ремне болталось несколько коротких ножей. Кто знал, когда именно они пригодятся. Не было только одного?— самого важного. Того, что было у силуэта. Донхек не мог предположить, что без винтовки он будет чувствовать себя беззащитным и уязвимым. Словно кто-то просто вырвал с корнем неотъемлемую часть Донхека, оставив его кровоточить и чувствовать эту разливающуюся по всему телу фантомную боль.Когда силуэт подошел ближе, Донхек выставил перед собой руки.—?Остановись,?— попросил он и кивнул в сторону ямы. —?Упадешь ведь.Джисон его послушался. Посмотрел в яму. Которая посмотрела в ответ. При свете дня он бы мог разглядеть вырытое дно?— сейчас, в сумраке ночи, ему показалось, словно яма была бесконечной. Хотя Донхек не особо углубился. Поднявшийся ветер, колыхнувший тонкие деревья, донес до чуткого, привыкшего к тишине слуха звуки приближающейся машины. Свет фар на секунды озарил лес?— Джисон увидел, как красиво блики заиграли на металле его винтовки,?— и, скользнув в сторону, исчез полностью.От отрывистых, едва различимых звуков Джисон покрылся холодным потом. Он… не совсем привык. Еще не привык. Пока Донхек долгие месяцы восстанавливался в четырех светлых стенах больницы, Джисон был ему заменой. Только не убивал. Просто… сопровождал. Туда, куда прежде господин его никогда не брал, боясь испортить. Сейчас мужчине было плевать. Лишь бы рядом находился снайпер. Долгие годы тренировок и изоляции привели к тому, что Джисон… просто не сможет. Даже если холодное, зияющее темнотой дуло пистолета, подобно глубокой яме под ногам, будет направлено именно на него. Он не решится отнять чужую жизнь. Донхек мог. Просто по щелчку пальцев он оставлял за собой лужи крови и изуродованные до неузнаваемости трупы. Джисон знал, что сейчас у старшего ничего бы не получилось, ровно как и у него самого.—?Пойдем,?— нехотя сказал Донхек.Покрытая белоснежным инеем трава хрустела под подошвой дорогих ботинок. Вдалеке вспыхнул едва различимый огонь?— господин закурил. Он был в черном костюме?— только что с собрания. Хмурился от злости, хотя, подойдя ближе, Донхек отметил совершенно другое. Господин устал. Нервно курил сигару, часто облизывая пересохшие губы. В свете серебряной луны он был бледен. Лес заканчивался там, где начиналась маленькая поляна. На ней ничего не росло. Земля была твердой, и в воздух взметалась пыль при каждом неосторожном шаге. Если бы не темный, зеленый лес, Донхек бы мог поверить, что он в пустыне,?— только мороз пробирал до дрожи и изо рта вырывались клубы пара.Господин лениво скользнул по ним взглядом.—?Все сделали? —?спросил он и щелчком пальцев отбросил почти целую сигару. Оранжевый огонек сделал полукруг, прежде чем упал на мертвую землю. Он не затух?— тонкая нить дыма медленно поднималась вверх.—?Яма в лесу,?— кивнул Донхек. —?И рядом никого нет. Джисон проверял.Под пустым взглядом господина младший съежился. Ворочающийся на языке вопрос Донхек не решился озвучить?— раньше, до того, как весь его мир рухнул, сломленный, полностью контролируемый Донхек боялся просто… быть. Господин его всегда видел?— словно его глаза были созданы выискивать снайпера даже в кромешной темноте,?— и каждый раз это наводило ужас. Ведь одним лишь взглядом мужчина мог разрушить ту стену, что Донхек так старательно возводил между ними. Тот Донхек боялся. Этот?— лишь делал вид. Показательно вздрогнул и опустил взгляд вниз, рассматривая грязные, испачканные в земле кроссовки.Чуть позже Донхек будет их яростно оттирать, разливая пенную воду по всему дому, надеясь вытравить намертво въевшийся могильный запах.Господин ничего не ответил. Убрал замершие руки в глубокие карманы выглаженных штанов. Донхек пытался не думать, но голову прострелило осознанием. Белые рубашки. Обтягивающие черные штаны. Он сейчас без пиджака?— как и много лет назад, когда приходил в сырую, наполненную страхом и болью комнату. Не хватало только лыжной маски. Господин приехал убивать. И яма, которую Донхек так старательно вырыл посреди леса, станет чьей-то могилой. Джисон этого не понимал до конца. Он только стоял чуть позади и разглядывал звездное небо?— они были далеко от Сеула, и небосвод в этой местности словно черная замшевая ткань с раскинутыми по ней бриллиантами.Тень отделилась от черного леса. Плавно скользнула по краю?— подойти ближе не решалась. Пока что не решалась. В тот момент, когда ее длинная винтовка оказалась оставленной у ног, тень сделала шаг. А затем еще и еще. Донхек бы никогда не стал ни к кому выходить без оружия, даже если после комы он разучился держать винтовку в руках. Тень не боялась. Подходила ближе, пока лунный свет не озарил ее лицо.От серебряного свечения тонкая кожа показалась бледнее обычного. Как и лишенные любого цвета волосы. Только искусанные до крови губы да темно-карие глаза выделялись на белоснежном лице. Донхек всеми силами пытался доказать, что он не знал Винвина. По крайней мере не знал хорошо. Он переминался с ноги на ногу, словно мороз пробирал до костей, и разглядывал винтовку в руках Джисона.Пытаясь избавиться от мысли, что Винвин останется в этом лесу навсегда.—?Привет, Винвин,?— улыбнулся господин, хотя его натянутая улыбка больше походила на тонкое лезвие, способное рассечь руки.—?Здравствуй, господин Чжон.Ненужный обмен любезностями. Необходимый только для того, чтобы создать иллюзию мирного разговора. На деле Винвину сводило скулы от ядовитой лжи. Он пытался этого не показывать. Как и Донхек пытался показывать, что ему не страшно. Хотя на деле внутри все леденело от сковывающего ужаса.—?Для чего ты позвал меня?Донхек вздрогнул. Это не господин звал Винвина?— его самого пригласили в это богом забытое место. За много-много километров от Сеула. Господин мог бы отказаться. Лишь бы не ставить жизнь под угрозу. Но он согласился, и отныне под угрозой стояла только жизнь Винвина.—?Если вы считаете, что я пришел от своего господина, то вы окажетесь лишь частично правы,?— медленно и спокойно сказал снайпер. Ветер подхватил его волосы и бросил на глаза. Лунный свет вытачивал его лицо до болезненно худого. Тонкая кожа обтягивала белоснежный череп и норовила разорваться от одного резкого движения. Внутри Винвин окажется багряно-красным.Господин выловил в голосе Винвина незнакомый тон. То, как безразлично снайпер говорил о главе своей семьи. Словно нити, которыми Чхве связывал себя с каждым подчиненным, оказались недостаточно тугими. Винвин ошибался только в этом. Донхек прикрыл глаза; он знал, что Чжон ошибок никогда не прощал.—?Чего хочет твой господин?Чжон мог бы начать с другого. С долгого снятия маски, под которой Винвин ничем не отличался от Донхека. Они почти близнецы. Но Чжон не сделал этого. Он сложил на груди руки?— он не хотел ни с кем говорить,?— и ждал ответа.—?Того, что хочет много лет,?— взгляд Винвина скользнул по Донхеку, и младший почувствовал, как его кожа покрылась липким холодным потом. Единожды задев взглядом Джисона, снайпер заставил его задрожать. —?Аукцион.Слово прошибло насквозь, подобно пуле в снайперской винтовке, едва не выпавшей из разом ослабевших рук Джисона. Он знал это слово. Сталкивался с ним лишь из долгих рассказов Донхека,?— но какие же страшные эти были рассказы и какой горький осадок они оставляли в душе. Аукцион. Вечер мафии. И ночь самого настоящего ада для наемных убийц. Чжон никогда не соглашался участвовать в таких мероприятиях из простой человеческой ревности. И осторожности,?— его игрушек легко было сломать, единожды одарив их теплотой и заботой.—?Чхве знает, что я не доверяю этим мероприятиям,?— подал голос господин.—?И все же он надеется на ваше присутствие. Он не заставляет вас выставлять лот,?— Винвин сам не заметил, как едва заметно скривился от этого слова.—?Какие же тогда у тебя причины быть сегодня здесь?Винвин секунду медлил, прежде чем спокойно ответил:—?Я долго вел своего господина к одной… идее,?— он шумно сглотнул. —?Идея перемирия. Союза. Ваше мировоззрение существенно отличается от мировоззрения господина Чхве. В ваших взглядах существуют недостатки, но если вы объединитесь… представьте, как сильны вы будете. Никакая помощь полиции вам не потребуется. Вы сможете добиться большего. Уйти намного дальше. Господин Чхве давно хотел править, а вы?— ставить эксперименты. Вместо того, чтобы мешать друг другу, вы можете друг другу помочь. Я долго говорил об этом со своим господином.—?Твой господин,?— громко хмыкнул Чжон,?— однажды сделал то, что я не могу ему вот уже много лет простить. Настолько страшное и подлое, что меня многие годы не отпускают ночные кошмары.Каждое его слово казалось пропитанным ложью. Донхек не привык видеть господина таким… живым. Чжон никогда не показывал истинных чувств. Сейчас?— много. Столько, сколько не показывал за всю недолгую жизнь снайпера. Внутри Донхека сердце отзывалось тишиной. Ему не было жаль господина, даже если тот потерял что-то существенное. Чуть раньше он не смог бы сдержать слез, узнай, что Чжон мучался,?— но отныне он просто прикрыл глаза и вообразил, что его уже не существовало. Что он был далеко,?— ненавистные улицы Сеула манили к себе с небывалой силой. Донхек хотел бы взобраться на самое высокое здание, ощутив каждой клеточкой тела, как холодный, пробирающий до самых костей ветер готов был подхватить его, подарить крылья и унести вдаль.Поднявшись высоко, Донхек не заметит, как горячие лучи солнца расплавят крылья у него за спиной,?— и тогда он сорвется вниз, и, достигнув ада, разобьется на осколки.Хотя он уже давно. В той ненастоящей, мнимой жизни.—?Что сделал такого мой господин, что вы столько лет держите на него зло? —?прошептал Винвин. Осознание того, что Чжон не был бесчувственным, ударило и по нему пониманием того, что он мог этим воспользоваться.—?Забрал то, что принадлежало мне.Донхек знал, что Чжону принадлежало многое. Твердые слитки золота, сверкающие, острые бриллианты, красивые и длинные винтовки?— некоторые из них в единственном экземпляре,?— машины, от вездеходов до спорткаров, квартиры, дома далеко от Сеула, ночные бары и клубы, приносящие немалые доходы. И личная армия искусных наемных убийц.Давние, но яркие воспоминания?— словно это случилось не много лет назад, а вчера, и рана от событий все еще кровоточила,?— разожгли внутри господина едва сдерживаемый огонь. Языки пламени, невидимые, лизали янтарные волосы Донхека. Лес утопал в серебряном свете от инея,?— Донхек впитывал в себя не холод, а этот жар, от которого запылали щеки.—?Когда я только начинал,?— сказал господин, и голос его сочился выедающей до костей кислотой. —?И начинал хорошо. Я быстро пришел к успеху, выбрав правильную роль. Бизнесмен, занимающийся благотворительностью. Все деньги отдавал на это, едва не лишившись целого состояния. Хорошая репутация позволила мне стать богом для нищего детского дома, о котором никто никогда не вспоминал. Я помогал им. А в ответ просил немногое?— лишь позволить мне воспитывать их детей.—?Вы хотели воспитать воинов,?— упрекнул Винвин.Господину хватило мгновения, чтобы достать пистолет. Доли секунды, чтобы выстрелить. Донхек в это время замер. Хотя и почувствовал желание… закрыть собой. Кинуться вперед и впитать в себя каждую пулю. Но он не двигался. Джисон?— тоже. Донхек никогда не видел, чтобы от человека оставалось лишь одно шумное дыхание.Бледную щеку рассекла длинная кровавая линия. Винвин не поменялся в лице. Он словно был готов. Хотя к такому невозможно подготовиться, уверен Донхек.—?Я всего лишь хотел сделать детей послушными,?— спокойно сказал Чжон, словно совсем недавно не он разорвал тишину леса громким выстрелом и рассек пулей тонкую кожу Винвина. —?Чтобы они оказали поддержку мне точно так же, как я делал это много и много лет. И в тот момент, когда мне почти позволили учить их,?— монахини не знали, чему именно, они просто смотрели на меня, как на сошедшего с их золотых икон бога,?— в тот момент твой господин испортил абсолютно все.Донхек однажды пытался забыть это. Он дал обещание в прогнившей церкви в самой чаще леса, ударяясь лбом в отсыревший пол, и сорвал с дерева две красные нити, обвивающие его и Минхена руки,?— и вновь вернулся к тому, с чего начал. С детского дома. Донхек оказался втянут в чужую войну до того, как ему исполнилось семь лет. До того, как он оказался в дорогих стенах дома Чжона. И задолго до того, как впервые взял в свои детские руки пугающую своей превосходностью винтовку.—?Я смотрел, как дети умирали один за другим,?— прошептал господин. —?Как их остывшие, посиневшие тела начинали гнить в их крохотных кроватях. Как в глазах застывала жизнь. Как их органы разрывались от рвоты и как кровь стекала по их лицам. Я видел смерть каждого.Кроме одного.Хлынувшие одним сплошным потоком истлевшие, выцветшие воспоминания тусклой картиной встали перед глазами. Заставили шумно выдохнуть, разглядывая это полотно, и застыть, подобно каменной статуе. В тот день было холодно, как и сегодняшней ночью, и лес не обступал со всех сторон сплошной стеной, как обступал прямо сейчас, а делал незаменимой частью себя. Донхек многое забыл, но это?— это никогда не забудет. Он много ночей провел в церкви, зализывая раны, и странное, тяжелым комом оседающее чувство в груди заставило его выйти из своего укрытия. Его маленькая рука коснулась твердого стана широкого дерева и потянулась вверх, к первым толстым ветвям. Длинная красная нить колыхалась на слабом ветру.Затем озарилась синим.А затем, чуть меньше секунды спустя,?— вновь красным. И затем снова синим. Красный, синий, красный, синий,?— и в глаза начал биться бледно-белый свет. Донхек, маленький, одетый в тонкий свитер да шорты, прижался к стволу дерева сильнее. Дрожа от сковывающего холода и страха. Он видел позади белого света размытый темнеющий силуэт. А затем услышал беспокойный голос:—?Эй, ты в порядке?Полицейские всегда обращались с ним лучше, чем он того заслуживал.Они вывели его к саду, разбитому перед детским домом. Свет горел только в холле?— Донхек видел, как взрослые ходили из комнаты в комнату, и его детское сознание не могло понять причину. Только в голову лезли мысли о том, что их всех?— всех! даже самых жалких и уродливых,?— решили одним разом усыновить, и Донхек не мог не возрадоваться этому. Молодой полицейский, держащий его за руку, смотрел на промелькнувшую улыбку на лице ребенка с ужасом в глазах.Детей выносили на руках. Донхек не видел их лиц?— белоснежные одеяла покрывали их тела с ног до головы. Хотя взгляд Донхека зацепился за свисающую тонкую руку, и страшное случилось у него внутри. Выносили одного из тех, кто всегда издевался над Донхеком,?— он знал эти костяшки, обтянутые хрупкой кожей, оставляющие на его теле ярко-лиловые синяки. Сколько помнил себя Донхек, детей забирали не так. Не выносили, словно мертвых, на руках и не бросали бесцеремонно в машины скорой помощи.Джено и Джемина вынесли вместе?— и, сейчас Донхек был уверен, вместе бросили в могилу.—?Из всех детей у меня остался только один,?— продолжил господин. —?Худой, избитый, затравленный, молчаливый,?— он не годился для меня. Но он выжил, и если боги ему это позволили, то только лишь для того, чтобы стать моим.Столько лет Донхек верил в то, что его осознанно выбрали, разглядев незаметный проблеск таланта,?— и все это оказалось ложью. Его никто никогда не собирался обучать снайперскому делу. Вряд ли Чжон вообще видел его, блеклого и неразговорчивого. Но у господина ничего не осталось. Ему пришлось рассмотреть его. А затем вбить в голову то, к чему Донхек никогда не имел способностей.Вложить в сопротивляющиеся руки винтовку из темного металла. Научить правильно держать ее, расположив пальцы,?— за каждую ошибку господин избивал без жалости. Влить раскаленным железом знания о том, как следует правильно дышать при выстреле и задолго до, как следует подставлять плечо, чтобы синяки разливались по коже красивым рисунком, и как следует рассматривать в прицеле свою будущую жертву, концентрируясь лишь на ней, делая из нее смысл своей готовой оборваться в любую секунду жизни.—?Я долго искал причину массового убийства,?— раздался голос Чжона. Рука, в которой был зажат пистолет до побелевших костяшек, затряслась. —?И нашел. Каждая зацепка, каждый слух, каждое неосторожное действие,?— все привело меня к твоему господину. Я никогда не смогу простить ему этого… Пока он не отплатит мне. Только после этого?— только после этого! —?я смогу принять его предложение о перемирии.—?Чем он может заплатить вам за столь ужасное преступление? —?прохрипел Винвин.—?Тем же, что он забрал у меня. Искусными, обученными, талантливыми наемными убийцами. Сколько среди детей было их, способных, погибших страшной смертью, а мне достался самый бездарный из всех…Донхек чувствовал этот момент так, словно пропускал его через себя,?— резкое разряжение воздуха, как это бывало за секунду до удара молнии.—?Смерть самого известного снайпера семьи Чхве будет достаточной платой для меня,?— улыбнулся господин.Винвин крупно вздрогнул и поднял тяжелый взгляд. Донхек увидел на дне тихой заводи его глаз смирение. Оно всегда было там?— с самого начала, когда он только вышел на поляну,?— просто Донхек не сразу заметил этого. Винвин… ожидал именно такого исхода. И он к этому был готов. Донхек?— нет. Как и давно застывший Джисон.Это произошло быстро. Винвин упал на колени?— он привык склонять колени,?— и уперся руками в ноги. Господину понадобилось несколько ленивых шагов, чтобы сократить расстояние между ними, и несколько секунд, чтобы перезарядить пистолет. Холодное дуло уперлось в лоб,?— Винвин сам тянулся к смерти. Он смотрел прямо на Донхека. Только чтобы придать сил справиться с этой потерей. ?Иначе никак?. А затем прикрыл глаза и прошептал в пустоту?— легкий выдох, сорвавшийся с губ.Юта.Таким Донхек его и запомнил.В момент выстрела темные птицы сорвались с высоких веток деревьев в черное, кажущееся бесконечным небо.Вопль застрял в горле. Разрезал его тысячью ножей?— кровь, темную и густую, Донхек не просто видел, но и слышал ее тяжелый металлический запах. Он увидел, как Винвин упал. Он много раз видел смерть, и никогда прежде не чувствовал такую пустоту внутри себя. Винвин отдал жизнь ради них всех. Ради того, о чем Донхек с каждым днем все больше и больше сожалел.—?Уберите его,?— бросил господин, но никто из них не сдвинулся. —?И езжайте домой.—?Вы знали?.. —?донесся хриплый голос Джисон. Донхек был удивлен тому, что младший еще способен что-то говорить. Это его первая смерть, и обычно она трудно давалась для осознания.—?Не знал. Но я изначально собирался так поступить с ним, иначе бы не просил вас рыть эту чертову яму.Истертый до дыр тонкий цветной плед стал саваном. В месте, где от головы остались лишь кровавые ошметки, ткань пропиталась алым сразу же. Тело Винвина тяжелое. Как и сердце Донхека, готовое рухнуть в вырытую им же самим яму. Джисон держался намного лучше, и это пугало.—?Ты?.. —?Донхек задохнулся. Джисон выловил его беспокойный взгляд.—?Подожди немного. Я еще не знаю, что мне следует чувствовать. Чуть позже я обязательно сойду с ума.—?Я тоже,?— сказал Донхек. —?Мне кажется, что только это мне теперь и останется.Винвин оказался похоронен глубоко в лесу, безымянный и никем не оплаканный. Донхек сам аккуратно опустил его на дно ямы и бросил первую горсть земли. Он долго стоял над его могилой, ничем не отличающейся, и долго пытался понять его. Винвин пришел, смиренно-отчаянный, лишь для того, чтобы получить пулю в лоб,?— он знал, и это не страшило его.В чаще леса раздались новые звуки?— приглушенные, совершенные далеко от них едва различимые выстрелы. Джисон их узнал. Как и вскинувший голову Донхек. Они снайперы?— они этому просто обучены. Это их личная посмертная песнь. Когда они умрут, кто-то обязательно возьмет их винтовки и выстрелит в небо. Донхек верил, что он заслужил хотя бы это. Винвин заслужил намного больше,?— и поэтому его люди не жалели пуль. Снайперы умели плакать только так.—?Они видели? —?прошептал Джисон, боясь потревожить хрупкую музыку.Они видели столько же, сколько и Донхек. Перед смертью лицо Винвина уже было похоже на покойника?— умиротворенное, разглаженное, спокойное. Он отбросил все маски, которые носил очень и очень долго.В тот короткий момент он был счастлив.