Пролог (1/1)

Они приходят. Всегда приходят. Нужно только правильно позвать.Сначала их было пятеро. Все в темных одеждах, с длинными винтовками за пазухой или с пистолетами в кобурах — нужно только достать и прицелиться, сделать один выстрел — и победить. Но Донхек обыграл их уже три раза, и в полуразвалившемся здании напротив он видел только двух оставшихся в живых. У одного — рваная, оставленная пулей рана на предплечье, у другого пуля попала в бедро.Донхек терпеливо выжидал, когда они подойдут ближе. Разрешал. И удивлялся тому, как эти двое не понимали, что против снайпера им не выиграть и что они непременно умрут. Но они все равно шли к нему, надеясь на то, что Донхек совершенно плох в ближнем бою. Они шли к нему, напрасно считая, что это будет честно.Донхек следил за каждым их действием. Подобраться к зданию они не спешили; выжидали, выглядывая из-за укрытий.?В этой семье все уроды?, — подумал он — он привык так думать — и сплюнул скопившуюся во рту вязкую слюну в тот момент, когда мужчина выбежал из своего укрытия и с перекошенным от боли лицом упал за бетонную стену, высовывая через несколько секунд голову: осматривался. Ждал, может, смерти. И Донхек ее, разумеется, даст. Это будет не слишком больно, ведь он умеет поражать цель с одного выстрела. Это будет не больно, потому что он знает, как правильно.Донхек встречал на своем пути и других снайперов. Не таких, как он сам. Они, другие, заставляли человека испытывать то, что сами бы никогда не смогли пережить. Долгую, мучительную агонию — так, чтобы каждая секунда перед смертью была настолько невыносимой, что в пустой голове не оставалось никаких мыслей, кроме дикого желания закончить это все как можно скорее. Донхек так не мог просто потому, что сам, собственной огрубевшей, потерявшей любую чувствительность кожей ощутил этот ад.Когда небо разорвалось раскатами грома, Донхек выстрелил. Отдача вышла сильная, и винтовка врезалась в плечо; боль мимолетная, но она все равно чувствовалась отчетливо из-за целого скопления синяков на коже: некоторые из них никогда не сходили. Донхек чуть поморщился — скорее от привычки почувствовать отчетливую боль, чем от нее самой, — но затем улыбнулся одним уголком губ. Хэдшот.Донхек заглянул в прицел винтовки. Дышал медленно, опаляя холод грозного оружия горячей щекой. Ждал, когда последний совершит ошибку.И тот, другой, единственный оставшийся, — с лужей ярко-алой крови под собой — сам же слепо потянулся к смерти. Он выбежал из-за укрытия. Донхек бы посмеялся — хотя в горле клокочут отголоски нервного смеха, — но голову прострелило осознанием того, что он сам стал бы исполнять поручение Доена до последнего просто потому, что по-другому не умел. Его никогда не учили ценить свою жизнь выше верно выполненного задания — она может в любой момент оборваться, подобно тонкой нити. Важнее оборвать нити чужие, даже если те прочнее стали.Когда затянутое тяжелыми свинцовыми облаками небо осветилось кривой линией молнии, Донхек выждал секунду — и спустил курок. Он не дышал несколько секунд, пропитываясь долгожданной тишиной, какой она бывает только за секунды до удара грома, и затем одним рывком приподнялся на локтях. А когда не услышал ничего, кроме медленно начинающегося дождя, барабанящего по черепице здания, он стянул наушники, прислушиваясь к дивной музыке. Он подтянул к себе кейс и раскрыл его, шмыгая носом. Бережно, с особой любовью убрал винтовку и провел по металлу пальцами.Колени дрожали от долгой и неудобной позы. Но это все пустое, и Донхек даже не обратил внимание на то, что при первом шаге ногу свела неприятная судорога.Спустился на нижние этажи. Под подошвой тяжёлых ботинок захрустело стекло — выбили все окна. Звук сильно ударил по ушам, привыкшим к тишине, и показался неправильным. Донхек вышел из здания как раз в тот момент, когда мелкий дождь превратился в крупный ливень. Смыть бы с себя всю грязь пыльного бетонного здания, поселившуюся не только на коже. Внутри — тоже. В сердце. Там, где Донхек себя совсем не чувствовал.Донхек перебросил кейс с винтовкой через высокий забор и только затем перелез сам. Будь его воля, он бы с оружием так не поступил, но выхода другого не было, и он поблагодарил себя же за то, что самостоятельно купил этот чертов кейс; босс не дал ни доллара.— Ты долго, — сказал Юта сразу же, как только Донхек аккуратно положил винтовку на заднее сидение машины, а сам сел вперёд. — Я успел заложить бомбу и три раза обыграть Джонни — о, четыре! — четыре раза обыграть Джонни в этой тупой игре.Юта показал экран своего смартфона, и Донхек в первую секунду увидел только розовый цвет, но затем различил разноцветные драгоценные камни и маленькую фею в углу. Он поднял на Юту взгляд из разряда ?Ты идиот??, и старший недовольно надул губы, выключая приложение. Он завел машину и развернулся на дороге.Когда они покинули черту чужой территории, Юта разрешил нажать на кнопку. Донхек исполнил без промедления и без единой дрогнувшей мышцы лица. И без каких-либо мыслей кроме ?надо?. За спиной вспыхнул ярким пламенем заброшенное здание; разлетелись в стороны куски бетона и металла; каркас здания сломался с легкостью, подобно слабым человеческим костям.В его коллекции отныне было ещё больше чужих душ.А сам не имел даже своей.***Их штаб-квартира — ?дом?, как выражался глупый Джисон, — находился практически за чертой города. Это огромное здание из белого кирпича действительно в первое время напоминало загородный дом какого-нибудь бизнесмена. Но даже дома невозможно чувствовать себя в безопасности. Совсем скоро Джисон тоже сломается и перестанет излагать каждое слово с необъяснимой грустью, утешал себя Донхек.Они все имели трещины. Они все разбивались много и много раз, и каждый раз склеивались во что-то другое. Жизнь начинала избивать кнутом. Оставляла на всем теле ужасные шрамы — какая же пугающая кожа у Донхека под тонкой тканью одежды, настоящее вспаханное поле боя. Пряника за добрые поступки жизнь не давала.Зато сладкое — и в целом что-нибудь вкусное — давал Ченлэ.Донхек его убил бы — правда убил бы! — но он сын господина и будущий наследник, и Донхек надеялся лишь на то, что умрет раньше, чем Ченлэ перейдёт эта чертова кровавая корона.Она сдавит его неспособную осознать надвигающуюся опасность голову, вопьется в кожу, подобно терновому венку, и оставит за собой постоянно кровоточащие раны. Ченлэ все хорошо видел — он единственный смотрел на все осознанно, словно пропуская чужие души через себя, — и знал на отлично, кто из их элитного отряда ненавидел его больше всего. Он пытался исправить эту ситуацию. Понимая, что чуть позже ему понадобится поддержка их всех — и Донхека, безусловно, тоже.Именно поэтому он всунул плитку шоколада прямо ему в руки и улыбнулся ярко-ярко — даже глаза пришлось отвести в сторону. Донхек вскинул бровь, но сладость принял и успел съесть один кусочек до того, как зашел вместе с Ютой в просторный кабинет Доена.Доен поднял усталый взгляд карих глаз — сколько ночей он не спал? — и сделал глоток крепкого черного кофе. Судя по тому, как Доен поморщился от вкуса, напиток уже давно остыл. В его личном кабинете оказалось холодно — Донхек вздрогнул, хотя за окном стояло лето да внутри горел нешуточный огонь.— Выглядишь чуть лучше трупа, — обеспокоенно сказал Юта и потянулся рукой к карману толстовки Донхека в попытке вытащить шоколад. — Съешь.— Такой благородный, — ехидно ответил Доен, но сладость принял, сев удобнее в кресле и устало прикоснувшись двумя пальцами к переносице. — Слишком хорошо все прошло, а? Хочешь написать отчет на двадцать страниц?— Предложение заманчивое, но у меня ребенок, — Юта кивнул головой на только-только отпраздновавшего совершеннолетие Донхека.Доен раздраженно закатил глаза и на несколько секунд перевел все свое ускользающее внимание на экран компьютера.— Тебе будет нормально трехдневного отдыха, Донхек? — спросил Доен, так и не подняв головы. — Больше предложить не могу.Донхек молча кивнул.— Хорошо, — Доен щелкнул в последний раз по клавиатуре и откинулся на спинку своего кресла, вытянув руки над головой. — Спасибо за работу, спасибо за еще больше работы мне, можете идти.Юта оставил Донхека в огромном освещенном холле, показав острые ножи в руках — их следует отнести в тренировочный зал, иначе Джонни снова отругает его за халатность. Прежде чем он ушел, его взгляд скользнул чуть выше рыжей головы Донхека, а губы растянулись в приветственной улыбке.— Как прошло ваше задание, Донхек? — голос Джисона, дружелюбный и приторно-сладкий, разнесся по всему холлу.Он был любимчиком господина, получающий любую похвалу просто за то, что старается. Донхек не получил от господина никаких слов даже за сотни убитых им людей.?Конечно господин его хвалит?, — подумал Донхек, откровенно пропуская мимо ушей рассказ Джисона о том, как он проводил сегодня время с Джонни. ?Он хвалит тебя только потому, что ты пока что должен иметь стимул обучаться этому мастерству. Если бы он сразу же применил на тебе свои любимые пытки… как на мне… ты бы, Джисон, возненавидел всех с фамилией Чжон. И своего любимого Ченлэ ты бы уже не боготворил так, как делаешь это сейчас?И босс это понимал как никто другой, ведь его первый эксперимент явно оказался неудачным. Нет ничего страшнее, чем собственная игрушка, вышедшая из-под самого жестокого контроля. Игрушка, которую протыкали насквозь ради забавы и которая этого не забыла даже спустя десять лет. Донхек оказался злопамятным; каждый раз, закрывая глаза, он видел эти пытки, кровавые ошмётки его плоти, темно-фиолетовые синяки на коже. Господин ни разу не хвалил его, и поэтому внутри от слов Джисона разлился странный жар. Это, вроде как, зависть.И Донхек ее подавлять не хотел.Молниеносным движением руки он схватил младшего за ворот футболки и толкнул к стене, когда злость накрыла получше всех самых высоких волн. Он замахнулся для удара, но так и не обрушил на побледневшее лицо сжатую в кулак руку — кто-то сомкнул кольцо из пальцев на его запястье и дернул на себя.Донхека развернуло прямо на месте, и он отпустил Джисона, с едва заметной ухмылкой наслаждаясь кашлем младшего, — значит, почти пережал эту чертову глотку. Вцепиться бы в нее зубами и выдрать огромный кусок мяса; Донхеку не так уж и много для простого человеческого счастья нужно.— Едем домой, Донхек, — в голосе Юты померещилась сталь.У Юты в глазах не оказалось привычного веселья, только плохо скрываемое переживание. Он бросил в сторону Джисона тихое ?прости? и потянул Донхека за собой.— Мы ведь одна семья, Донхек, — тихо сказал он. — Почему же ты этого понять не можешь?..Они семья, даже если их всех не связывали родственные узы. Между ними что-то другое проложено, какие-то другие невидимые нити, и Юта надеялся только на то, что Донхек когда-нибудь эти нити почувствует буквально кожей. Но пока он собственными руками делал из этих веревок петлю и затягивал все туже на шее. Ровно до того момента, когда еще немного — и окажешься за неизвестной чертой. Но неизвестность всегда манит к себе, и ощущение полынно-горькой смерти на языке только подстегивает Донхека.Юта уверен: каждый из них умрет страшной смертью, но Донхеку уготована другая судьба. Он будет влачить это чертово существование, когда его просто вышвырнут из семьи, и помрет как подзаборная шавка от настоящей ломки, ведь без убийств он не сможет прожить и недели.Каждый раз Юте становилось жутко от одной такой мысли, и поэтому он просто откинул ее в темный угол подсознания, а сам потянулся к спящему Донхеку и разбудил его. Едва слышно хмыкнув, Донхек медленно вывалился из машины. Он скрылся за металлической дверью, и Юта чуть улыбнулся, совершенно упуская тот момент, когда в голову полезла самая пугающая мысль из всех.?Донхек умрет слишком рано, ведь за всю свою жизнь он заслужил только смерть?.