Призраки прошлого (несостоявшийся тизер или пролог, которому следовало быть эпилогом) (1/1)

…Много лет спустя.Мир ?Прибежище?, Лесной океан. На часах было пол-второго ночи, когда Хатчет окончательно стряхнул с себя остатки беспокойного сна и встал с узкого продавленного диванчика. Подождал, пока глаза привыкнут к темноте и прислушался, не разбудил ли домочадцев; вроде не должен был, для того-то перед его носом вчера вечером и захлопнули двери супружеской спальни. Значит, можно было собираться. Там, снаружи, всего в паре сотен ярдов, за идеально ровными рядами кустов плантации и живой изгородью ждут зеленые своды Океаники. Как быстро он привык к ночному лесу, как хорошо теперь он ему знаком. Кажется, совсем недавно, домом ему были каменные джунгли родного СейфХевена. С тех пор многое изменилось. Там выросли новые стены, там рухнули старые мосты, там надёжно перекрыты все лазейки, которые так влекли его в юности. Теперь-то это и к лучшему, так действительно безопаснее. Он уже давно не бывал в центре мегаполиса, появляясь только раз в неделю в почтовом отделении ближайшего пригорода, отправляя и забирая посылки. Ночная жизнь и вовсе неведома ему. Кто знает, может быть на афишах уже написаны имена ребят, под чей аккомпанемент он когда-то выступал на площадях на потеху прохожим. Имя его брата Марка, вернувшего себе прежнюю славу, а вместе с ней и душевный покой, есть там наверняка. Теперь его домом была природа. Вернее, стала. Их мирок быстро оправился от нанесенных ран, а жизнь в нем утратила привкус осажденной крепости. Не связанные больше необходимостью ютиться на безопасном периметре обитатели СейфХевена ринулись осваивать открывшиеся новые пространства. Самые смелые утверждали, что наступил новый ?золотой век?. И только Хатчет все не находил себе места. Порой он не узнавал сам себя: куда только делся тот прежний рубаха-парень, беззаботный и легкий на подъем. Вновь и вновь сознание заставляло его возвращаться к тем судьбоносным событиям, что так круто изменили судьбу и Прибежища, и его самого. Это-то и заставило впервые в жизни доверить бумаге собственную историю, а затем и попытаться охватить всю картину произошедшего. Правда, работа эта была не из легких. Большинство старых знакомых и в мыслях не хотело возвращаться в прошлое. Для тех же, кому хотелось, оно уже успело обрасти легендами. Кто-то действительно знал многое, но упорно не желал складывать воедино лежавшие перед ними кусочки головоломки. Быть может, не хватало сил или мужества?— ведь это означало вернуться и к своим ошибкам тоже. И, наконец, были те, кто оказался ближе всех к правде. Те, до кого когда-то было рукой подать, но кто уже ушел. Потому что их здесь быть и не должно. Но когда за грудой собранного материала начали выстраиваться закономерности?— мужество оставило и Хатчета. Разрозненные эпизоды, нелепые случайности, странные совпадения, судя по всему, были звеньями одной цепи?— силы, ударившие по ним той осенью сразу с четырех сторон, явно должна была направлять одна воля. И даже то, что теперь Прибежище наконец-то было предоставлено самому себе, а не капризам отдельных своих богоподобных обитателей, не могло гарантировать, что это не повторится. Без Евы он бы никогда бы не сдвинулся в своих поисках с мертвой точки. В наступившую эпоху перемен попытки погрузиться в древнюю историю СейфХевена интересовали обывателей даже меньше, чем раньше. Сидевшей почти без работы историку поначалу было только в радость помогать своему парню с его расследованием, но постепенно девушке стали в тягость их кочевья в городских джунглях. Да и слишком сильно они оба чувствовали, что отмерянный запас везения по жизни может подойти к концу. Их свадьба прошла предельно тихо: со стороны невесты?— никого из гостей, со стороны жениха?— лишь пара старых друзей. А после они уехали воплощать старую мечту о собственном деле, надеясь, что в мегаполис уже не придётся возвращаться. Туда, где, казалось можно начать жить с чистого листа и где больше не придётся испытывать судьбу. Леса Океаники теперь действительно стали намного безопаснее, а знания Евы о местной флоре, полученные еще в детстве, помогли почти сразу же приступить к созданию плантации. Первые два года, помимо стройки дома и ухода за растениями приходилось хвататься за любую работу, которую могли предложить их немногие соседи. Со временем их дело начало приносить солидный доход, появились постоянные заказчики, и число их росло год от года. Когда говорили, что их чай подают даже на приемах у новой губернаторши, муж и жена лишь многозначительно улыбались. Никто и не догадывался, что вспоминают они при этом заставленный хламом бетонный коридор, визгливый окрик да трясущиеся ручонки на слишком тяжелой рукояти.—?А ведь эта дура нас тогда чуть не убила…—?И кто бы мог подумать, кем она станет в итоге.—?Да уж, милый мой, слишком порядочные мы оказались. Все-таки надо было тогда пару папок стащить по дороге. С сугубо научной целью… А не сдавать все пятнистому… Но вот теперь Ева угасала. То, что началось спустя пару лет после рождения дочери как обычная слабость, которую привычно списывали на миллион бытовых причин, все больше и больше превращало некогда цветущую молодую женщину в собственную тень. Несмотря на их уединенную жизнь, друзья не забыли семью и помогали всем, чем можно. Дойти удалось, что называется, до самого верха: новый босс ?КсирКсина? (та ещё рептилия?— однако же, как выяснилось, знавший Хатчета еще по прежним временам) даже согласился помогать им бесплатно. Только для того, чтобы в итоге развести руками и объявить: с болезнью не справятся ни вся хваленая наука, ни вся баснословная магия. Причина наследственная, связанная с редкостью её вида даже по меркам СейфХевена. Проблемная цепочка генов, мина замедленного действия, взрыв которой и был спровоцирован беременностью. И максимум того, что можно с этим сделать?— сдерживать процесс, пока организму ещё хватает сил сопротивляться. Небеса в свидетели?— лучше бы они растили кат. Её злило собственное состояние. Его?— неспособность помочь. С упрямством, достойным лучшего применения, жена отказывалась признавать, что она уже не может позволить себе прежний активный образ жизни. А он… Что ж, порой он и сам понимал, насколько мелочной и тягостной стала опека с его стороны, но ничего не мог с собой поделать. Только вчера утром он мотался за лекарствами, а, вернувшись, застал дом пустым. Подобного страха Хатчет не испытывал лет десять?— он совершенно не знал, куда бежать и и где искать свою семью. И был готов уже кинуться прочесывать лес, когда, наконец, Ева с девочкой появились у живой изгороди.—?Где вас носило?!—?Я просто гуляла с дочкой в лесу. Что плохого с нами могло случиться?—?Да что угодно! —?кипел он. —?Ты подвергаешь себя опасности. Если тебе станет плохо в лесу, никто помочь не сможет. Мне нужно, чтобы ты сидела дома. Да только слова эти оказались последней каплей, и, после того, как ребенка отправили спать, получил он сполна, за все и с избытком.—?Надоело! —?орала Ева, размазывая слезы,?— я без тебя знаю, что мне, быть может, недолго осталось! Уже неважно, сколько… Вот почему я хочу провести это время по-человечески! Гулять, как раньше, играть с дочкой, дарить ей любовь… До последней гребаной секунды! На тебя его хотела тратить, чертов ты идиот! Я не заслужила гнить под замком в четырех стенах! Не заслужила этого… И вот теперь, пока он, словно обиженный подросток, собирается выскользнуть прочь из дома в надежде забыться охотой. Кофр с мощным блочным луком, свадебным подарком, уже перекинут через плечо. Нет, все-таки оружия Хатчет не любил. Даже обращению с луком его учила именно Ева, категорически не признававшая обычной для него дичи и способа её добычи. Но в ту осень, когда багрово-лиловый кошмар выплеснулся на улицы СейфХевена, им тоже пришлось сражаться. С не меньшим злом, которое, как выяснилось, сплело в городе очень уютное гнездо. И порой ему казалось, что тем ребятам из колледжа и примкнувшим к ним,?— всем, кто потом был объявлен героями и спасителями,?— было гораздо проще… Прежде, чем выходить за порог, он оглянулся; взгляд упал на белое пятно посреди стены, олений череп, украшавший полку над камином. До того, как Хатчет с трудом упросил семейство Сизонов держать своих тотемных животных под контролем, копытные часто появлялись в окрестностях плантации?— листья вызывали у них зависимость, так что незваных гостей приходилось гонять всеми доступными средствами. Однажды его терпение лопнуло, и царственный вожак стада получил стрелу в сердце. Договариваться потом с примчавшимся по зову сестры из города Отумом оказалось той еще проблемой, но перспектива получить на отдельно взятой плантации лютый мороз, нашествие сорняков, засуху и пыльную бурю подряд не радовала совершенно. ?Быстро же в вас чванство выросло, ребятки?, горько думал он тогда, расшаркиваясь перед главой семейства и самозваной хозяйкой леса, ?нет, я понимаю, семейная память это хорошо, но надо же давать жить и другим?. В голове промелькнула мысль: а чем он, собственно, сейчас лучше Евы и по какому праву оставляет своих девочек ночью одних. Нет, ерунда, в конце концов, он же здоровый молодой мужчина, кое-что повидавший и кое на что способный, даже в своём условно-человеческом облике. Не говоря уже о видовом. Ему-то что грозит? Так что, отбросив сомнения, Хатчет решительно взялся за дверную ручку. Как вдруг резко заложило уши. Словно накрыло радиопомехами.—?Какого дьявола?! —?затряс он головой. ?Ты, видно, хочешь спросить, какого именно дьявола? Коротка же у тебя память, малыш Хатчет!? Он оглянулся снова… и обомлел. Комнату наводнило багровое зарево. По оленьему черепу на стене ползла кровавая оплетка мышц, челюсти превратились в частокол длинных и острых зубов. Одну глазницу заливало липкое черное ничто, другая полыхала алым огнем. Теперь сомнений, КТО говорит, уже не оставалось—?Не может быть… Нет… ?Может-может. Тебе повезло пройти со мной одной дорогой, но ты так и не понял, что я не какая-то там жалкая падшая душонка. Во мне часть силы, выкашивавшей целые династии задолго до того, как чья-то больная фантазия породила здесь таких как ты.?—?Сгинь! –прошептал хозяин дома,?— Нет вас здесь больше. Никого нет… И не будет! ?Ну, положим, как встарь, туда-сюда не прогуляться,?— издевался голос,?— но весточку-то старому знакомому передать другое дело. Вот интересно, появись я во плоти, что бы ты сделал? Перегаром бы дыхнул, или героически плюнул? Нет, не спорю, костюм бы испортил…?—?Да пошел ты! —?прошипел Хатчет в ответ. —?У вас нет здесь больше власти. ?Я не уйду, червячок. Как это можно забыть такого ценного слугу??—?Я никогда не служил тебе! ?В самом деле, ты так уверен?? Как будто что-то тяжелое подсекло ноги, и Хатчет почти рухнул на пол, но удержал равновесие, припав на колено. Он?— и поставлен на колени… ?Для того, чтобы выполнять мои замыслы, этого и не требуется. Ты ведь это уже столько раз доказал… Хотя бы потому, что твой вид это своего рода деликатес, удачным символом вас люди выбрали. Твоя семья платила мне дань, сама того не ведая… Едва удалось не сорваться на крик:—?Заткнись, клубничный сутенер, …или как там тебя … ?Оскорбления удел слабака, Хатчет. —?продолжал вещать в голове демон. —?Сперва были твои братья, подходит и твоя очередь, Твоя жена скоро умрет. И виноват в этом только ты…?—?Не касайся Евы, тварь. Она здесь не при чем… ?…тем, что утащил её из города,?— самозабвенно твердило нечто,?— подальше от нормальной медицины. А контрольный выстрел сделал пару недель назад, устроив ей вторую беременность. Понимаю, дочки же мало, мужчина всегда хочет сына. Сына, который теперь убьёт мать, даже если выживет сам. А всё потому, что кто-то думал, что сможет спрятаться от неизбежного…—?Ты всего лишь вор древней силы, жалкая тень чужой тени, как все вы,?— произнесенные слова, прорвавшись сквозь белый шум, двухголосым эхом отдались в голове. Так говорил старший из них тогда, двадцать девятого, на их маленьком совете, когда казалось, что все худшее уже позади. Как много бы Хатчет отдал за то, чтобы снова вернуться в тот вечер и все изменить… Второй невидимый удар, словно что-то попыталось схватить за горло. Перехватило дыхание, но, усилием воли он смог подняться на ноги и сбросил с плеча кофр. ?Как смеешь ты, трусливое ничтожество оскорблять меня! —?грянул потусторонний кликуша,?— Запомни, запомни же простую истину: от меня не спрятаться нигде и никому. И все, что тебе осталось, это твой страх…? Перчатка со спусковой скобой уже обняла ладонь; тонко заскрипели блоки, натягивая тетиву.—?Страх это импульс выживания,?— подсказал Хатчету ответ еще один знакомый с детства голос, скрипучий, но участливый. Быть может, по нему до сих пор скучают в коридорах ZPA… ?Смирись, вы все у меня в долгу. Весь ваш глупый мирок…? Стрела ударила в висящий на стене череп, но отскочила на пол; завоняло патокой-мелассой. Помехи превратились в душераздирающий визг, но потом слух прорезали уже другие слова. Женский окрик, усиленный до раската грома. Этот голос он слышал всего единожды, но узнал бы из тысячи?— сейчас он был не менее жуток:—?Говоришь, ты?— рок?! Говоришь, ты?— месть?! Ты?— не знаешь?— что?— такое?— МЕСТЬ… И навалилась звенящая тишина. Пошатываясь, незадачливый охотник подошел к камину, не спуская глаз с черепа; кость должно было пробить, но на ней не было ни царапины. Он поднял стрелу с пола, прикоснулся к наконечнику. И одернул пальцы?— тот был словно раскаленный изнутри. Тошнотворный запах патоки все еще стелился по комнате. Значит, то было не наваждение, не ночной кошмар?— гость из прошлого дал знать о себе на самом деле. Жена и дочь все так же мирно спали наверху: поднявшись по лестнице, Хатчет замер, вслушиваясь в их дыхание. Убедившись, что все в порядке, спустился вниз, вновь приткнулся на диванчике и попытался осмыслить произошедшее. ?Твой вид это своего рода деликатес?. Нет, демону явно нужен не только он. Неужели, у кого-то ещё свежи воспоминания о том, где барахтался когда-то один, и куда отправились за ним оставшиеся трое. Ведь это его, Хатчета болтливый язык их туда и завёл. Да и не только их?— имя того нелепого паренька, что увязался за ними, время уже стёрло из памяти… Поток нахлынувших воспоминаний неумолимо возвращал в прошлое, швыряя без всякой системы от одного события к другому. Вот то, с чего все началось для него, первый, на спор, поход за запретную зону, еще в выпускном классе школы. Вот и начало конца, момент последнего появления ?внизу?, когда багровые своды, раньше манившие и казавшиеся удивительной экзотикой, начали внушать ужас. Поворот калейдоскопа?— и памятное отчаянное бегство сменяется в сознании историей знакомства с Евой и их дороги через Лесной океан. Лето и призраки древних руин. Сентябрь с ползущими по городу дикими слухами. Проклятый конец октября: подвал губернаторского дворца, бьющий в лицо свет фонарей, тяжесть ноши за спиной и оживающее небо над головой. Ад, где он был?— и ад, который за ним пришел. Ад, который всегда с ним. Словно наяву чудился голос и другого демона, высокий и скрежещущий как несмазанная дверь: ?Готовь клоаку, ящерка, я выебу весь твой сраный выводок?. Яркие искры сбегали под кожей вниз от предплечий вдоль вытатуированных узоров?— словно ища в ладонях шершавый металл старых верных цепей. Нелепое махание трусом кулаками после драки. Нет, не трусом. То существо тогда пожалело, что встало у них на пути?— только разве оно сравнится по своей мощи с его ночным собеседником? Зачем, для чего он вновь напомнил о себе? А и действительно, зачем? Хатчет зацепился за этот вопрос как за спасательный круг. Зачем тот, кто якобы был вторым по силе в пекле, пришёл сейчас именно к нему?— сознательно сбежавшему от общества? Почему некогда тончайший манипулятор сейчас угрожает как последняя уличная шпана? Неужели именно это существо стояло не только за тем, что пережил он, но и за всем, что пережил СейфХевен? Но если это так?— что же связывает Аластора с Пристанищем? Их мир уже был местом ссылки демонов и, в то же время, убежищем для них. Те времена ушли безвозвратно, но именно там и стоит искать ответы. Да уж, хватило им тогда одного адского мажора с его заморочками. ?Защитник СейфХевена, бля. Если бы не гнилая история с тем блондинчиком?— хрен бы за кого вписался. Да, наверное, и инкуб тоже?— но о нём, если ты сосед Сизонов, лучше не вспоминать вообще…? Уснуть он так и не смог. По крайней мере, удалось успокоиться и вернуть себя в реальность?— продумать дальнейшие действия. У кого можно в очередной раз занять в долг на лечение жены. Кому, в случае чего, доверить дочь. Нет, не так, кому потом доверить детей. Что бы ни случилось с ним самим, если все сказанное ночью?— правда, он сделает все, чтобы его сын выжил. Но оставалось еще одно неоконченное дело, которое нужно было успеть. ?Ах, в рожу, значит, плюнуть? Нет, рогатый, я плюну в вечность?. Наутро его ожидало продолжение разговора с женой. Извинения всегда давались Хатчету тяжело: в юности он просто не умел делать это вовремя, потом считал чем-то жалким и не способным исправить то, что уже сделано. Ссоры были в их семье большой редкостью, и тем больнее ощущались каждым участником. Но всякий раз терпение и отходчивость побеждали.—?Быть может, полетаем? Как в старые времена?—?Знаешь, мне сейчас в радость даже просто идти с тобой за руку. То, что я могу идти за руку… Махнув рукой на домашние дела, всей семьей они выбрались за пределы плантации. Но, как ни пытался он скрыть эмоции, изучившая его как облупленного супруга явно догадывалась, что кошки на душе у него скребутся не из-за их прошлой ссоры. Поймав взгляд Евы, Хатчет уже приготовился отвечать на вопрос, как тут к ним подбежала дочка.—?Мама, папа, смотрите, кого я поймала! В детской ладони сидело крупное чешуекрылое насекомое, больше бражника, но с длинными, с него самого, выростами на задней паре крыльев. На лице Евы явно проступил испуг.—?Аккуратнее, малыш, замри… Хатчет, взгляни, это у нее точно не пепельник??? Присев на корточки перед ребенком, Хатчет внимательно пригляделся к подозрительному существу у девочки на руке. Нет, все в порядке: ни выраженных жвал, ни толстого брюшка, светящегося слабым янтарным светом. Просто обыкновенная бабочка. Только вот точь в точь похожая формой крыльев на существо, появление которого когда-то сигнализировало о расположенной рядом аномалии или присутствии перенасыщенного магической энергией хищника. Аккуратно дунув, он спугнул насекомое, тут же растаявшее в окружающей зелени.—?Пусть себе летит по своим делам.—?Пап, а поймай мне еще такую,?— принялась канючить дочка.—?Не надо, им же больно. У бабочек крылья хрупкие, чуть надавил?— и она никогда больше не сможет летать… Вот твой дядя Фитч их ловить умел. Всегда выпускал наружу залетевших к нему домой.—?А где же он, мой дядя Фитч? Почему он никогда к нам не приходит? Почему ты о нем не рассказывал?—?Он теперь не здесь… Он очень далеко.—?А он когда-нибудь вернется?—?Едва ли,?— прикусил губу Хатчет. Выходит, не ему одному сегодня чудятся призраки из прошлого. Не это главное. От прошлого действительно нельзя убежать. Как нельзя угадать, когда же именно оно тебя достанет. Но это значит и то, что бояться бессмысленно. Имеет смысл только одно?— успеть сделать все, что отмерено, чтобы встречать неизбежное со спокойной душой. Об этом напоминала ладонь Евы в его руке. Вернувшись домой, он принялся перерывать ящики письменного стола.—?Что это на тебя нашло? —?спросила жена.—?Знаешь, я вчера много думал… Нам все-таки стоит дописать ту несчастную хронику… Так и не попавший в комикс дракон-оборотень Хатчет (?Hatchet?, ?топор?, но возможно имелось в виду и ?to hatch??— вылупляться из яйца), один из давних персонажей Медрано, был когда-то по её собственному признанию столь же любим, как и пятёрка зверушек, с которой началась ?Зоофобия?. Ну, или Аластор, днём рождения которого фанаты могут считать 8 октября 2011 года, когда он был представлен по имени в блоге Vivziepop-ы, причём примерно в соответствии с греческой мифологией, как дух мщения и дух-искуситель, который навязывает сделку?— а потом заставляет расплачиваться за её последствия не только отдельного человека, но и весь его род (это потом уже, по мере выделения ?Хазбина? в самостоятельный проект, персонаж отбросил древнегреческие корни и все больше приобрел черты ?дока Фасилье?, злодея слепленной ?Диснеем? из утильсырья прошлых лент ?Принцессы и лягушки?). Вот, как раз, вслед за адским оленем, так и не успев никоим образом внятно засветиться в СейфХевене, и угодил Хатчет в Пентаграм-сити. Что останется от прежнего образа?— не угадать, что предлагали вылепить из него наиболее токсичные фанаты?— и вовсе писать не хочется. Так что пусть уж лучше продолжает жить в Прибежище, где был он ?вечным студентом? ZPA (знакомым с основными персонажами комикса через одно рукопожатие, как минимум, с Сахарой и Рубеном). Ева (Eve), путешественница и искательница приключений, была придумана подругой, коллегой и бывшим членом команды Вивьен, Faustisse, для собственного проекта (явно под влиянием образа Лары Крофт, но такой, какой её изобразили в игре 2013 года, ещё ?небитой?, да еще, по идее, полироваться сверху это должно было отсылками к культуре североамериканских индейцев); к настоящему времени она благополучно отправлена своей создательницей в мусорную корзину. Сначала Медрано сделала в подарок один-два арта, где персонажи вместе и в обнимку. Думается, не без удовольствия?— нужно же попрактиковаться было в рисовке более-менее естественной женской фигуры, вместо встречающихся у неё на каждом шагу ?песочных часов?. Да и потом, раз уж Хатчет в каноне способен приманивать к себе на обед кроликов и прочих мелких зверьков, то и подружка (соулмейт, блин) у него непременно должна быть кролик. Точнее jackalope, ?вольпертингер?, ?кролень?, ?зайцелопа?, короче, рогатый заяц-оборотень, которым Ева официально и является. Когда началась работа над томом комикса ?Ангелы и демоны?, превратившегося в итоге в ?Хазбин?, рассматривался вариант официального включения этой парочки в сюжет. Наброски Хатчета и Евы есть в тех самых черновиках, из которых вылезло и начало своё короткое победное шествие ?Тихо\Энджел Даст?. Англоязычным фанатам пейринг этот понравился, и они потащили его дальше по своим работам, поначалу посчитав Еву каноничным персонажем. А поскольку легенды о рогатых зайцах имеют рациональное основание, папилломавирус кроликов (вирусное заболевание, иногда перерастающее в злокачественную опухоль), то их коллективный разум решил: барышне в отдаленном будущем жить недолго, то болеет она у них, то умирает… …Но, как уже все поняли, здесь череду событий, раз и навсегда поменявших Прибежище, этим двоим счастливо удалось пережить. И даже ?повезло? стать свидетелями и участниками нескольких ключевых эпизодов. Так что увидит их читатель не в кризисе среднего возраста, а молодыми, задорными и нагло лезущими не в свое дело, не считаясь с последствиями. Летающая гадость в оригинале называлась chimley, скорее уж ?каминник?, ?дымник?, а не ?пепельник?. Идеи по экосистеме леса, от таких вот букашек и до монстров-кайдзю с вершины пищевой цепочки, у Вивьен тоже были…