Смуглянка (1/1)

Я никогда не считал себя героем.Попросту говоря, я никогда им не был.Война… Она вошла в мою жизнь очень тихо. Не незаметно, нет – просто тихо. Постучалась в окошко, виновато улыбнулась, мол, вы позволите? И вошла в дом – сначала только сводками с фронта, становящимися все более неутешительными, потом – убитым случайным немцем мальчонкой, которому я когда-то леденцы покупал. Он сиротой был, тот мальчонка. Смышленый такой, мне – как младший брат.Правда, об его смерти я узнал уже будучи в лётном оренбургском училище. Двадцать третьего июня я – первой волной – пошёл записываться на фронт.Что я испытывал в этот момент, шагая по распалённым летним зноем, встревоженным улицам? Юношеский азарт и нетерпение? Нет. Я никогда не воспринимал Войну как игру в войнушку. Страх? Нет. Я шёл размеренно и спокойно. Я понимал, что это необходимо, но не повторял, пытаясь убедить себя самого: ?нужно! нужно!?. Это понимание было тихим, ровным, спокойным – и неизбежным. Я знал: я могу погибнуть. Осознание этого было тяжёлым, как камень на груди, лишённым лихорадочной паники. Я знал – и всё равно шёл.Шёл с Андреем Александровым, в будущем – лейтенантом Кузнечиком, и был в тот день полной противоположностью моего друга. Впрочем, мы всегда были противоположностями с ним. Нервничающий, рвущийся на амбразуры, глядящий беспокойными темными глазами Андрей – уверенный, неторопливый и обстоятельный я. Никогда не понимал, почему Андрей вечно рвётся что-то кому-то доказывать, доказывать, что он лучший, достойный и так далее. Не понимал, но принимал – со всеми потрохами. Он, в конце концов, мой друг.На фронт меня приняли без проволочек. Комиссия даже сказала, что у меня идеальное состояние для солдата, и спросила мои пожелания – куда бы я хотел: артиллерия? зенитчик? сапёр? танкист? лётчик?..Я повёл голыми плечами и растеряно окинул взглядом полупустую комнату. Мне было всё равно, главное – на фронт. И взгляд мой натолкнулся на плакат ?Комсомол – на самолёты!? с красавцем-лётчиком на фоне синего неба…Иногда я думаю: может, поди я в сапёры или танкисты, моя жизнь сложилась бы иначе? Но сразу же отметаю эти мысли. Сложилось так, как сложилось.Андрей также пошёл в лётчики, и я был этому ужасно рад – без меня это щуплое нелепое создание на тонких ножках пропало бы, как пить дать. Правда, его мурыжили намного дольше меня: тощий, хлипкий Александров никак не подходил под образ идеального солдата.Месяцы в лётном оренбургском училище прошли быстро и незаметно, также, как быстро и незаметно и впитывал информацию. А по вечерам слушал сводки с фронта, кусал губы и смотрел в окно отчаянными глазами, видя себя – истинным асом, истребляющим немцев сотнями. Истребляющим спокойно, размеренно, сосредоточено, без азарта. Не себе в удовольствие, а потому, что так нужно.А потом потекли фронтовые будни. Нас долго не пускали в бой, оберегали… Смотрели на нас как на мальчишек, почти детей, которые по какой-то злой шутке судьбы оказались на войне. Я понимал их, этих ?стариков?, стреляных воробьёв, и терпеливо ждал, когда меня пустят в бой – а Кузнечик (уже Кузнечик!) страшно злился. Говорил, что он сюда пришёл не на балалайке пиликать и в бубен бить (ему этого и дома хватало, разве что балалайка была подороже), а драться. И говорил он это азартно и весело, так, будто бы после боя его и немцев позовут с балкона обедать.Я никогда не был героем. В своей жизни я сбил всего лишь один самолёт.Просто я понимал, что так нужно.