Game of Thrones: Джорах, Дэни, ОЖП (1/1)

Струны под пальцами дрогнули и протяжно заныли, когда на пороге Шатра Забот появился тирошийский наемник. Мадлен могла бы спрятать глаза, но было бесполезно: на фоне темнокожих гискарцев её внешность была вызывающей, а небесно-голубой токар, носимый исключительно представителями свободных творцов, лишь подчеркивал эту разницу.Много ли заплатил офицер обезглавленных Воронов за её имя?Тирошиец внимательно разглядывал Мадлен из другого конца жаркого шатра и словно ждал её действий: она не смогла бы убежать или отвлечь ворона, не умела орудовать мечом так же хорошо, как словом, поэтому склонила голову, ожидая следующего шага.Наемник оказался около неё, а Мадлен этого даже не заметила: поэтому натянуто улыбнулась, откидываясь на спинку стула.—?Выжившая голова Цербера пришла заплатить за песню о тех головах, что лежат у ног молодой королевы?—?Пришел узнать о песне, которую Роза Ветров сложила для неё,?— тирошиец задумчиво накручивал на палец кончик усов, выкрашенных в синий, но все равно оставался собранным и осторожным: он был готов к тому, что Мадлен попробует убежать. —?Но могу дать Розе Ветров несколько минут, чтобы сменить направление.—?Ей потребуется несколько дней, чтобы собрать все свои вещи,?— с легкой улыбкой ответила Мадлен и поднялась, чувствуя, как подкашиваются её колени.Так она и оказалась впервые в Великой Пирамиде: чтобы преодолеть все ступени, понадобилось несколько часов. Горячие стены давили на Мадлен, и она чувствовала, что идет к концу привычной жизни. После подъема на верхние ярусы, когда дорога перед ними стала мраморной, Мадлен Роза Ветров обхватила гриф пальцами и попыталась настроить лютню, наигрывая неспокойный мотив, пришедший ей в голову за эти часы ожидания.Её окружали безупречные, а тирошийский наемник незаметно маячил за спиной, словно тень смерти и её знамение. Внизу погибали от кровавого поноса люди, скребли ногтями запертые ворота, а на столе королевы сегодня подавали персики и свежий виноград.Струны взвыли под пальцами возмущенным стоном, и Мадлен наконец-то обратилась к тирошийцу.—?Что бы вы выбрали, язык или пальцы?Синеволосый наемник улыбнулся и погладил усы, но Мадлен знала, что для него ответ очевиден. Как и для неё.—?Воину не нужен язык, когда в пальцах дрожит оружие,?— ответил он тоном человека, видевшего на свете все: и отрезанные пальцы, и языки… или еще чего похуже. Наемник улыбнулся, и Мадлен увидела его золотой зуб, прежде чем растворилась в мыслях.—?А барду нужно всё.Это были её последние слова перед тем, как они вошли в просторный зал почти на самой вершине пирамиды: стены отражали красный мрамор, а Мадлен в своих сланцах шла по белой тропе, и эхо её шагов отдавалось по всему залу. Какой-то разговор оборвался на полуслове, и затем на неё обратили внимание все присутствующие.И Неопалимая королева тоже.Мадлен поклонилась?— низко, как ей позволяли токар и лютня в руках?— и взглянула женщину, занявшую трон. Она вся искрилась белым, золотым, цветами зо Лораков, и в этом богатом зале была его частью и единым целым. Мадлен от этого стало противно и скользко.—?Мои люди рассказывали мне,?— голос, эхом скользнувший по пирамиде, словно разбудил Мадлен ото сна,?— о песне, которая ходит по Миэрину в то время, пока болезнь грабит город, а гарпии неусыпно проливают кровь.—?Надеюсь, только хорошее? —?голос Мадлен дрогнул, но королева, как ей показалось, улыбнулась.—?Разное. Ты, должно быть, нечастый гость у господ,?— осуждающий взгляд барда бродил по залу, вновь и вновь подмечая золотые колонны с прорезанными в них гарпиями. —?Как тебя зовут?—?Меня не зовут, ваше величество. Мадлен Роза Ветров приходит сама: в бурю, в дождь и слезы, в моменты отчаянья и в радостные дни.Девушка чувствовала, что за свою говорливость может поплатиться, но когда тирошиец за её спиной хмыкнул, то выпрямилась, стараясь не явить королеве уязвленную гордость.—?Ты здесь в безрадостный час,?— признала мать драконов. —?И я хочу услышать песню, которую ты написала для него.—?Одного певца в королевской гавани лишили языка… или пальцев. Когда он спел перед королем. Не хочу, чтобы моя последняя песня была полна скорби по ним. Режьте сейчас.—?Зачем, если она хороша?Мадлен задержала долгий взгляд на королеве в троне, пытаясь выловить в её словах презрительную насмешку, но её не было. Девушка опустилась перед ней на мраморный пол вместе с лютней в руках.Ей показалось, что и стража, и подданные иноземной королевы замерли в ожидании того, что произойдет. Но все произошло, как и должно было: Мадлен потянула струну, настраиваясь на нужный лад и вспоминая мотив. А затем облизала сухие губы, набрала воздуха побольше и ударила по струнам.?Взлетает в воздух запах роз,а следом гной идет.Клейменный сердцем плачет, ждетсеребряных волос.Тебе ль не слышать запах роз,укутанный в шелкахлишь глянь на землю, где навозчастуется в пирах.Накроет небо крыльев взмахи воздух запоетЛетит, поет, рокочет страхи в грёзах оживет?.Мадлен пела, старалась глядеть по сторонам: это была её песня, её последняя, и весь Миэрин нестройно пел её на улицах, в разгар кровавого поноса. Молодая королева могла бы услышать её, выглянув с балкона своих мраморных покоев.Бедный народ, даже клейменные, пели её втайне от своих господ под ударами кнута. Они боялись их, но Дейенерис Бурерожденную боялись не меньше.Когда последний звук лютни стих, отражаясь эхом от мраморной клетки, пирамида словно застыла. Голос дракона прорезал эту тишину, словно резал сами строки и всю песню. Мадлен вздрогнула.—?У меня нет денег в казне, чтобы заплатить тебе, но ты можешь пользоваться королевским гостеприимством: кровом и пищей,?— сказала драконья мать. —?Взамен ты напишешь песню о драконах. Которая будет устрашать моих врагов и воодушевлять союзников.—?Я не так много знаю о драконах, ваше величество.—?Тогда я расскажу.Мадлен не понимала, почему пересекла морскую соль на кораблях Королевы из-за Моря и оказалась на холодном берегу в разгар зимы у порога неприветливого Вестероса. Песок, в котором тонули сапоги, обволакивал музыку и все слова обличал в тоске по дому.Неуклюжие от холода пальцы поддевали ненужные струны, а их звон тонул в прибое Узкого Моря: Мадлен до сего слышала о Драконьем Камне только из рассказов моряков и шлюх, но никогда не думала, что затем будет рассказывать об этом сама.Нельзя было писать песен о том, чего не чувствуешь, но теперь она понимала каждый камешек под своими ногами.Гости прибывали один за другим: Роза Ветров перебирала пальцами воздух, сидя на продуваемой стене каменного замка. Из-за сырости и грубого дождя краска на лютне начала трескаться. Мадлен вытягивала струну и пыталась подстроить её на нужный лад, но все было тщетно. Она рассыпалась вдали от дома, как и её хозяйка. Они обе подтягивали струны и пытались найти звук в неприветливом новом мире.Она наблюдала со своей?— положенной Розе?— высоты за незнакомыми лицами и терявшимися в высокой траве фигурками.Когда снаружи стало настолько холодно, что пальцы онемели и заныли, Мадлен перебралась в тронный зал?— каменные колоны источали серое каменное уныние и пахли морем, песком и скукой, от чего нельзя было избавиться на Драконьем Камне.Чужестранка не нашла друзей даже здесь: дотракийцы сторонились её как бледной кобылы, а девочка из Наата словно не замечала призрака музыки, скользящего от зала к залу. Медведь относился к ней с подозрением и пренебрежением, словно к низшей ступени, и Мадлен не могла понять, почему, но взгляд цеплялся за него каждый раз с этим немым вопросом.Общий язык ей трудно давался, и она не могла спросить, не запнувшись.Здесь было ужасное эхо. Мадлен обошла весь тронный зал, прежде чем усесться подле королевы, за колонной. Тирион Ланнистер покинул зал, даже не заметив её, и оставил мать драконов наедине с безупречными стражами и призраком Драконьего Камня.—?Но те дни позади, и о нём лишь дожди… —?мелодия не складывалась. Лютня очень давно слышала вестеросские песни, и они давались нехотя, словно с трудом, через закрытый рот и волну негодования. И лад опять расстроился.—?Тебе нравится в Вестеросе? —?Спросила Дейенерис на низком валирийском, когда Мадлен прервала мелодию, чтобы вернуть себе способность говорить.Это стоило спросить раньше: в первые дни, когда ветер выдул из Розы Ветров все гискарские песни, уничтожил в ней себя. Отнял это все, чтобы через Узкое Море вернуть в Залив и раздать бедным, бесталанным певцам, считающих себя бардами.Мелодичный голос Розы разливался по залу и больно скрежетал каменным эхом.—?Здесь призрака нет кобылицы рябой, и клейменный находит… находит… —?Мадлен безуспешно тянула струну, и та лопнула в её посиневших пальцах. Нестройная мелодия умолкла. —?Сырые стены и…—?Хочешь вернуться домой?И что я там найду? —?хотела спросить Мадлен. —?Болезни, клейма и грязные улицы? Микроб рабства, бросающийся на залив быстрее, чем львы на ослабевшего человека?Она не успела ответить: с протяжным скрипом двери в тронный зал снова распахнулись, впуская соленый ветер и холод.Роза Ветров ущипнула струну в начинающейся веселой мелодии, когда увидела в проеме огромный силуэт. Она мало знала о Вестеросе… и о Джорахе Мормонте, если уж на то пошло, холодном и неприветливом, как сам Драконий Камень.—?Жил-был медведь, косолапый и бурый! Страшный, большой и с мохнатою шкурой! —?пальцы сами ложились в нужный такт и вспоминали забытые истории. Медведь не любил Мадлен. И не любил эту песню.Рыцарь не заметил её сразу, лишь услышал голос призрака откуда-то из-за колон. А затем встретился с полным насмешки взглядом.Мадлен написала песню о драконах, и не одну. Но у неё так же было много строк о Медведе и прекрасном Драконе.Если Дейенерис и замечала эти насмешки, то никогда не подавала виду: а может, ей и самой казалось это забавным.Еще на корабле она просила Мадлен играть песни из края, где родилась. Роза Ветров всю жизнь прожила в Эссосе, но музыка?— как всепоглощающий микроб заразы?— расходилась по миру быстрее дикого огня и была безжалостнее войны.Эти строки?— и о Медведе, и о Рейнах, и о Таргариенах?— всплывали в голове неохотно, но от услышанной однажды мелодии было сложно избавиться. В местах, где Мадлен не могла вспомнить слов, она на мгновение запиналась, но продолжала с новыми силами и новыми строками, придумывая истории на ходу.Пока медведь и дракон разговаривали, Мадлен лениво перебирала оставшиеся струны и украдкой глядела на Мормонта, огромного, заросшего и сурового?— она никогда не видела медведей, но все говорили, что он похож. Они разговаривали слишком эмоционально и быстро?— Мадлен разбирала только отдельные слова на общем языке, и у неё кружилась голова, когда она пыталась понять больше.К ночи в зале стало еще холоднее: Роза безуспешно куталась в оббитый мехом плащ, но дрожь во всем теле это не унимало. В перчатках щипать струны лютни было совсем неудобно, поэтому она поднялась и двинулась в сторону лестницы?— разговор перешел на повышенный тон, но она по-прежнему не вслушивалась, погруженная в строки песни, которую ей еще предстояло сочинить. Поэтому её ухода никто и не заметил?— Мадлен в своих черных одеждах просто потерялась в темноте, а когда она вывернула на лестницу, то разговоры уже были позади.Несколько минут она провела в блуждании по коридорам Драконьего Камня в поисках более теплого места?— в её комнате можно было хранить сырым мясо всю зиму, а коридоры продувались так сильно и с таким страшным свистом, что в жилах стыла кровь.Не найдя убежища, Мадлен вывернула на башенную лестницу и поднялась на стены, окружавшие замок?— безупречный проводил её внимательным взглядом, но ничего не сказал.Небо было скрыто за серой пеленой, и эта незначительная вещь заставила Мадлен пасть духом?— должно же быть что-то яркое в этом месте?Она чувствовала, что хранительница музыки осталась в Миэрине, где было тепло и светло даже ночью.Одинокий рев в небе отозвался то ли эхом, то ли кличем собратьев?— сначала Роза Ветров увидела черного, словно тень, дракона, который взмыл до самой серой пелены и тяжело взмахнул крыльями, закрывая собой все тучи.Мадлен хотела бы, чтобы дракон разогнал мрак, но он был не способен.В свете факелов загорелось золотым брюхо Визериона и исчезло в темноте, словно это был мираж. Девушка почувствовала, что обмерзает, но почему-то осталась, проведя взглядом мелькнувший золотой хвост.Мадлен никогда не видела медведя, но зато она видела трех драконов, возрожденных из легенд. На что ей теперь медведи?Она зубами поочередно стянула с рук перчатки и схватила пальцами лютню поудобнее?— может ли музыка разогнать серое небо?Без порванной струны играть было тяжелее: приходилось менять ноту, а непослушные пальцы то и дело срывались, прорезая кожу почти до крови. Это ли была цена музыки?Она пообещала Дейенерис Таргариен песню о драконах, которая будет разжигать огонь в сердцах её подданных, и которая будет жечь врагов безжалостно и жестоко. Мадлен не могла написать песню о том, чего не чувствовала, но драконы могли бы спеть её сами. А она просто переведет.Пальцы перебирали струны, в то время как глаза следили за тремя то появляющимися, то исчезающими фигурками в черном небе. Из-за шумного прибоя и ветра, уничтожающего звуки, она не слышала ни одной ноты, но уши ей не были нужны для того, чтобы слышать музыку.Тонкая полоска луны уже перекатилась за спину, когда на стену поднялся еще кто-то: Мадлен краем глаза заметила, что человек остановился по левую сторону от неё и тоже уставился наверх. В закутанной в меха фигуре девушка узнала Джораха Мормонта, и теперь мысленно поежилась, ожидая продолжения этого неясного соседства.—?А я никогда не видела медведей,?— сказала она, попытавшись перекричать шум моря и рев драконов где-то совсем далеко.Она могла быть для Мормонта кем угодно?— заносчивой девчонкой из-за Узкого Моря, блаженным бардом, у которой мысли путались одна с другой, или даже шпионом, который втерся в доверие его королевы всего через несколько нот…—?Вы не многое потеряли… миледи,?— после неудобной паузы ответил Джорах, когда Мадлен подумала, что оскорбила его своими словами. Общий язык из его уст звучал… грубо и холодно, Розе приходилось вслушиваться в каждое слово и почти читать по губам. —?После драконов вас уже ничего не удивит.Мадлен многое еще могло удивить. Драконы и медведи в одной связке, попутный ветер у них за спинами и звон лютни, возвещающий под бой барабанов нашествие среброволосой королевы. Но все это будет завтра.