Часть 4 (1/1)

В первые секунды, когда Гэррети проснулся от щелчка замка в двери и понял, что на часах только 2:47 ночи, страх парализовал его. Он отчетливо представил, как его оглушают, не давая возможности сопротивляться, и волокут в специальное место для расстрела. Почему-то была уверенность, что именно пули — оружие Майора, поэтому даже при возможности убить Гэррети ядом в пище или уколом при утреннем обходе, Майор этого не сделает. Однако вошедшие явно не спешили, медбратья — а это были именно они — молча включили свет и встали по обе стороны от койки, а врач, держа в руках явно не нужную сейчас папку, улыбнулся.— Что ж, простите, что наш утренний осмотр пришлось перенести на столь ранний час. Время вас выписывать. За вами уже прислали машину, так что мы позволили себе собрать ваши вещи и передать сопровождающим. Осознание пришло через пару секунд. Его перевозят. Неделю назад он передал Майору пожелания победителя относительно дома, в которых Гэррети старался учесть всё необходимое для их относительно безопасной жизни с Макфрисом. После этого встреч с Майором не было, как и с самим Макфрисом. От мысли, что он скоро сможет выйти на улицу, закружилась голова. На ту пресс-конференцию его привезли в кресле-каталке, поэтому можно сказать, что с Долгого Пути Гэррети не ходил по земле своими ногами. Ему выдали одежду, и Гэррети почувствовал дрожь в руках. Светлая легкая рубашка, джинсы новые, но до оторопи похожие на те, в которых он начал путь первого мая. И та самая поношенная армейская куртка. Его куртка из прошлой жизни. Холодный страх, что сейчас его выведут на новый Долгий Путь, стиснул горло. Гэррети переоделся, несмотря на ощущение, что к его коже прикасается не ткань, а склизкая лягушачья кожа. Никому не нужного осмотра не было, как только Гэррети взял в руки куртку, один из медбратьев открыл дверь. Началась дорога в новый дом. ****** Его сопровождали три солдата и водитель. Гэррети несколько раз открывал рот, чтобы спросить, где Макфрис, но боялся. О Питере Макфрисе знают довольно многие люди, но тот Макфрис умер на Долгом Пути. О живом Питере Макфрисе знают гораздо меньше, и Гэррети не был уверен, можно ли произносить это имя сейчас. Куда именно они направляются, не сказали. Безлунная темнота за окном, плавный ход автомобиля убаюкивали, и Гэррети задремал тем беспокойным сном, когда тело расслабляется, но разум остается бдительным, и ты слышишь происходящее вокруг, почти не осмысливая. Машина остановилась резко, Гэррети мотнуло вперед, и он ударился бы о передние сидения, если бы его не придержали сидящие рядом солдаты, крепко схватившие его за плечи. На темно-сером небе уже занимался рассвет. Выйдя из машины, Гэррети осторожно огляделся. Они оказались перед двухэтажным домиком, окруженным высоким кукурузным полем. Размер этого поля было сложно предположить, но наверняка его хватало, чтобы жители домика могли позволить уединенную жизнь, а Майор мог при необходимости вторгнуться в эту уединенность. Подъехал второй автомобиль, точно такой же, но вышедшие из него солдаты были одеты в форму спецподразделения, с автоматами в руках и шлемах с опущенными забралами. Один из них неотрывно смотрел на Гэррети, и у того засосало под ложечкой. Первым зашло в дом спецподразделение, Гэррети и его сопровождающие следом. Сразу за дверью оказалась просторная гостиная, мебель для которой выбирала мать Гэррети — она походила на ту, что стояла и у них дома. ?Теперь мой дом здесь?, — напомнил себе он, оглядываясь. Один из спецподразделения забрал у другого автомат, и люди Майора, все в таком же молчании, вышли, оставив обезоруженного вместе с Геррети. Оставшийся шагнул навстречу, странно дернув руками, которые лежали на ремне. Гэррети отшатнулся, но, услышав приглушенное мычание, неуверенно произнес: — Пит?.. Увидев кивок, Гэррети поспешно помог снять шлем. Макфрису заклеили рот обычной широкой клейкой лентой, в его глазах еще читалось затухающее злобное возбуждение. Как только Гэррети взялся за уголок непрозрачного скотча, Макфрис резко мотнул головой. — Эти обмудки даже ничего толком не объяснили. — Пит, они не объясняют, они приказывают и ставят условия. На руках Макфриса оказались пластиковые стяжки, продетые через шлёвки штанов и ремень. Гэррети растерялся на некоторое время, не зная, как их снять, но потом вспомнил, что в этом доме должно быть что-то подходящее. Искомое нашлось на кухне. Взяв в руки нож — настоящий острый нож, который выходит из подставки с полусвистящим звоном — Гэррети вернулся к Макфрису. Стяжки упали на пол, оставив после себя на коже тонкие розовые полосы. — Как думаешь, тут кто-то из них остался? — полушепотом спросил Макфрис, потирая запястья. — Только если по ту сторону камер, что расставлены по периметру. Что будем делать? Молчание, нарушаемое лишь дыханием с ритмом загнанного зверя, не верящего в уход от преследующего охотника. — Осмотрим дом? Я не знаю, насколько длинная у меня будет жизнь, но она определенно будет здесь. И закопать могут на заднем дворике. Гэррети кивнул. Осторожно, даже неуверенно они сначала обошли первый этаж, затем второй. Почти весь первый этаж как раз и занимала большая гостиная, мебель в которой составляла тот минимум, который и позволял ее назвать гостиной — низкий жестковатый диван с таким же креслом, низкий столик, пара торшеров и телевизор на тумбе. Кухня же казалась еще меньше ее реальных размеров из-за всех шкафчиков и ящиков, наполненных запасами снеди. На втором этаже оказались две спальни и просторная библиотека. Именно библиотеке Гэррети уделил особое внимание в своем списке. Как сказал Макфрис, всю оставшуюся жизнь они проведут в этих стенах, поэтому, чтобы иметь хоть какой-нибудь способ отвлечься и не так быстро сойти с ума, Гэррети записал фамилии всех авторов, которых только мог вспомнить. В одной из спален оказались вещи Гэррети, полученные от матери и Джен, но вторая оказалась пустой, хотя одежда для Макфриса была перечислена среди необходимого. — Ты ведь поделишься своей пижамой, Рэй? — улыбался Макфрис своей привычной улыбкой. — Я теперь призрак, так может мне и не полагается новая одежда? Взгляд его на короткий момент затуманился, а потом прояснился. — А тут есть чердак? Гэррети хотел было уже ответить, что об обустройстве чердака ничего не писал, однако замер в неуверенности. Если он чего-то не просил, это не значит, что Майор этого не сделает по собственной воле. Если кто-то все же решит приехать к Гэррети, то прятать кого-либо на чердаке гораздо удобнее, чем в комнате, которой может заинтересоваться гость. Небольшая квадратная дверка на потолке коридора нашлась не сразу, настолько стыки деревянных дощечек были хорошо подогнаны. Чтобы открыть его тоже пришлось потрудиться — сначала они искали, чем можно было дверцу подцепить, а потом, когда поняли, что она отворялась внутрь чердака, пришлось идти на кухню за табуретом, потому что их роста было недостаточно. У Гэррети снова засосало под ложечкой при виде этого открытого черного квадратика в плотную темноту. До этого он, не желая оставаться безучастным, старался поддержать Макфриса, который, вызвавшись первым увидеть подготовленную для него комнату, как раз и стоял на табурете, но теперь Гэррети крепко сжал полы его черной рубашки. — С тобой все нормально? —Макфрис внимательно посмотрел на него, положив руку на плечо. — Да, все в порядке. Слишком долго стоял с задранной вверх головой. — Сейчас… Сейчас все закончим. Макфрис запустил руку, нашарил что-то и потянул. Спустилась неокрашенная деревянная лестница и со стуком уткнулась в пол. Неуверенный в ее устойчивости, Гэррети потряс лестницу, а Макфрис, едва обратив на это внимание, сразу полез вверх. Какое-то время из квадратного проема в потолке коридора были видны только штаны и тяжелые ботинки от формы спецподразделения, но потом и они исчезли. Наступившая тишина напомнила Гэррети об одиночной палате. — Пит?Ему не хотелось лезть на чердак, но оставаться тут одному — или оставлять Макфриса одного там — не хотелось тоже, и Гэррети, крепко цепляясь за жерди лестницы, полез за другом. Чердак оказался не таким темным, как Гэррети изначально полагал. Как только глаза привыкали к полумраку, можно было увидеть кровать, точно такую же, какие стояли и в спальнях, шкаф, тумбу и стол со стульями у одного ската крыши, а под другим были ящики. Каждый из двух щипцов имел небольшое окно, но стекла были закрашены и почти не пропускали дневной свет. Стараясь ни обо что не споткнуться, Гэррети подошел к тумбе, включил единственную здесь лампу и огляделся еще раз. Неяркий теплый свет сделал чердак не таким удручающим, однако уюта тут не прибавилось. Лестница же оказалась приспособлением, похожим на стремянку, ножки опорной стороны которой были прикреплены к полу, сама опорная сторона сейчас была на полу, а сторона подьема как раз и опускалась вниз. — Ветчина в тюбиках. Гребаная ветчина.Макфрис стоял у открытого ящика, что-то держа в руках. Он опустил голову, и не было видно выражения его лица. Сначала, подумав, что ему послышалось, Гэррети хотел переспросить, но потом все понял. В деревянных ящиках были запасы еды, среди которых можно было найти что-то и из пайков Долгого пути. ?Ох, черт?, — крутилось в голове у Гэррети, а на языке чувствовался кисловатый привкус тошноты. — Пит, пойдем вниз.Макфрис даже не обернулся, все еще держал в руках тюбик с концентратом. Словно загипнотизированный, он медленно отвинтил с него крышку и поднес тюбик к губам. Сердце Гэррети застучало чаще, отдаваясь пульсацией в висках. Ему хотелось выбить концентрат из рук Макфриса, но Гэррети был слишком далеко, и сам он знал, что пока будет подходить к Макфрису, тот выдавит добрую половину концентрата себе в рот и вызывающе улыбнется, и от этого им двоим станет хуже. — Пит, Майор может сколько угодно напоминать нам обо всем, но, черт возьми, не принимай его игру полностью. В кои-то веки можем нормально поесть, так что брось это дерьмо и захвати нормальные вещи. Еще один внимательный взгляд на тюбик концентрата в руках, Макфрис, глубоко вздыхая, завинтил крышку, небрежно положил обратно в ящик и обернулся к Геррети. Шрам на бледной коже показался ярче, особенно при этом тусклом свете.— И что бы ты хотел сегодня на завтрак, Рэй? Гэррети пожал плечами. Он просто хотел спуститься вниз. —Холодные оладьи с яблочным джемом, пожалуй. Не ел их целую вечность.