Дерри (1/1)

День выдался довольно жарким, но вечер обещал быть многим лучше. Она стояла в тени деревьев, в изобилии растущих в Мемориальном парке Дерри, недвижимая и тихая. Лишь ветер слабо колыхал подол ее длинного, светло-зеленого платья. Люди, сновавшие вокруг, не обращали на девушку никакого внимания. Даже упади она тут замертво — они все равно прошли бы мимо. Но невидимкой она не была.Холодное безразличие. Жестокое равнодушие. Тотальный эгоизм. Эти человеческие качества уже не вызывали отвращения и протеста, как бывало раньше. Она давно привыкла к тому, что люди вовсе не такие милые и приветливые существа, какими в первое время желают казаться. Конечно, бывали исключения, но они скорее подтверждали правило. А заключалось оно в том, что как только человеку грозило покинуть свою привычную зону комфорта — вся шелуха вежливости, благосклонности и доброты с него слетала. Оставались только агрессия, ненависть и страх. И последний ей был очень даже по душе.Напротив парка располагалось небольшое летнее кафе. Двое престарелых мужчин, которые сидели за крайним столиком, не спеша расплатились и направились к выходу. Они двинулись по улице прогулочным шагом, бок о бок, продолжая свою увлекательную беседу. Один —сухопарый и чернокожий, с абсолютно седыми волосами, а второй — белый, с небольшим, но заметным пивным животиком и абсолютно лысой, словно бильярдный шар, головой. Она проследила за ними взглядом, а когда пара прошла один квартал, двинулась следом.Мужчины выглядели весьма неплохо, им сложно было дать больше шестидесяти. Однако, и она точно знала это, им обоим уже перевалило за седьмой десяток. Рука девушки против воли взметнулась к лицу и легонько потерла губы. Она чуть поморщилась, усилием воли убирая пальцы ото рта. Некоторые привычки умирают долго. Быть может им никогда не суждено погибнуть. Пара давно скрылась из виду, но она не прибавила шаг. Она и так знала где они, ощущала этих двоих так же хорошо, как если бы они шли прямо перед ней. Ее матери когда-то казалось, что в голове дочери встроено некое радио, которое улавливает различные сигналы. Но сравнение было не совсем точным. Это гораздо больше походило на огромный радар. И если в юном возрасте он мог только принимать информацию сам по себе, то, повзрослев, его хозяйка взяла управление в свои руки.И этот радар был далеко не единственным, якобы встроенным в нее. Ее прабабушка Четта, любила говорить, что такие дети, как она, родившиеся в амниотическом мешке, обладают двойным зрением. Она видела собственное рождение на видеозаписи, сделанной ее отцом. Целый, неразорвавшийся плодный пузырь выглядел, как огромное яйцо с мягкими и прозрачными стенками, внутри которого находился младенец. И смотрелось все это на редкость отвратительно.И, после всего произошедшего в ее жизни, трудно было не согласиться со словами своей прабабки.Чтение мыслей, эмоций, предугадывание будущего, нахождение всякой мелочи и не только, телекинез — это был лишь малый список того, что оказалось ей доступно. Однако, как ни парадоксально, с самого рождения она считала себя обычным человеком. И по наивности своей ей казалось нормальным быть такой. Пусть не все люди так умеют, они все равно увидят, что она ничем не отличается от них. А родители, без сомнения из лучших побуждений, лишь поддерживали в своей дочери эту ложную уверенность. И, конечно же, так вышло, что в итоге принимали ее на все сто только мать с отцом, личный педиатр доктор Далтон, да дядя Дэн.И то, как стало понятно много позже, лишь до поры до времени. До того самого момента, когда она решилась все же прочесть мысли и эмоции своих родных. Родители, хоть и любили ее, но были свято уверены, что с их дочерью что-то не так. Этот дар, это сияние, как называл его дядя Дэн, было для них чем-то чужеродным. Пока он есть и пока она проявляет его — их дочь остается ненормальной. Почти что больной. Вслух они этого никогда не говорили. И, что было хуже всего, папа и мама на самом деле любили ее, пусть и остерегались в глубине души. И страдали от осознания, что их дочь не такая, как обычные люди. Но, по крайней мере, они все равно считали ее человеком. Ее педиатр долгое время просто принимал, как факт, что одна из его юных пациенток имеет крайне необычные способности. Его не сильно это беспокоило и никак не мешало хорошо относиться к девочке. Но все кардинально изменилось в ее тринадцатый год жизни. Много чего произошло тогда жуткого, дикого, потустороннего. И доктору Далтону также пришлось очень близко с этим столкнуться и гораздо глубже познать всю степень удивительной силы своей подопечной. Он пережил это, однако подобное знание его подкосило.Меньше, чем через год, доктор Далтон вышел из многолетней завязки и снова запил, оборвав все контакты с внешним миром. Он не сумел смириться с мыслью, что считает одну из своих пациенток монстром. Но и не считать ее монстром уже не мог.Дольше всех держался дядя Дэн, такой же сияющий, как и она. Но в разы слабее. Он был словно тусклый лунный отсвет на поверхности мутной водной глади простых людей. Она же была ярким светлячком, летящим высоко над этой безликой, ничего из себя не представляющей массой. Долгое время дядя Дэн видел в ней такого же человека, как и он сам. Так было до ее первого убийства.Девушка быстрым движением облизнула губы, завидев впереди здание Центральной библиотеки Дерри, и все же зашагала быстрее.Да, ее первое настоящее убийство. В то время эти воспоминания грызли ее изнутри, терзая чувством вины и мешая спать по ночам, но теперь казались даже приятными и грели душу.Его звали Кит. Хотя может быть и Кейт, она уже точно не помнила. Он был капитаном школьной футбольной команды. Она никогда не интересовалась им и на выпускной бал пошла с другим парнем, но в итоге именно Кит предложил подвезти ее до дома. Подвезти лишь затем, чтобы свернуть в последний момент к лесу и там попытаться изнасиловать. Вот только его действия совсем не напугали девушку, вогнав в оцепенение, как было задумало, а разозлили. Дико разозлили. С ней и раньше случались приступы ярости, плохо поддающейся контролю, но дядя Дэн всегда успокаивал ее, ссылаясь на дурные гены и призывая выпускать пар подальше от людей. Но тогда все ее предохранители начисто сорвало. Она била своего несостоявшегося насильника, и била, и била. Причем не руками — на коже Кита не нашли ни единого синяка и ссадины — она использовала свой дар. Тот самый, с помощью которого в минуты злости подкидывала и заставляла взрываться холодильники на ближайшей свалке. Все внутренности Кита превратились в кашу, причем сердце и мозг в последнюю очередь, и лишь тогда, далеко не сразу, она позволила ему умереть. Гибель подростка списали на аварию, хотя все понимали — этого не было и в помине. Она в тот день дико перепугалась. Корила себя, ненавидела, даже боялась. Не столько из-за того, что сотворила, сколько от непередаваемого наслаждения, испытанного при виде предсмертных мук Кита.Девушка рассказала дяде Дэну все, как на духу. Вот только он не успокоил ее, не утешил и не поддержал. Он пришел в дикий ужас, его буквально затошнило от отвращения, и дядя не сумел скрыть этого. Да по большому счету и не желал. Он несколько недель просто не мог с ней общаться. И она отчетливо ощущала страх и недоверие по отношению к себе, исходящий от того, кому она верила больше всего и в чьей поддержке в тот момент острее всего нуждалась. Это было на ее взгляд сродни предательству. Да и зачем так реагировать? Она сильная и особенная, а тот парень просто обычный мерзавец, который хотел использовать безвинную девочку в своих грязных целях. Так почему нужно столь сильно переживать из-за него? Но этого она не сказала дяде Дэну, уже понимая, что тем самым только еще больше напугает его и оттолкнет от себя. Злость и отвращение в тот период сражались в ее душе. Она то считала себя виноватой по всем фронтам и корила, то приходила в ярость от того, что ее не желают простить и принять такой, какая она есть. Эта битва, длящаяся не один год, давалась девушке настолько тяжело, что она даже подумывала о самоубийстве. А потом произошло то, что должно было окончательно столкнуть ее в бездну, а на деле отшвырнуло от края. Ну, или зашвырнуло далеко за край, как уж посмотреть. На свое двадцатилетие она пообещала взять пару выходных в колледже и приехать к родителям. Однако за два дня до намеченной даты она проснулась от ощущения непоправимой и ужасной беды. Никого не предупредив она сорвалась с места и постаралась прибыть как можно скорее домой. Но когда оказалась на месте, то обнаружила лишь догорающее пепелище.Эрик Боумен и Ганс Лихтен, два оказавшихся на полной мели наркомана, брели в тот день по берегу реки, которая протекала через Эннистон. Они уже множество дней пытались найти подработку, чтобы суметь купить себе новую дозу. Ну, или ограбить какого-нибудь зазевавшегося прохожего. Тут уж как повезет. Да вот только удача отвернулась от них, ни денег, ни дозы они давно не видали, а желание ширнуться становилось совсем уж невыносимым. Забраться в ближайший дом, утащить оттуда что-то ценное и продать казалось все более и более заманчивой идеей. В тот момент, когда это желание переросло в уверенность, а жажда наркоты затмила разум, на горизонте как раз показался забор, принадлежащий чете Стоунов.Ее мама и папа были в гостиной, когда грабители ворвались в дом, и оказали им все сопротивление, какое могли, но безуспешно. Эрик и Ганс убили ее родителей, потом забрали все ценное, что могли унести, и подожгли дом, дабы замести следы. Полиция объявила преступников в розыск, но пока что поиски были безуспешны.Всего этого никто ей не говорил. Вслух. Она узнала это сама. Тогда, стоя на пепелище, девушка ощущала, что напрасно хотела уйти из жизни. Те единственные, чьего осуждения она боялась, и кто на самом деле считал ее человеком, теперь погибли. Не чудовища или какое-то мировое зло сделали это. А всего лишь два торчка, которым впервые повезло. Она боялась, что ее посчитают монстром. Она страдала от того, что некоторые именно им ее и считали. Но люди — простые, обычные, слабые люди — оказались в разы хуже. Так отчего тогда бояться прослыть чудовищем, раз она такая, какая есть, а хуже все равно не будет? Зачем бежать от самой себя и прятаться за маской, когда можно дать волю своим желаниям?Все равно она не превзойдет людей, которые предавали, убивали и разрушали все вокруг себя уже на протяжении многих тысяч лет. О нет, ей не сравниться с теми, кто, внушая к себе доверие и любовь, лишь пользовался осмелившимися полюбить. Кто раз за разом предавал чьи-то светлые чувства и доверие, втаптывая их в грязь ради своего личного комфорта и выгоды. С теми, кто своим безразличием и бездействием убивал куда мучительнее и болезненнее, чем она сама своим даром.Она без чьей-либо помощи нашла убийц своих родителей. Это оказалось на удивление просто. Они умирали в течение недели, беспрестанно моля о смерти. Но она не оказали им подобной милости. Она мучила бы их и дольше, но ее саму нашел дядя Дэн. Что удивительно, он не осудил ее, при всем его внутреннем неприятии ситуации. Дядя попытался воззвать к ней, уговорить оставить прошлое в прошлом и пойти с ним. Дэн Торранс оставил все и всех, кто был ему дорог, видя, как сильно запуталась его племянница. Ну, он сам в это свято верил, по крайней мере. Она согласилась отправиться с ним. Попутешествовать. Развеяться. Позволить попробовать уговорить себя увидеть что-то хорошее в людях. Сама она при этом более не собиралась обманываться насчет окружающих. Она не отрицала, что было и доброе, и светлое в этом мире. Да только подлое и мерзкое всегда перевешивало. Дядя Дэн был уверен, что можно просто плыть по течению. Позволить сиянию пассивно существовать, иногда проявляя себя, но жить при этом обычной жизнью. Приспособиться. И даже завести семью. Если явно не проявлять свой дар, все так и будут считать тебя обычным человеком. Ему было просто говорить. Его дар был слаб и проявлял себя лишь в том, что Дэн помогал престарелым людям обрести последний покой. Ее дар был намного мощнее. И было просто невозможно не замечать его, невозможно им не пользоваться. У нее никогда не получилось бы жить обычной жизнью. Как же люди смогут считать ее одной из них, если она сама уже не может себя таковой считать? Дядя Дэн верил, что это временно и вызвано болью от потери семьи, и со временем она снова ощутит себя человеком, видя, как к ней относятся незнакомые люди. Она позволила ему цепляться за эту надежду. Самой ей уже было все равно, что и как о ней подумают. Она лишь хотела понять, зачем она вообще появилась в этом мире. Есть ли у всего этого какой-то смысл? Или ее жизнь просто череда бестолковых потерь и разочарований, а в конце ждет лишь пустота?Именно в тот момент она впервые услышала Зов Дерри. Тихий и нежный, словно напев колыбельной, он ласкал слух и в то же время манил к себе с небывалой силой. И она откликнулась. Дядя Дэн, только оказавшись в этом небольшом и с виду уютном городе, сразу же начал бить тревогу. И было с чего. Попади она сама сюда на пару лет раньше — бежала бы со всех ног дальше, чем видит. Но теперь все изменилось, и, несмотря на уговоры, мольбы и даже угрозы со стороны дяди она продолжила свой путь.Путь, окончившийся глубоко под городом, в месте, существование которого само по себе казалось немыслимым. В тот момент у нее был последний шанс сделать выбор: позволить дяде Дэну увести себя прочь и принять все человеческое в себе или же навсегда отринуть свою прошлую жизнь. Она не колебалась ни секунды, казалось, лишь к этому моменту она и шла всю свою жизнь. Она приняла свой путь и свое истинное происхождение, отпустив прошлое, сбросив его с себя, как дерево избавляется от старой листвы. Иронично, что именно этого и хотел от нее дядя, да только и представить не мог, каков на самом деле будет результат. Дэн Торранс, тот, кто, несмотря на дикий ужас, шел за ней до самого конца, кто до последнего пытался спасти свою племянницу, как ему казалось от себя самой, стал ее первой полноценной трапезой. И, по правде говоря, более отменной пищи она еще не пробовала. От одного этого воспоминания по подбородку потекла тонкая струйка слюны. Она рассеяно смахнула ее, и тряхнула головой, отгоняя от себя воспоминания. Прошлое, и хорошее и плохое, там и должно отныне оставаться. Дверь Центральной библиотеки Дерри была заперта. Ну кто бы сомневался. Она приложила два пальца к замку и легонько мысленно подтолкнула довольно простой механизм. Раздался щелчок, и дверь перед ней распахнулась. Она могла бы войти намного проще и совсем иным путем, но сегодня у нее было настроение вести себя по-человечески. Ну, почти что. Она прошла внутрь, наслаждаясь прохладой тихих помещений, и мысленно одобряя того, кто когда-то сумел изобрести кондиционеры. Жару такие, как она, переносили крайне плохо. Это был один из огромного множества фактов касаемо ее родного вида, которые девушка теперь знала, и с которыми ей приходилось свыкаться и приспосабливаться.Ее шаги, легкие и торопливые, не привлекли никакого внимания. Она остановилась у входа в читальный зал и устремила взгляд на двух пожилых мужчин, которые сидели к ней спиной. Билл Денбро и Майкл Хенлон.Дядя Дэн был ее первой трапезой в Дерри, но далеко не последней. Юный и все еще растущий организм настоятельно требовал пищи в огромных количествах. И ей просто необходимо было обеспечить себя пропитанием перед тем, как двигаться дальше. По правде говоря, она едва удержалась от того, чтобы попросту не опустошить город подчистую. Пропавших без вести было много, очень много — и это не могло не привлечь внимания. Впрочем, Дерри на многочисленные пропажи жителей отреагировал не слишком-то бурно, прямо сказать, даже привычно. Ввели комендантский час, полиция чуть чаще стала патрулировать улицы и на том активность закончилась. Город продолжил жить своей прежней жизнью. Но, конечно же, Неудачники не пожелали оставаться в стороне. Всем им было уже хорошо за семьдесят, и сложно представить, как бы они в третий раз могли потягаться с монстром, который, как они без сомнения решили, вовсе не погиб. Секрет заключался в том, что этой компании было уже попросту нечего терять. Она не вдавалась в подробности, но знала, что каждый из Неудачников успел очень многого лишиться, и теперь смерть их не особо страшила. Даже, скорее всего, они были бы рады погибнуть. И уж точно готовы были рискнуть вновь собраться все вместе для борьбы со злом. Взять, к примеру, Билла Денбро, чьи мысли, да и вся его жизнь, сейчас были как на ладони. Его жена забеременела сразу после того памятного лета восемьдесят пятого года. В родах и она, и младенец погибли. Еще через год он повстречал ту, которая сумела заменить ему Одру. Она родила ему близнецов. Когда детям исполнилось три года, семейство Денбро попало в аварию. Билл чудом выжил тогда, вылетев из автомобиля на дорогу, и на нем не было ни царапины. А вот его жена и дети оказались заперты в горящей машине. На глазах Билла они сгорели заживо, и он до сих пор слышит в кошмарах их предсмертные нечеловеческие вопли. После этой трагедии Билл пытался забыться, колеся по стране со своим другом, Ричи Тозиером, и давая любительские рок концерты. Все закончилось, когда на них напал сумасшедший фанат, которому было отказано в личной встрече. Ричи тогда получил ранение шеи. Он выжил, но навсегда потерял способность говорить. Это вызвало глубочайшую депрессию у того, чьим смыслом жизни являлись Голоса. А Билл во всем винил себя. Уже на шестом десятке он снова встретил ту, которая, казалось, могла скрасить его старость. Билл берег свою третью супругу как зеницу ока. Но вот от себя самой уберечь не смог, и женщина через три года совместной и на первый взгляд счастливой жизни покончила с собой неожиданно и без всяких объяснений причин.С Майклом Хенлоном все обстояло попроще. Он не заводил семью, не было у него и детей. Лишь любимая работа, которой он лишился сразу же, как вышел на пенсию. А потом начались проблемы со здоровьем. То травма, то опухоль, то воспаление. В итоге Майкл лишился на операционном столе одного легкого, большей части печени, желудка, одной почки, селезенки и нескольких метров кишечника. Каждый раз, ложась под нож, Хенлон мечтал, что не проснется. Но каждый раз его ждало разочарование. Все его оставшиеся сбережения ушли на покрытие страховки за лечение. Он жил в бедности, перебиваясь на пособия и не имея даже собственного жилья. Дом ему пришлось заложить. Часто Майкл ночевал в библиотеке, куда его пускали по старой памяти, а то и вовсе на скамейке в парке. И, к своему огромному сожалению, несмотря на все, организм его совсем не собирался на тот свет.Где сейчас пребывали остальные Неудачники она и понятия не имела, скорее всего, находились где-то по пути в Дерри. Но это уже не играло никакой роли. Она переступила порог и приветливо улыбнулась.— Салют, мальчики!Они обернулись синхронно, и так же синхронно вскрикнули, бледнея. Что каждый их них увидел на месте юной светловолосой девушки в зеленом платье, она не знала. Но ей это было и не особо интересно.Билл и Майкл вскочили, опрокидывая стулья, и попятились. А она не спеша приближалась к ним. Им некуда бежать, все трое прекрасно это понимали.Подол ее платья задел вазу с цветами, которая стояла на журнальном столике. Сосуд покачнулся, а затем упал, разлетевшись на мелкие осколки.— О Боги, это не иллюзия! Оно настоящее! — Майкл оступился и упал, а затем пополз к стене, смешно и жалко перебирая ногами. Билл даже не попытался ему помочь, все его внимание было приковано к девушке. Лицо его исказила гримаса дикой ненависти пополам с таким же диким ужасом. Билл замер лишь тогда, когда осознал, что уперся в стенку. — В этот раз ты загнан в угол, парень. Ну, как нравятся ощущения? — она переступила через ноги Майкла, ухмыляясь и позволяя своим зубам заостриться, и медленно подошла вплотную к Биллу. Хенлон ее не волновал, она прекрасно ощущала, что тот слишком потрясен и ошарашен, и не сумеет что-то предпринять вовремя. А когда совладает с собой, явно будет уже слишком поздно.— Ваш страх неплохо пахнет. Но, честно признаюсь, я пробовала и повкуснее. — Я убил тебя, тварь. Я тебя убил! Ты не можешь быть жива! — глаза Билла почти вылезли из орбит, его била крупная дрожь. Судя по всему, шелуха бесстрашия и равнодушия к собственной смерти слетела с него в один миг. Потому как он понял по ее взгляду, что просто гибелью уже не отделается. — О, какие мы грозные. Напоследок. Хранитель Луча уже не поможет вам, ребятки. Он умер... Печально, не так ли? — девушка одной рукой схватила Денбро за горло, буквально вжимая его в стену. Другой рукой она почти что с нежностью расстегнула пуговицы его рубашки, одну за другой. Билл заскулил, уже догадываясь, что сейчас будет. — Ты, бездарный писака, убил мою мать. Билл замер. Она же не двигалась, давая ему осознать, понять и прочувствовать, одновременно легонько водя кончиками пальцев по его обнаженной груди.— Ты ведь все уже понял, правда? Пришла пора тебе встретиться с Джорджи... Хотя нет. Мы оба понимаем, что этого не случится. Как ты там сказал, писака? Испытай это на себе, сука... Испытай на себе, — девушка облизнулась в предвкушении, а потом пальцы ее медленно погрузились в беззащитную плоть под самой грудиной, с легкостью прорывая кожу, мышцы, диафрагму. Билл закричал истошно и дико. От его вопля заложило уши. Ее улыбка лишь стала шире, а пальцы крепко обхватили трепещущее сердце. — Тебе нравится? Ты в восторге? Да, Билли?Она резко сжала пальцы, и Билл захлебнулся собственным воплем. По его телу прошла судорога, мочевой пузырь и кишечник непроизвольно опорожнились, а изо рта выплеснулся большой сгусток крови. Но глаза остались открытыми, прикованные к святящемуся ярким серебряным светом взору девушки. И это серебряное сияние медленно перешло в оранжевое.— Ты же не думал, что для тебя так просто все закончится...Глаза Била Денбро подернулись мутной пеленой прежде, чем закрыться навсегда. Его тело умерло, но за секунду до этого разум навечно отправился блуждать в Мертвые Огни. Девушка выдернула руку из бездыханного тела и тщательно вытерла ее о рубашку писателя. Этой крови и плоти она пробовать категорически не желала ни в каком виде.Она покосилась на свое платье, весь подол которого оказался заляпан кровью, и тяжело вздохнула. Она уже научилась трансформировать собственное тело, и на самом деле в обычной человеческой одежде не нуждалась. И все же без нее она ощущала дискомфорт, словно бы ее видели обнаженной. Действительно, некоторые человеческие привычки будут умирать, судя по всему, еще очень долго.Отпустив только что убитого ей Билла, она обернулась к Майклу Хенлону. К этому времени глаза ее снова сменили цвет, став голубыми. Она шагнула к Майклу и приветливо улыбнулась ему, даже снизошла убрать клыки. Майкл вжался в стену, глядя на нее расширившимися, остекленевшими глазами, и побледнев так, что из черного стал практически серым.Она присела на корточки напротив него и даже с какой-то заботой потрепала по щеке. Майкл тонко взвыл и попытался отстраниться от этого прикосновения. Она не препятствовала ему.— Думаешь, ты следующий, ниггер? А вот и нет! Ваша шайка мне более не интересна, что хотела я получила. Можешь выдохнуть и идти менять штаны. Она запрокинула голову и рассмеялась совершенно счастливым и легким смехом, от которого, тем не менее, зубы Майкла непроизвольно начали выбивать дробь.— В конце концов, Майки, у тебя есть еще столько всего, что могут отрезать доктора. Даже интересно, каким обрубком ты станешь, когда на самом деле пробьет твой час.Все так же ласково улыбаясь, она встала и направилась к выходу из библиотеки. Уже на пороге она обернулась и негромко проговорила:— Еще одно, Майки. Что бы ты ни решил написать: мемуары, очередную главу в свой жалкий дневник или просто показания в полицию, за которые тебя, к слову, запросто упекут в Джунипер-Хилл — не забудь добавить туда одну фразу. Чтобы прояснить ситуацию. Так, на всякий случай. Абра Рафаэлла Стоун всегда платит по счетам.С этими словами она покинула здание. Впереди предстоял дальний путь. А еще надо было срочно раздобыть новое платье.