Ржавые цепи. (1/1)

Она сидит на холме, на скамейке, под старым раскидистым дубом; смотрит вниз, перекатывая в пальцах талисман – медная лошадка столько лет с ней. Рейн поджимает губы: наверно, стоит забыть, проститься, но она не может, не хочет. В голове катаются клубком воспоминания: ни о Второй мировой войне, а об их охоте за древними сокровищами дьявола: замок Гауштадт, откровения, и его глаза: слепой и нет, но в них плескалась жизнь… Рейн стискивает зубы; столько лет, а его призрак она так и не может отпустить.Может, стоит действительно начать всё с чистого листа?Полукровка замахивается, хочет выкинуть последнее воспоминание, что связывает её с прошлым; вскидывает руку, зажимая в кулаке игрушку, но… останавливается. Не может: это невозможно. Эта лошадка – тот единственный подарок, который остался у неё от него. Дампир сглатывает, обречённо вздыхает; смотрит на потрёпанный временем сувенир и отправляет обратно в карман куртки; этот талисман останется с ней на всю жизнь.Как и память о немце, которому… просто не повезло.Она вздыхает, смотрит на заходящее солнце, даже не обращает внимания, как к ней кто-то подходит: почти бесшумно и, кажется, прихрамывая. Дампиру всё равно: она игнорирует гостя, который мостится с другой стороны скамейки; видимо, ещё одна душа желает уединиться со своими мыслями, воспоминаниями, прошлым…Но неожиданно с ней начинают говорить.- Красиво, не правда ли? – Рейн отворачивается; идиотская попытка завязать разговор. – Я люблю бывать тут по ночам. Здесь… можно расслабиться и отдохнуть мыслями. Дампир поднимает голову, всматриваясь вдаль. Отчего эти слова кажутся ей знакомыми? Но когда он продолжает, паззлы складываются сами собой.- Вы согласны, Fr?ulein?У Рейн дыхание перехватывает, тело сковывает от одной лишь мысли… Этого просто не может быть. Галлюцинации? Видения? Ей кажется? Или это реальность? Всё по-настоящему?.. Она не знает, но боится проверить. Сжимает кулаки, смотрит себе под ноги, пытаясь смириться с мыслью. Рейн встаёт, и человек с той стороны тоже. Полукровка на секунду глаза прикрывает и, собравшись с духом, оборачивается и видит… От того чуть ли не падает, но рука, бросившая на землю трость, успевает подхватить её.Он улыбается, а у неё весь внутренний мир будто вверх дном переворачивается.Глаза предательски щиплет: теперь уже не от обиды и несправедливости… А от того, что всё это – настоящее.Он настоящий. И живой. Перед ней. Здесь и сейчас. Её любимый немец вернулся из мира мёртвых.К ней.- Привет, - шепчет он, и дампир подходит ближе, все ещё не веря; она осторожно касается его лица, думает, что перед ней видение, призрак, и от одного касания его силуэт рассыплется, растворится в воздухе: волосы отросли, пальцы покалывает светлой щетиной… Ничего не происходит. Он стоит рядом с ней. Дампир кусает губы; настоящий, живой… - Я скучал по тебе.Рейн всхлипывает и заключает его в объятия; она не может прийти в себя. Сердце стучит так, что готово выпрыгнуть. Она чувствует его. Чувствует его сердцебиение.Живой.Немец носом зарывается ей в волосы.- Я больше никогда не уйду.- Как… - она отстраняется, смотря на него, - как ты выжил?- Сердце Белиара, - Зигмунд пожимает плечами. – Он же…- Дарует бессмертие и регенерацию, - заканчивает полукровка за него, догадываясь. Осознание произошедшего в прошлом приходит чуть позже. Она смотрит на него, удивляясь: - так значит?..- Тебе придётся меня терпеть до скончания веков, - смеётся, и его голос – самое лучшее, самое приятное, что приходилось ей слышать за последние годы. – Правда, теперь я ещё и хромой.- Ты живой, - шепчет Рейн, проводя пальцами по его скуле. – Живой…- И весь твой, моя Frau.Полукровка не может поверить в его слова; она отворачивается, осмысливая сказанное, и Кригеру кажется, что он ненароком обижает её, но… ничего не имеет значения, когда она обвивает его шею и жадно впивается в губы самым сладким, самым горячим поцелуем.Они сосредотачиваются друг на друге, говоря своими чувствами, вместо слов; под раскидистым дубом, под лучами солнца… Времени для них ныне не существует.Впереди – то будущее, которое они пройдут вместе.Они – словно звенья старой ржавой цепи, которую никак не сломать; даже во веки веков.Звенья, которые будут держаться крепко навсегда.