Шаг 4. Третий лишний (1/1)

Эти два месяца — пожалуй, худшие в жизни Германа. Ему есть с чем сравнивать: начиная от времени, проведённого в больнице с переломом и полным комплектом осложнений, и до кайдзю. Но развод… это просто отвратительно. С ?раздельным проживанием? вопросов не возникает, но кроме того ничто не решается легко. Адвокаты, финансовые вопросы (да плевать ему на раздел имущества, почему на это нужно потратить столько времени и сил? всё, что нужно ему самому — на Ванкуверской базе), участие во всём этом матери, которую больше всего волнует, что подумают люди её круга, а его интересы или эмоциональное состояние — ни капли. Право, даже бесцеремонность доктора Гейзлера более терпима, потому что тот, кажется, лез в его семейные дела действительно из благих побуждений, желая помочь коллеге и поддержать его, как он это понимает. Другой вопрос, что его понимание того, что допустимо между коллегами, не совпадает с пониманием Германа… но в основном это возможно терпеть. Разговаривая с адвокатами и отказываясь беседовать с уже почти бывшей женой — не о чем говорить — он чувствует некое горькое удовлетворение: хотел весомую причину — получил. И он почти уверен, что ситуация была подстроена как минимум отчасти. Его никогда не волновало, чем занята его супруга в Германии, не исключено, что у неё были романы (ни до него, ни до его родителей никакие слухи не доходили), но именно на базе, именно с Тендо, и именно Ньютон оказался свидетелем? Вероятность такого совпадения слишком низка, чтобы в него поверить.Как расценивать подобное вмешательство в свою жизнь? Герман намеренно покинул Ванкувер, не разговаривая больше ни с тем, ни с другим. Первая реакция — резко негативная. Возмущает сам факт. Но если разложить всё логически… Ни морального, ни материального ущерба не причинено; слухи по базе не поползли — удивительно, как доктору Гейзлеру удаётся держать рот на замке, и это только подтверждает неслучайность событий. А Герман получил возможность, не теряя лица и не чувствуя себя нарушающим обязательства, избавиться от брачных уз, ставших обременительными. Баланс положительный. И, так как выражать благодарность было бы со всех точек зрения неуместно, он воздержится от упоминаний этого эпизода.***Из аэропорта Герман едет сразу на базу. Куда ещё? У него нет квартиры в Ванкувере и нет причин останавливаться в отеле. Его комната в НИЦ невелика и лаконично обставлена, но его вполне устраивает. Там можно поспать, можно посидеть в тишине с книгой, можно принять душ — больше ничего от жилища не требуется. Только изредка не хочется спускаться в общую столовую, но уж что, а кухонный уголок тут не предусмотрен. Санузел в комнате, а не общий на этаже, — уже хорошо.Лаборатория — по дороге (второй лифт в здании так и не запустили), так что он зачем-то решает заглянуть. Убедиться, что Ньютон ничего не разнёс за время его отсутствия? Быть может.Он оставляет чемодан в коридоре и толкает дверь, которая и так чуть приоткрыта. Неспеша проходит внутрь — трость глухо постукивает по полу, — и первое, что бросается ему в глаза — новый рабочий стол на ?биологической? половине.А за столом, спиной к входу — женщина в джинсах и белой рубашке, со светлыми волосами, завязанными в короткий хвостик. Она в наушниках, покачивает головой, вероятно, в такт музыке и что-то бодро выстукивает на клавиатуре.И как это понимать?Из-за стеллажа появляется Ньютон с банкой, в которой плавают некие органические фрагменты, в руках. К нему-то Герман и обращается (не пытаться же докричаться до незнакомки):— Добрый день. Доктор Гейзлер, мне кажется, моя позиция по поводу посторонних женщин в лаборатории была выражена вполне чётко.— Добрый, — отзывается тот, никак не реагируя на подчёркнуто сухой тон. Как всегда. — Это не посторонняя женщина, это моя аспирантка*. Астрид, подойди сюда!Женщина не слышит, так что он, пихнув банку на полку между книг и бумаг, подходит к ней и трогает за плечо. Она разворачивается резко и энергично, и на лице на пару секунд вспыхивает удивление вперемешку со смущением. Торопливо стаскивает наушники.— Простите, я… не слышала, что кто-то вошёл. Добрый день.Пожалуй, правильнее назвать её девушкой, а не женщиной. Едва ли ей сильно больше двадцати. Она вскакивает на ноги и быстрыми шагами подходит к Герману.— Астрид Ланн, — протягивает руку и твёрдо отвечает на его пожатие.— Герман Готтлиб, — сухо представляется он, даже не пытаясь сделать вид, что рад знакомству.Это оказывает на удивление малый эффект на мисс Ланн. Она продолжает вежливо улыбаться и отвечает:— Приятно познакомиться, доктор Готтлиб. Ньют… доктор Гейзлер много о вас рассказывал.Герман, определённо, не хочет знать, что именно рассказывал. Но мисс Ланн оказывается достаточно воспитана, чтобы не углубляться в этот вопрос. И то хорошо.Герман выжидающе смотрит на коллегу — в основном из вежливости, потому что сомневается, что тот скажет что-нибудь, что он хотел бы слышать. Ньютон поправляет очки, дёргает край рукава рубашки и говорит:— Извини. Я, наверное, слишком сильно обрадовался, когда узнал, что кто-то из молодых специалистов всерьёз заинтересован в изучении кайдзю… Её научный руководитель отказался продолжать с ней работу из-за непримиримого расхождения во взглядах на предмет изучения, — эта формулировка выглядит настолько необычно для него, что, наверное, он цитирует, — и она набралась храбрости и написала мне. Герман, у неё проект по Отачи! Это настолько круто, что я почти сразу согласился её курировать. Не подумал, что лишний человек в лаборатории тебе помешает.Он с долей растерянности пожимает плечами, а Герман думает, что отменить всё равно ничего уже нельзя. А значит, придётся с этим жить.Астрид обладает удивительной для её возраста способностью не мешать. Она, в отличие от своего руководителя, не склонна громко разговаривать с объектом изучения, да и вообще менее увлечена потрохами кайдзю — большую часть времени проводит за компьютером.Единственное, что Германа в ней однозначно раздражает — ежеутренняя чашка кофе. О, он хорошо относится к кофе, но Астрид пьёт нечто, что не назовёшь иначе как ?растворимой бурдой?, и это нечто по утрам пахнет на всю лабораторию. Причин делать замечание вроде как нет, однако это правда действует на нервы. Герман даже начинает приходить позже: всё равно никому нет дела до того, во сколько он появляется на рабочем месте.Через три недели на подоконнике появляется кофеварка — кажется, её притаскивает Ньютон, и лучше не спрашивать, где он её взял. Ещё через пару недель мисс Ланн наконец начинает регулярно ею пользоваться, и ?растворимая бурда? на её рабочем месте больше не появляется.И со всем этим, как ни удивительно, действительно можно жить.