Past Simple (1/1)

- Сгоняй за кофе, будь хорошим мальчиком. – Калеб подает голос так неожиданно, что я почти роняю бинокль, а после - полуошарашенно-полунервно поворачиваюсь в его сторону, скептически выгибая одну бровь, буравя пацана суровым взглядом холодных серых глаз. Он даже не шелохнулся – лишь слегка повернул в мою сторону голову с высоко поднятым подбородком, словно этим самым сделал мне великое одолжение. В этот момент мне очень хочется, чтобы вся тяжесть моего взгляда тотчас же грохнулась на курчавую голову этого помешанного на скорости психа, но Малыш лишь с твердолобой несгибаемостью выдерживает обжигающую тонну металла, которая попыталась прожечь его насквозь, и… улыбается. Улыбается так неповинно и непринужденно, что у меня натурально сводит зубы, а во рту начинает кислить. Не сказать, что я рассержен такой безапелляционной просьбой, просто… слегка охренел от наглости мальчишки.За темными стеклами неизменных очков Прайора мне не видно каре-зеленых глаз мелкого мерзавца, поэтому я не могу точно сказать – смеются они или остаются такими же оленьими, как и в моменты планирования очередного дела, когда Калеб рассматривает карту и запоминает информацию. - Вообще-то, бегать за кофе – это твоя работа, мелкий. Забыл? – Я фыркаю, не в силах сдержаться, сложив бинокль и отложив его на приборную доску, но улыбка Малыша, в свою очередь, становится еще шире. По-блядски пухлые губы растягиваются, и мне становится совершенно ясно – издевается. Снова специально пытается вывести меня, чокнутого наемника, на живые и чистые эмоции. И я знаю, что в нем достаточно наглости и упорства для того, чтобы сделать это.- Моя работа, Эрик – водить машину и следить за тем, чтобы ваши задницы не подстрелили копы или другие бандюки. – Неожиданно длинная для Малыша фраза непривычно режет по ушам – мне до сих пор невдомек тот факт, почему младший Прайор полноценно разговаривает только со мной, лишь парочкой слов перекидываясь с остальной бандой. Может, именно поэтому все (кроме Дока) считают его умственно-отсталым?Мальчишка поднимает руку к лицу и, наконец-то, снимает свою ?тонировку?, сбивая очки на лоб и заискивающе сверкая карими глазами, наклоняясь ближе, перестав изображать из себя каменное изваяние с заткнутыми наушниками ушами. Как у него нервов и сил хватает сидеть так ровно и так долго, всматриваясь куда-то вдаль и слушая бесконечный плейлист – мне неведомо, но, очевидно, при аварии он повредился не только ушами, но еще и умом, пусть это и никак не влияло на его тореттовскую профессиональность в действиях. – Ну, не будь засранцем, Макклейн. Разве, я так много прошу? – Просит действительно немного, но повыебываться я обязан, и мальчишка, чувствуя это всей своей душой, тянет ко мне руку, пристраивая ее на бедре и стискивая пальцами мышцу сквозь ткань джинсов. Мелкие мурашки бегут от чужих пальцев вниз по ноге, и мне приходится выпрямить спину, напрягаясь такому безапелляционному вторжению на свою территорию, но раз Калеб начал – он уже не остановится. Он – как редкая форма вируса. Дремлет где-то на периферии всего организма, пока, наконец, не получает весомый раздражитель, взрываясь, устремляясь по всем клеткам, венам, артериям, неудержимо подчиняя себе тело и мозг. – Я всегда делаю то, что ты хочешь. – Прайор тянется еще ближе, и я уже могу ощутить его дыхание у себя на щеке, именно поэтому отворачиваюсь к окну, делая самое беспристрастное лицо. – Сходи_за_кофе. – Еще более требовательно, чем пару минут назад, и в тот же момент я чувствую сухие и теплые губы, уткнувшиеся мне под скулу, заставляя поежиться и передернуть плечами. – Мне по-другому попросить? – Наглые пальцы скользнули по бедру выше, и здесь я уже не стерпел, перехватывая запястье мальчишки и выворачивая то в сторону, резко поворачиваясь к нему и сурово выдыхая в покрытое шрамами лицо, на котором сияла все та же самодовольная улыбка. Он чокнутый. Отбитый. Его не отрезвляет даже боль. Она лишь подстегивает, распаляет юный интерес, вот только я, как назло, постоянно об этом забываю. - Мы вообще-то на задании. Кругом люди. Так что даже не вздумай. – Мне очень хочется укусить его за подбородок, до крови или синяка, и Малыш, словно ощущая это спинным мозгом, наклоняется еще ближе, втиснув меня в дверь машины, отрезая малейшие пути к бегству, хватаясь рукой за спинку моего кресла и уверенно, нагло прижимаясь к моим губам своими, мягкими и теплыми. В другой момент он бы несомненно получил по этим же губам кулаком, но сейчас – так уж и быть. Пусть думает, что смог застать меня врасплох, что смог показать свое превосходство. И хорошо, что на улице смеркалось, и прохожих становилось все меньше, иначе у них определенно возникли бы вопросы – стекла-то у его красного Субару не тонированные. Я почти не отвечаю, но не потому, что не хочу, или неприятно, а затем, чтобы проучить мелкого засранца, хотя и всего через пару мгновений отмечаю, что уже приоткрыл рот, дозволяя этому сдвинутому демону делать то, что он хочет. А сейчас он хочет скользнуть промеж приоткрытых губ своим саркастичным и наглым языком, ладонью забираясь под темную ткань футболки. Ощущая на животе прохладную руку, я словно отрезвляюсь, и уже через мгновение отстраняю Калеба от себя, стискивая пальцы на его горле, смотря нарочито яростно и зло. И в очередной раз убеждаюсь в том, что мальчишка – чокнутый. Он лишь подставляет шею под мою ладонь, приоткрывая влажные от недопоцелуя губы, и я ощущаю, как дергается под кожей кадык, а в глазах напротив появляется больная, ненормальная усмешка. Я знал, что она означает, наверное, именно поэтому, инстинктивно сжал пальцы сильнее, облизывая губы и глядя на то, как закатывает и закрывает глаза Прайор, опуская длинные и пушистые, словно у девки, ресницы. Он шумно и судорожно втягивает воздух, вцепившись в мое плечо намертво, и, очевидно, ждет дальнейших действий, но даже несмотря на туго свернувшийся в животе узел – я отпускаю парня, отталкивая того от себя. Калеб плюхается на свое сидение, а очки со лба криво падают ему на нос, и я не могу удержать ухмылки, глядя на это зрелище, но вместо того, чтобы скривиться или обидеться – мальчишка лишь ведет языком по губам и поправляет аксессуар указательным пальцем, снова отворачиваясь к рулю, пристраивая руки на коленях. Все, режим робота активирован. - Ты знаешь, какой я пью. И возьми что-нибудь перекусить. – О его наглости можно слагать легенды, но, даже осознавая все это – я открываю дверь и выхожу из Субару. Я не вижу глаз мелкого, но я знаю – он смотрит. Прямо в спину. Куда-то промеж лопаток, в то место, в которое он с почти маньяческим удовольствием утыкается носом, заставая меня врасплох, что чертовски сложно. Он ходит бесшумно, как чертов кот, а его драйверские руки – цепкие и сильные, и порой они даже оставляют синяки на плечах или ребрах, в те моменты, когда Калеб не знает, куда их деть. Вообще, в первые разы я не позволял ему себя трогать, разворачивал к себе спиной, чтобы даже не встречаться с ним взглядом, да и вообще развлекался, как мог, оставляя ссадины, красные полосы от ремня, синяки на горле или скулах, и ждал. Напряженно ждал, когда же Малыша прорвет на эмоции, ну, или, когда Док пустит мне в голову пулю, ибо я посмел покуситься на самое святое в нашей банде – на профессионального драйвера, который очаровал босса еще с первой встречи. К слову, из-за моей подозрительности и язвительности все и началось. Отчего-то Док подумал, что меня неплохо было бы приставить к этому молокососу для того, чтобы я вводил его в курс дела и координировал, дабы тот не накосячил, и для меня это было унизительным. Неудивительно, что я злился, раздражался и всячески задевал Калеба при первой же удобной (и неудобной) возможности. И какова была моя ярость, когда проклятый робот не реагировал ни на одну из выданных мною обидных и ядовитых острот. Я заходил со всех сторон: с аварии, со звона в ушах, с постоянных наушников, с той девки-официантки еврейской национальности, которая всем своим видом пробуждала во мне глубокие фашистские корни, но Прайор молчал. Молчал, как рыба, и за это его хотелось ударить лицом об руль с такой силой, чтобы сломать нос и разбить в мясо губы. А потом я понял, что именно цепляет его: подколы по поводу того, что он, якобы, спит с нашим боссом. Док был достаточной развалюхой, чтобы вызывать отвращение, но явно не тем, кто уже был не в силах насадить кого-то к себе на член. Вскользь упомянув об этом – я заметил то, чего добивался все два месяца – реакции. Желваки на скулах Малыша задвигались, а пальцы сильнее сжали руль, и меня понесло. Я был неостановим, я трахал ему мозг как минимум неделю, язвил, рассыпался всякими мерзостями, ждал, пока этот вирус, наконец-то, распространится самой настоящей инфекцией, но нарвался совсем не на то, чего так трепетно ожидал.Мы наблюдали за складами в пригороде Чикаго, было слишком скучно и тихо, и, устав считать ворон в необъятном поле – я решил подоебываться до застывшего истуканом Прайора. Его хватило минут на десять, и, после вопроса: ?Нравится ли Доку, как ты отсасываешь?? - мальчишку прорвало. Я со своей хваленой морпехской выучкой даже понять не успел, как он подсунул руку под мое кресло, отодвигая его назад и опускаясь передо мной на колени, с самым серьезным и яростным видом взявшись пальцами за мой ремень. И, может, мне хотелось бы что-то ляпнуть, но уж с больно суровой физиономией Малыш раздвинул мне колени и устроился между них, расстегивая ширинку на джинсах, не сказав ни слова – он вообще на тот момент крайне мало со мной разговаривал. От такого напора я, конечно, охуел, но протянул-таки руку для того, чтобы стащить с носа парня солнцезащитные очки, наконец-то разглядев кофейно-коричневую радужку его глаз. Мне сразу понравились его ресницы – длинные, пушистые и черные, да и без тонировки он был куда симпатичнее. Его не портили даже шрамы на бледной физиономии, оставшиеся после страшной аварии в детстве. Тогда-то я и узнал, что Калеб – профессионал не только в вождении авто, и помню, что едва не сдох от перевозбуждения, пока пацан обхватывал пульсирующий член своими блядскими губами, скользя по нему ловким и влажным языком. Сука, лучше бы я тогда молчал. Потому что заткнись я вовремя – сейчас я не влип бы в это недоотношенческое дерьмо, в котором крутился уже несколько месяцев. Парень отсасывал, как заправская шлюха, и тогда в голове крутился лишь один вопрос – где он этому научился? Но единственное, что я мог – лишь стискивать пальцами пряди русых волос да насаживать Прайора на себя до звездочек перед глазами.Когда он закончил, а я пытался отойти от мини-инфаркта, тяжело дыша и откинувшись затылком на сидение – Прайор впервые заговорил со мной. Заговорил сарказмом и остротами, отчего ухмылка расползлась по моему лицу, а где-то в районе груди отпустило идиотское ощущение незавершенного гештальта. С тех пор и завертелось. Засады и ожидания стали куда приятнее, а ночи – насыщеннее, но я все равно был недоволен. Во-первых – я не знал его имени, во-вторых – я все еще был уверен, что он спит с нашим боссом, ну, и в третьих – он наотрез отказывался вылезать куда-то из своей блядской машины. ?Моя машина – это моя жизнь. И я никуда отсюда не двину? - отвечал Калеб, опуская складную спинку сидения, погасив фары и опустив на нас всю темноту Линкольн-Парка. – ?Если что-то не нравится, Вы можете подать жалобу в штатном режиме? - недалеко от обочины Лэйк Шор светило парочку фонарей, и их отдаленный, тусклый свет высветил на физиономии мальчишки ядовитую ухмылку, пока я вжимал его в сидение всем весом, стягивая с Калеба олимпийку, вгрызаясь в беззащитно-подставленную, выступающую ключицу. Я думал, что он будет более послушным от боли. Я считал, что если стягивать его горло его же проклятыми наушниками чуть выше кадыка, перекрывая доступ кислорода, яростнее и жестче вдалбливаясь в горячее тело – он хоть иногда будет снимать их и откладывать в сторону, но я ошибался. Боль лишь сильнее опьяняла Прайора, делала взгляд туманным и шальным, а движения – более развязными, и со временем я и сам не понял, как привык. Привык трахать его на заднем сидении Субару при первой же удобной возможности, привык зажимать блядские губы ладонью в те моменты, когда входил резко и глубоко, почти без подготовки, вырывая из груди полустон-полувскрик, заставляя цепляться сильными пальцами за обивку автомобильного кресла, на котором нам обоим было чертовски неудобно. Прайору приходилось пригибаться, чтобы не биться головой об потолок машины, приходилось сдерживать рвущиеся наружу стоны, если я вколачивал его в сидение в гараже штаб-квартиры, приходилось с невозмутимым лицом терпеть подколы Гриффа, который тыкал пальцем в кровоподтеки и синяки на бледной шее, пытаясь призвать внимание босса. ?Если ваши шашни будут влиять на эффективность его работы, Эрик, я выпущу в тебя всю обойму. Половину – в яйца, а другую – в наименее жизненно-важные органы, чтобы ты умирал медленно и мучительно, успев отрефлексировать все ошибки и сделать соответствующие выводы, ты меня понял?? - запугивал Док, но наш тандем, отчего-то, не разъединял. Может, оттого, что мальчишка стал еще более активным и быстрым, а может и потому, что я стал работать в два раза больше. Когда меня ранили при очередном ограблении – Малыш долгое время был в поле один, а уже через три недели раздался звонок в дверь, а я с неподдельно-охуевшим лицом лицезрел на своем пороге засунувшего руки в карманы Прайора, удосужившегося вытащить из одного уха наушник и повесить очки на ворот футболки. Я и не думал, что он сможет покинуть свою красную скоростную раковину, поэтому удивлен был изрядно, ведь я был уверен – он и спит в собственной тачке. В дом я его, конечно, пустил, а затем он сам оказался у меня в кровати. И, господь всемогущий, какой же это кайф – не сгибаться в три погибели в узкой Субару, стараясь сдерживать себя для того, чтобы попросту не оставить парня инвалидом, ударив его о дверцу головой. Тогда, если бы не ранение – я бы вбивал его в матрас всю ночь, но слабость дала о себе знать уже через два часа, что неподдельно разозлило меня, но обеспокоило Прайора, который оперативно съебался на кухню в поисках обезболивающего. Он даже спал в наушниках, затыкался ими и отворачивался к стене, то ли стесняясь, то ли пытаясь закрыться от меня непонятно зачем. Но уже к середине ночи Калеб переползал ближе, утыкаясь лицом между лопаток и крепко обнимая поперек ребер, сплетая ледяные ноги с моими, вызывая у меня едва ли не эпилептический припадок. Я ему разрешал. Разрешал прижиматься со спины, закидывать руку на грудь, разрешал спать в собственной постели тогда, когда ему этого хотелось, а ему словно было мало. Он, сучонок такой, с бестолковой твердолобостью лез целоваться и нагло, словно назло, не называл мне своего имени. Я не любил ни касаться чужих губ (разве что пальцами или кулаком), ни прибывать в неведении. Когда я спиздил его водительские права – Калеб Прайор впервые закатил мне скандал. Пришлось треснуть ему пощечину для того, чтобы он, наконец, заткнулся, и он действительно замолчал. Правда, прежде настоятельно и требовательно попросил меня никогда не звать его по имени. Баш на баш. Спустя месяц я позволил ему тыкаться в мои губы своими, а он, скрепя сердце, откликался на небрежное ?Калеб?, брошенное мною в его сторону специально. Не то, чтобы я привязался или испытывал какие-то сильные чувства, просто… он был первым за достаточно-долгое время после Сирии, кого я мог назвать своим полноценным партнером. Не парнем – боже упаси, а партнером. Напарником. Соискателем. Соучастником. Просто наглым прилипалой, который чертовски любил проверять меня на прочность каждый день, каждую ебаную минуту. Ему нравилось нарочно считывать мою выдержку, и что парень мог вытворить в следующий момент – я не знал. Как, например, в тот день, когда мы наблюдали за японской бандой на севере Чикаго, остановившись между темными доками, куда почти не доставал свет фонарей и прожекторов. Калеб знал, что я слежу внимательно и неустанно, это и было катализатором для его дальнейших действий. Уже тогда я детально и во всех подробностях успел познакомиться с его языком, но оказалось, что я все-таки не такой стальной, как всегда думал. Внимание расфокусировалось уже тогда, когда он с присущей только ему жадностью вылизывал низ моего живота, заставляя нутро сжаться, а член встать колом уже через пять минут. Я уже говорил, что отсасывал он превосходно, и, что удивительно для такого неустойчивого типа – мне это нисколько не приелось. Напротив, каждый раз я мог терпеть дольше, чем предыдущий, давая Прайору нескончаемый простор для творческой деятельности. А ему это словно доставляло какое-то больное удовольствие. Он выцеловывал основание члена, наконец-то, опустившись ниже и расстегнув джинсы, широко и влажно проходился языком по вздувшимся венам, подцеплял уздечку, обхватывал мокрыми от слюны губами головку и поднимал на меня черный в полумраке взгляд шальных глаз. А я мог лишь бездумно стискивать пальцами обивку кресла да густые волосы мальчишки, больше не направляя – он и сам неплохо справлялся, и стараться дышать - глубоко, размеренно, чтобы сохранить хоть какие-то остатки здравомыслия. Адреналин засады и возможного разоблачения умными узкозлазыми выблядками лишь сильнее подстегивал все ощущения, раскрывал их, делал каждый влажный звук еще более громким и пошлым, а Калеба в моих глазах – самым настоящим дьяволом. ?Ты хотя бы отдаешь себе отчет, что мы в ебаной засаде?? - только и сумел тогда выдавить из себя я, с нажимом оглаживая макушку мальчишки, сдавливая коленями его плечи, стараясь не толкаться навстречу и переходя ладонью на загривок, стискивая основание шеи пальцами, как всегда больно и до синяков. Но тот даже не пискнул, не дернулся, ничего не ответил, просто продолжая самозабвенно заниматься делом, опускаясь так глубоко, что головка моего члена упиралась в горячую и упругую стенку его глотки. Прайор мог заниматься этим до самого, мать его, утра, но я-то, блять, не железный, поэтому спустил уже через минут двадцать, с глухим стоном кончая в эту самую блядскую глотку, стискивая волосы Малыша в пальцах до побеления костяшек, прижимая того максимально близко к себе. Пацан никогда не хрипит и не задыхается – лишь сжимает пальцами мои трясущиеся от оргазменного спазма бедра и сглатывает все до последней капли, после – начисто вылизывая член, словно получая от этого очередное ненормальное, неадекватное удовольствие. ?У тебя маловато выдержки, солдат?. – Усмехнулся Малыш тогда, утерев губы, застегивая мои джинсы и снова сыпля сарказмом, и тогда я действительно психанул – дернул его за волосы так, что у меня в пальцах остались несколько тонких, русых нитей, вжимая его плечами и затылком в приборную панель, запрокинув голову. Однако пыла Калеба это все равно не убавило, лишь включило очередную маньяческую дьяволятину в карих глазах, которыми он смотрел на меня из-под шлюховских ресниц. – ?Вот об этом я и говорю?.Не помню, что я тогда ему бросил, кажется, весьма недвусмысленное ?заткнись?, а после сомкнул зубы на его нижней губе (я не особо-то брезгливый), ощущая на языке тепло-соленый привкус тут же брызнувшей в рот крови Прайора. Наградой за это мне был тихий, несдержанный, болезненный стон, вырвавшийся из груди драйвера, но даже несмотря на это осмотрительнее в своих словах он не стал. Ни тогда, ни сейчас. - Что будете заказывать, сэр? – голос девчонки за кассовым аппаратом доносится до меня, словно через вакуум, потому что я, кажется, снова выпал из реальности. За мной водился такой грех. После двух контузий в Сирии порой меня ?выключало?, и я просто замирал со стеклянными глазами, глядя куда-то сквозь время и пространство, по зову неведомого Ктулху желая разглядеть иные миры, цвета и сущности. И самое страшное, что иногда я был уверен: мне это удавалось. Как и сейчас, когда пластиковая панель с рисунком чашки с ароматным кофе начала вылезать на меня искривленным, коричнево-красным лицом. Возникла необходимость встряхнуться и улыбнуться (пришлось присмотреться к бейджу на почти отсутствующей груди) рыжеволосой Сэнди, и я быстро вернулся в норму, уже стандартно выбирая два вида кофе – большой латте и такой же здоровенный стакан, но простого, черного, без излишеств. Я никогда не выебывался тем, что пью только черный кофе. Более того – я его терпеть не мог, и даже суровая репутация наемника не могла заставить меня перейти на что-то более брутальное. Это только в идиотских фильмах все крутые парни пьют черный кофе без сахара и закусывают его подгоревшими кофейными зернами. Я не из той оперы. У меня слабый желудок, и такая же слабая нервная система – черный кофе был едва ли не ядом, именно поэтому я всегда мешал его с молоком один к трем и разбавлял приличной дозой сахара. Не такой приличной, как Малыш, разумеется, отчего мне всегда казалось, что вместо крови по его венам бежал кофейный сироп. И если бы я не знал ее солоновато-сладкий вкус на самом деле – точно поверил бы. Восемь пакетиков на стакан – перебор даже для меня, но Калебу было хоть бы что.Сэнди удивленно выгибает бровь, когда я прошу больше десятка бумажных прямоугольников со сладким ядом, но все же достает их из-под стойки, сунув в пакет с горячим кофе. Люблю не пафосные забегаловки. Тут не спрашивают имен и не горят желанием выписывать их на пластиковых крышках и картонных стенках – и это дает подобным заведением серьезное преимущество перед теми, которые не хотят мириться с желанием своих клиентов сохранить полную конфиденциальность. Я уже собрался открывать дверь из кафе, как закатил глаза и вернулся к почти пустой стойке, виновато прижмурив один глаз и смотря на девушку, у которой все было написано на лице. Я постоянно забываю о том, что Калеб получает энергию не только из кофе и музыки. Сам в подобных забегаловках я не ем никогда (берегу и без того шаткое пищеварение), а вот про Прайора, к своему постоянному раздражению – вечно забываю. Взяв драйверу два классических доната и уже окончательно распрощавшись с милой Сэнди, тщетно попытавшейся строить мне глазки – я направился к машине. Я уже давно научился прикуривать одной рукой, и сейчас, будучи на побегушках, это умение мне пригодилось, поэтому в машину я влезаю уже с зажженной сигаретой, слыша недовольное кошачье шипение Калеба. - Съебись, нахуй, на улицу. – Фыркает он, куда более нервно, чем обычно, выхватывая у меня из рук пакет, но я лишь открываю окно, выдыхая дым туда.- Там дождь. – Я совершенно спокоен, и это злит Прайора еще больше.- Да мне похую, мог бы покурить под тентом кафе. – Малыш знает, что не выгонит меня никакими силами, но, выдерживая определенный кодекс ?джентльмена-долбоеба? он тоже имеет обязанность повыебываться. Это – необходимая данность. - Ты вообще мне должен. – Я затягиваюсь глубже и забираю свой кофе, отставляя его на приборную панель и взяв оттуда бинокль, приглядываясь к черной Королле, мирно пристроившейся на парковке напротив нас. Никаких телодвижений или изменений, поэтому я возвращаю окуляры назад. - Отработаю. – С безапелляционным спокойствием выдает взявший себя в руки водитель, и отдает мне причитающиеся четыре пакетика сахара, себе заграбастав все остальное. - У тебя жопа не слипнется? – Я поворачиваю к мальчишке голову, стряхивая пепел через окно на мостовую, ощущая на запястье мелкие капли дождя, но Прайор лишь сурово тычет пальцем в сторону двери, недвусмысленно намекая на то, чтобы я отвернулся от него со своим куревом к ебени-матери. - Разлепишь, проблема-то. – Малыш никогда не лез за словом в карман, особенно сейчас, когда наши ?отношения? вышли на такой высокий и добропорядочный уровень. Самому смешно, ирония оскоминой садится на зубах, но я ничего не отвечаю, только выкидываю окурок за борт и сыплю сахар в стакан. Когда-нибудь от такого количества кофе сердце Прайора напомнит о себе неприятным ?извини, что я без стука?, но он уже достаточно взрослый мальчик, чтобы это понять, и я не отец и не брат, чтобы влиять на его жизнь и тем более воспитание. Регулярная порка за слишком наглые слова, конечно, идет не в счет. Как назло парень замолкает, лишь иногда напоминая о том, что жив поднесением стакана к губам, и мне становится почти невыносимо скучно. Но если он заткнулся сам – то из него не вытянешь ни слова. У него тоже бывают моменты ?зависания?. Только длятся они на пару часов дольше. Кофе оказывается слишком горячим, и я цыкаю, зашипев, ощущая, как нагрелся металлический шарик штанги, усугубляя ситуацию, и ?независший? Калеб в другое время обязательно прокомментировал бы это вызывающим: ?убогий?, но сейчас Малыш молчит. И, поддавшись атмосфере меланхоличного безмолвия, я тоже погружаюсь в себя.У Прайора вообще частенько случались подобные программные ошибки. Его миловидная старшая сестра Беатрис лишь разводила руками, одними губами говоря мне о том, что ?это – норма?. Уж что являлось нормой, по моему мнению, так это точно не тот факт, что ее братишка угонял тачки и работал на криминального авторитета, в то время как сама Трис трудилась на благо государства в ?CPD?. Полицейский из нее был, к слову, отменный. Бесстрашный, но с феерично-высокими моральными принципами. Опасная работа не пугала ее – подстегивала, что заставляло меня делать неутешительный вывод обо всей их семейке – они ебнутые. А однажды Калеб рассказал мне, что Беатрис устроили в криминальный отдел, куда совсем недавно перевелся какой-то охуительно-строгий и сурово-моральный коп из Скотланд Ярда. Это был его четвертый перевод, поэтому в нашем провинциальном Чикаго к нему быстро прилепилась кличка ?Фор?. А уже через две недели на страницах утренних газет прогремели громкие фамилии Итона и Прайор, которые, словно смешные зверята из мультика про копов, раскрыли скандальное дело об убийстве знаменитого бизнесмена, найденного мертвым в собственной квартире. И сходство было бы очевидным, вот только морда у Тобиаса была вовсе не лисья, а натурально – собачья. Это позабавило меня, и я не преминул поделиться новостями с Калебом, бросив в него свежим выпуском, заставляя усмехнуться, рассматривая снимки. ?Если она узнает, кто грохнул его на самом деле – нам обоим придет пиздец? - фыркнул тогда Прайор, разворачивая газету и глядя на осунувшееся бледное лицо Джеймса Барра, сидевшего за решеткой с самым несчастным видом. ?Боишься, что она даст тебе пиздюлей, а на меня натравит свою ручную легавую собачку?? - лицо ?Фора? не внушало мне никакого доверия, но отчего-то я всеми поджилками ощущал – если тот вцепится, то не отпустит ни при какой из подвернувшихся возможностей. ?Ну, во всяком случае, не я выпустил пулю в лоб толстосума? - Калеб с почти флегматичным спокойствием вчитывается в статью, после чего снова фыркает и откладывает газету на приборную панель. – ?Ну, и как же ты его подставил, интересно мне знать?? ?Барра? Элементарно. Мы служили с ним в одной точке. Но об этом я тебе рассказывать не стану. Вдруг поддашься на обаяние нового дружка своей сестрички и выложишь все, как на корню? - я не преминул поддеть его по поводу частых визитов Итона в их родовое гнездо, что вызвало лишь кислую улыбку на губах Калеба. ?Наемник и коп под одной крышей. И таскают туда таких же. Маму хватил бы удар, узнай она об этом сумасшествии?.?Я больше в ваш дом ни ногой, к черту. Столкнусь еще с этой ищейкой. А у меня и так все на морде написано? - и это уже нихрена не шутка, потому что даже несмотря на все свое бесстрашие и отбитость, я не был бесстрашным и отбитым в той степени, чтобы самолично давать почву для подозрений одному из главных детективов чикагского депортамента. Я не соврал тогда. В доме Прайоров я действительно больше не появлялся. Я особо не вникал, но судя по возросшему у Калеба презрению к новому напарнику его сестры – у них закрутился роман. Ну, еще бы. Девка красивая, да и этот губастый англичанин, даже несмотря на свою собакоподобность – был вполне себе красавчиком. Эдаким викторианским лордом… наверняка вся бабская часть отдела штабелями падала, когда он мимо шел. А впрочем, какое мне до них дело? Главное, чтобы Трис всеми силами отводила его от нашей банды.И какое-то время у нее это получалось. А потом один раз, всего один ебаный раз, Бадди прокололся при вскрытии замка, и за нами выслали едва ли не половину отдела. Меня интересовал лишь один вопрос – какого хуя в этой ебанутой автомобильной погоне делал холеный Фор из криминального, но с тех пор для него поимка нашей банды стало чем-то вроде идеи фикс. Малыш петлял на поворотах, словно бог, Грифф, громко матерясь, обстреливал увязавшиеся хвостом полицейские тачки, а я молча молился о том, чтобы Калеб не въебался в очередную стенку, постоянно оглядываясь назад и видя поминутно разнящуюся картину. И неизменным в ней оставалось лишь одно: черно-синий легавый Форд с бронированной лобовухой, и вцепившийся в руль Итон, который с твердолобым, собачьим азартом шел попятам. Если прочие подотстали (кого-то подбил Грифф, кто-то соскочил по неумению), то эта ищейка перла напролом. Фор петлял, как только мог, но не ему было тягаться с профессионализмом Прайора, однако, когда полезного пространства стало меньше – все пошло по пизде. Когда Форд ощутимо боднул Субару в задницу, а Грифф, охуевший от такой наглости, влез обратно на сидение, я толкнул Малыша в плечо и зарычал, кажется, на инфразвуке: ?разворачивай?. И хорошо, что у нас с Калебом на тот момент установилась достаточная доверительная связь, чтобы он беспрекословно подчинился приказу. Прайор не глупый, именно поэтому махом натянул красную арафатку до самых очков и вдавил педаль газа, уходя от легавых на приличное расстояние для того, чтобы взять место для маневра. В тот момент, когда раздался визг тормозов, а Малыш выкрутил руль до упора – я был готов ко всему. В магазине покоились бронебойные, а меткости было достаточно, чтобы попасть Итону в глаз, но именно в тот момент, когда Субару развернулась к нему мордой – я замешкался. Одно дело – смотреть на крутого легавого на страницах хуево отпечатанной ?Чикаго-трибьюн?, и совсем другое – сталкиваться с ним лицом к лицу. Я навсегда запомнил этот взгляд. Взгляд человека, который никогда не сдавался. Человека, который всегда шел напролом. Карие глаза метнулись по лицам в авто напротив него, но, он так и не смог никого узнать, и лишь вдавил педаль газа сильнее, подбираясь к нам на расстояние точечного удара в кузов. Стрелять – бессмысленно. У нас тоже стоит броня, мы же не идиоты. ?Хули ты медлишь, мудила, стреляй!? - рыкнул в ухо накосячивший Бадди с пустой обоймой, а я все продолжал с прищуром всматриваться в чужие глаза, скривив губы в неприязни. Тобиас тоже смотрел прямо на меня, неотрывно, будто его вовсе не интересовал водитель. Искра, буря, безумие. Вспыхнувшая непреодолимая ненависть и твердое осознание: сегодня оба из нас обрели для себя истинного, заклятого врага. Я плохо помню, как опустил ствол, и как пуля ушла под капот Форда, с оглушительным хлопком разрывая шину переднего колеса. Визг и скрежет пришли чуть позже, и я не смог сдержать ухмылки, словно в замедленной съемке наблюдая злой оскал легавого, машину которого свернуло и раскорячило прямо на мосту, и единственно-умным, что я мог сделать в тот момент, просто показать копу средний палец на прощанье. ?Скажи до свидания, ублюдок?.