Глава 6. ?Perfectly damaged? (1/2)
Ты никогда не отступаешься,Если я теряю голову.Твои объятия всегда открыты,И ты быстро забываешь мои ошибки,Когда я их совершаю.?– Доброе утро, – улыбнулся Монс, входя на кухню.
Кара сидела за столом, одетая в ту самую его старую серую футболку, которая была на ней в их первую встречу на этой кухне. Волосы спадали по плечам мокрыми, вьющимися волнами. Мужчина находил Кару прекрасной в любом виде: и в коктейльном алом платье с макияжем, и в растянутой футболке на два размера больше с мокрыми волосами. Его переполняла нежность к этой девушке, вызывая то странное ощущение бабочек в животе, которое возникает только тогда, когда ты по-настоящему влюблен в кого-то. Глядя на нее, такую хрупкую и беззащитную, Монс понимал, что ненавидел бы себя, если бы посмел причинить ей боль…Уже не впервые Кара подумала о том, что все люди, с которыми Монс работал, все поклонники, которые встречали своего кумира на концертах, видели его всегда бодрым и преисполненным энергией. Ей же посчастливилось видеть его уставшим после подобных мероприятий, расслабленным и каким-то беззащитным во сне и сонным с утра. Это была та его сторона, которая принадлежала только ей.– Уже девять? – протер глаза мужчина, выглядя довольно сонным. – Почему ты меня не разбудила?– Первая половина дня у тебя сегодня свободна, так что дала тебе возможность выспаться, – пожала плечами девушка.– Без тебя в постели неуютно, – посетовал Монс, присаживаясь напротив нее.
Кара улыбнулась, но улыбка эта получилась какой-то слабой, словно измученной. И все же она хотела выглядеть бодрой.– Ты в порядке? – обеспокоено поинтересовался Сельмерлёв, беря ее за руку.
Девушка кивнула.– Все хорошо. Просто, – Кара усмехнулась, – не выспалась, наверное.Ее слова вызвали у Монса ответную усмешку, хотя он бы еще поспорил, кто кому вчера не давал спать. Он склонился к ней, так что их носы почти соприкасались.– Тогда зачем ты встала так рано?
Его полушепот и горячее дыхание прошлось по шее Эрикссон, вызывая ?мурашки? по всему телу, но она снова улыбнулась, покачав головой, усилием воли заставляя себя не поддаться очарованию Монса. Вчерашняя их первая крупная ссора и ее последствия все еще живо стояли перед глазами. Она не только открыла другую сторону его, она открыла и другую сторону себя.– Интервью сами себя не оформят, – вздохнула Кара, хотя больше всего ей сейчас хотелось наплевать на них и забраться обратно в теплую постель, прижавшись к Монсу.– Почему ты у меня такая правильная? – наигранно расстроенно вздохнул Сельмерлёв.– Я правильная? – лукаво поинтересовалась Эрикссон.– Ну… – с улыбкой протянул он, – может быть, не всегда.
Эрикссон снова почувствовала пробегающие по телу ?мурашки?. Ей нравилось, что, несмотря на устоявшиеся отношения между ними, они все еще постоянно флиртовали друг с другом. И почему-то в такие моменты, Кара осознавала, насколько она изменилась с тех пор, как встретила Монса. Хотя нет, скорее не изменилась, а открыла себя настоящую, что-то в себе, что спало внутри до их встречи.
– Я сделаю тебе кофе, – пообещала она.– Я тебя обожаю, – улыбнулся он и, чмокнул ее в щеку, направился в душ. Кара с улыбкой покачала головой, но стоило только Монсу скрыться в коридоре, согревающее тепло и радостная атмосфера рассеялись, возвращая ей уныние и пустоту, которые она почему-то старалась скрыть от него в это утро…– Ты волшебница, знаешь? – улыбнулся Монс, устраиваясь на диване рядом с Карой с чашкой горячего кофе.– Черный кофе, две ложки сахара… – задумчиво произнесла девушка и слегка улыбнулась. – Это стало первым, что я о тебе узнала, кроме официальных сведений типа твоего имени и твоего адреса.– То утро очень сильно изменило мою жизнь, хотя тогда я об этом даже не думал, – отозвался Сельмерлёв, улыбаясь воспоминаниям. Незапланированное пробуждение в шесть утра, ночная незнакомка, разговор на кухне и предложение остаться. Что, если бы он не сделал этого? Просто позволил ей уйти в то утро? Тогда пустота внутри по-прежнему была бы с ним.Губы Кары снова искривились в легкой улыбке, но взгляд продолжал блуждать по домам, просматривающимся из окна. Остатки кофе в ее чашке давно остыли. Монс видел – что-то было не так, что-то ее беспокоило.
– С тобой не все в порядке, – вздохнул он, разворачиваясь к девушке и проводя пальцами по ее щеке. – Что не так, Кара?Эрикссон вздохнула, сдерживая слезы, подступающие к глазам.
– Сегодня мамин день рождения. Ей могло бы быть сорок восемь, – с трудом произнесла она, подавляя желание притянуть к себе колени и зарыться в них лицом, уступая слезам.– О, – удивленно воскликнул Монс, – прости. Я совсем забыл.
Он действительно почувствовал себя виноватым за то, что забыл об этом. Он не был знаком с мамой Кары, потому что та умерла за год до их встречи, не знал, какой она была, но Кара все еще очень тосковала по ней, и ему было больно наблюдать в ее глазах такую печаль и тоску. Он знал, что у нее больше никого не было и всей ее семьей был друг Йохансен, и поэтому так сильно хотел заполнить пустоту в ее сердце, так как она заполнила его пустоту собой.– Ты не обязан помнить, – одарила его вымученной улыбкой Эрикссон.
– Почему ты не напомнила? Мы бы могли…– Нет, – улыбка стала более легкой, – сегодня генеральная репетиция перед первым полуфиналом. Это то, что сейчас важно.Монс покачал головой, понимая, что она была права, но все же не соглашаясь с тем, что она словно жертвовала своими чувствами, не собираясь даже рассказывать о них, ставя превыше всего его интересы.– Обещаю, когда Евровидение закончится, мы обязательно съездим в Хеслехольм.Кара кивнула. Она ценила то, что он был готов отложить свои дела ради того, чтобы сопровождать ее в родной город, понимая, как для нее было тяжело туда возвращаться. Стокгольм стал для нее новой жизнью, новым дыханием. И все же Эрикссон не могла отделаться от чувства бегства. Она действительно пыталась убежать, и не так от города, сколько от самой себя, хотя и понимала всю тщетность попыток.Кара подняла взгляд на Монса, встречаясь с его теплыми, казавшимися в солнечном свете карамельными, глазами. Зачем она наговорила ему вчера столько обидных вещей? Почему обвиняла его в безразличии? Он так заботился о ней, а она не ценила это, устраивала глупые сцены ревности…
– Я не заслужила это, – тихо отозвалась Эрикссон, отводя от мужчины глаза.– Не заслужила что? – опешил Монс.
– Не заслужила такой заботы, – Кара все-таки притянула колени к себе, обнимая их руками, словно это помогало обретать ей какую-то целостность.– То, как ты смотришь на меня… словно я для тебя какой-то подарок судьбы… Но я далеко не такая. Я никогда не рассказывала тебе об этом, боясь, наверное, того, что ты посмотришь на меня другими глазами и поймешь, что я не достойна того, чтобы меня так любили.
– О чем ты говоришь? – озадаченно поинтересовался Сельмерлёв, абсолютно не понимая, к чему она клонила, почему думала, что его отношение к ней могло быть другим?Кара вздохнула. Наверное, этот разговор должен был состояться еще год назад. Монсу стоило узнать об этой части ее жизни еще тогда, но Эрикссон боялась. Боялась потерять его снова… Но и скрывать то, что так ее мучило, она больше не могла.– Глядя на меня сейчас, наверное, сложно поверить, что я была очень сложным подростком? Мама никогда ничего мне не запрещала, считая, что запреты только провоцируют людей поступать наоборот, вызывая повышенный интерес. Наверное, со многими это именно так и работает. Но не со мной. Мне почему-то казалось, что моя вседозволенность – это моя свобода, и я далеко не сразу поняла, насколько сильно заблуждалась на этот счет. Алкоголь, вечеринки, на которые несовершеннолетних по идее не пускали, однажды были даже легкие наркотики… Это казалось чем-то обычным, потому что все вокруг так делали. Я позволяла себе приходить домой, когда пожелаю, иногда даже в не совсем трезвом состоянии. Мне было шестнадцать, Монс. Шестнадцать! Мама пыталась меня воспитывать, но понимала, что упустила тот момент. Я раздражалась, заявляла, что уже взрослая и что сама могу решать, что мне делать, а что нет. Она злилась, кричала, а я кричала на нее в ответ и убегала из дому. Я знала, что она после этого жалела о сказанном, корила себя и плакала, переживая за меня. Я чувствовала вину, возвращалась, и мы мирились… Но потом все начиналось сначала. Я не понимала или даже не хотела понимать, насколько ей было тяжело растить меня одной, насколько она любила меня и дорожила мной.