Глава 4. ?I wasn't innocent I know? (2/2)
– Тебе того же, – пожелала украинка и направилась к Амиру, который звал ее к себе.
Эрикссон хоть и присутствовала на таком мероприятии уже второй раз, поражалась тому, какая дружелюбная атмосфера царила в зале, словно все знали друг друга уже сто лет и встретились здесь со старыми друзьями. Конкурсанты же были безумно приветливыми и приятными в общении, что просто не могло не радовать представителей СМИ, и ее в том числе.
Кара взяла у проходящего мимо официанта коктейль, только сейчас ощутив, насколько пересохло в горле от постоянных разговоров. Решив немного отдохнуть, девушка присела на один из диванчиков у стены, потягивая прохладный напиток, в котором чувствовался вкус Блю Кюрасао, и снова пытаясь отыскать глазами Монса. За последние полтора часа они пересеклись всего один раз и то на пару минут, потом его снова утащила какая-то журналистка для очередного интервью, причем сделала это довольно наглым образом. Кара замерла, когда увидела, что та по-прежнему околачивалась вокруг Монса, оживленно что-то ему рассказывая и активно жестикулируя. Эрикссон не заметила, как брови сами собой поползли вверх от удивления, но ее укололо то, что Сельмерлёва, она, казалось, не раздражала. Наоборот, он смеялся с того, о чем она ему там рассказывала, и что-то отвечал. Кара ощутила знакомый приступ ревности и поспешила его прогнать. Но с раздражением и даже гневом на эту рыжую эксцентричную дамочку, которая явно флиртовала с ее парнем, ничего поделать не удавалось. Девушка хотела сделать большой глоток коктейля, чтобы успокоиться, но оказалось, что стакан уже был пуст. Оказавшийся поблизости официант любезно предложил ей другой, трехцветный. Кара с благодарностью кивнула, отводя взгляд от журналистки с Монсом и действительно сделала несколько глотков, попытавшись успокоиться.
Мало было поклонниц по всей Европе, если не миру, среди которых встречались как адекватные, так и совсем безбашенные, так еще и каждая журналистка считала чуть ли не своим долгом заигрывать с ним. Да какого черта вообще?! Кара снова обернулась в их сторону, но журналистки там уже не было. Пробежавшись глазами по залу, Эрикссон заметила ее чуть поодаль от того места, спорящей со своим оператором. Видимо, тот напомнил ей, для чего они здесь. И Кара даже не старалась бороться с чувством какого-то злорадства, наблюдая за разочарованной гримасой рыжей.
Но ее место рядом с Монсом уже заняла какая-то другая девушка, но без микрофона или диктофона в руках. Эрикссон напрягла память, пытаясь вспомнить, кто она, и наконец узнала представительницу Молдовы Лидию Исак. Они с Сельмерлёвым о чем-то оживленно разговаривали, а девушка постоянно улыбалась, поправляя свои длинные волосы.
?Они что, издеваются??, – с раздражение подумала Кара. – ?Как будто из стольких участников мужского пола, даже не считая тех, кто женат, не нашлось, кому построить глазки??Шведка сделала еще пару глотков удивительно вкусного коктейля и постаралась сконцентрироваться на том, ради чего она была здесь, – на сборе материала, хотя тех интервью, что она взяла, должно было хватить на два фронта ее работы. И все же нужно было отвлечься, чтобы не сходить с ума от ревности, о которой она вполне могла бы потом пожалеть.
Эрикссон встала с дивана, выискивая среди гостей того, с кем она сегодня еще не беседовала, и кто был свободен.
– Я тебя практически весь вечер ищу, – донесся до нее знакомый голос. Девушка обернулась, сталкиваясь с Юстсом.– Ты поверишь, если я скажу, что я тебя тоже? Думала, такой парень, как ты, будет где-то в центре действий, – пошутила Кара.– Я умею удивлять? – задал риторический вопрос парень и засмеялся. – Ты потрясающе выглядишь. Красный тебе к лицу.– Спасибо, – улыбнулась девушка, решив не добавлять, что Монс сказал практически то же самое. И все же Эрикссон неуверенно чувствовала себя в облегающем платье, доходившем до середины бедра, и туфлях на каблуке. – А ты, я смотрю, не расстаешься с ?кожанками??– К ?кожанкам? у меня безграничная любовь, – согласно кивнул Сирмайс, приглашая ее присесть на диванчик позади них в своеобразной нише.– Ты здесь на задании?– Все верно, терроризирую конкурсантов своими вопросами, – состроила гримасу Эрикссон. – Хочешь стать одной из жертв?– Я уж думал, ты не попросишь, – произнес Юстс таким тоном, словно пришел на церемонию открытия специально для того, чтобы дать ей интервью. Впрочем, возможно ей это лишь показалось.Они довольно долго беседовали о самом Евровидении, о других конкурсантах, делясь впечатлениями от репетиций и делая прогнозы на то, кто окажется в финале, и кто, возможно, победит. Затем разговор плавно перешел на более личные темы, которые отправили диктофон в сумочку. Каре действительно было интересно слушать о его семье, о его детстве и жизни в Латвии, так же как ему была интересна ее собственная история, которую она не любила рассказывать людям, но ему почему-то доверила, и за разговором даже забыла о ревности и раздражении, которое испытывала по отношению к тем девушкам, что окружали Монса. И хотя в последний раз, когда она бросала взгляд в его сторону, к Лидии присоединились еще и Ивета из Армении и Саня из Сербии, Кара решила не придавать этому слишком большого значения. – Да, кстати, тут так много фото- и телекамер, что странно видеть журналистов без них, – заметил Сирмайс, когда они вновь вернулись к теме Евровидения.– Иллюстрации – не моя забота, а редакции. Мое дело – предоставить им печатный материал. А для поста на блог сэлфи даже интересней, – подмигнула Кара, дела глоток своего разноцветного коктейля.
Юстс кивнул и, усмехнувшись, поправил волосы.
– К фотосессии готов.Кара засмеялась и поняла, что действительно хотела бы иметь фото на память об этом вечере с этим веселым парнем, который за короткое время успел стать ей хорошим другом. Девушка достала из сумочки телефон, настраивая фронтальную камеру. Они с Сирмайсом дурачились, кривляясь на фото и потом со смехом просматривая их.– Нет, так не пойдет, – возмутилась Эрикссон, – несколько десятков мегабайт и ни одной серьезной фотографии, которую можно было бы выставить на блог.– Ладно-ладно, я могу быть серьезным, – заверил ее Юстс, и в самом деле придавая своему лицу серьезное выражение.Девушка покачала головой и сделала фото, но внезапно почувствовала, что что-то изменилось не только в выражении лица парня, но и в атмосфере между ними. Когда она обернулась к нему, то встретилась с его взглядом, который, казалось, проникал в самую глубь. Девушка почувствовала легкую дрожь в ладонях и крепче сжала телефон. Мозг что-то лихорадочно обдумывал, но Кара его словно не слушала, застыв под этим взглядом океанически голубых глаз, которых словно затягивали ее куда-то на глубину.В память почему-то врезался запах парфюма, когда губы Сирмайса обожгли ее. Девушка опешила, инстинктивно закрывая глаза, ненамеренно отвечая ему. Все мысли будто исчезли из головы, и только через несколько долгих секунд начали возвращаться, закручиваясь вихрем. Что происходит? Что она делает?
Кара слегка оттолкнула парня от себя, разрывая поцелуй и глядя на Юстса расширенными от удивления глазами. Секунда, две, три, пять… Слишком долгая и неловкая пауза.– Что это было?.. Ты же знаешь, что я с Монсом.И хотя поцелуй был очень коротким, и Эрикссон прекрасно осознавала, что ничего не почувствовала, ей было неприятно. От того, что это выглядело как предательство. Девушка ощутила злость, но пока не была уверенна, только на Сирмайся или на себе тоже.– Прости, пожалуйста, я… – латыш виновато отвел глаза. Какой же он дурак! Разве так трудно было держать себя в руках?
Да, он понял еще несколько дней назад, что Кара нравилась ему. Она была привлекательной, веселой, общительной, интересной, какой-то уникальной, но при этом очень простой. Ему действительно нравилось проводить с ней время, и довольно скоро он понял, что она была такой девушкой, с какой он хотел бы быть. Но она была занята. Занята победителем Евровидения. И вряд ли она бы променяла его на простого начинающего певца из Латвии. Да дело даже не в этом: Кара просто была влюблена в Монса, и никто другой ей был не нужен. Это стало понятным после того, как он увидел их танцующими под песню Хови в Глобен арене. Юстс был рад, что Сельмерлёв делает ее счастливой, и пообещал себе, что спрячет свою симпатию и от нее, и от себя самого. Но сейчас все почему-то вырвалось из-под контроля, когда она оказалась так близко от него, и ее серые, цвета грозовой тучи, глаза затягивали его. Он не смог сдержать своих чувств. Черт, черт, черт!Монс поймал себя на мысли, что, хотя ему и нравилось внимание к его персоне, внимания этого было слишком много. Сначала журналисты, задающие одни и те же вопросы, не дающие ему перерыва, теперь вот участники… поправка, участницы Евровидения. Вежливость не позволяла ему резко оборвать разговор, но Лидия настолько ушла в свой рассказ, что и перебивать ее тоже было бы невежливо. Монс надеялся, что он кому-то срочно понадобится, и тогда разговор с певицей волей-неволей придется прервать, но почему-то как раз сейчас в нем никто необходимости не испытывал, кроме Лидии. Она улыбалась, и он улыбался в ответ, хотя уже давно потерял нить разговора и откровенно не понимал, почему девушке так нужно было рассказывать это именно ему. Внезапно к ним подошли еще две участницы, и снова его попытка прервать разговор потерпела неудачу. Что ж, пришлось снова включаться в разговор теперь уже с тремя девушками. Они расспрашивали про Евровидение в Вене и его впечатлениях, о которых он и так уже рассказывал сотням журналистов, и его слова были напечатаны в сотне изданий, но собеседницам, казалось, хотелось услышать все из первых уст. И Сельмерлёв вынужден был снова повторять.
Когда наконец журналисты перехватили у него конкурсанток, Монс выдохнул с облегчением. Никогда еще общение с людьми не было для него настолько утомительным. Он обернулся, ища глазами Кару, но увиденное заставило его застыть на месте.Кара, а он не мог перепутать ее ни с кем с ее длинными белыми волосами и алым платьем, сидела на диване у стены с Сирмайсом. Точнее, не просто сидела, она целовала его. Или он ее. С такого расстояния это не было понятным. Мужчина быстро отвернулся, словно подсмотрел чужой интимный момент, который ему видеть не полагалось. Но ведь это была его девушка!
Мысли закрутились в безумном водовороте, создавая в голове хаос. Разум говорил, что стоит спокойной во всем разобраться и все выяснить, а сердце негодовало и возмущалось, не желая ничего слушать. Мужчина внезапно ощутил, что ему было слишком душно в этом зале, а музыка была слишком громкой и мешала трезво думать.
– Прости, я знаю, что ты с Монсом. Я просто… – Юстс терялся в словах, не зная, как ему извиниться, и злясь на себя за то, что заставил ее чувствовать себя очень неловко и неуютно. – Этого больше не повторится, – в конце концов выдохнул он.– Сделаем вид, что этого не было, – бросила Кара, машинально возвращая телефон в сумку и закрывая ее. Девушка резко встала, ощутив, как все вокруг слегка пошатнулось из-за долгого сидения и выпитого ей алкоголя. Пусть его было немного, но все же. – Думаю, мне пора.Оставив парня на диване, Кара заспешила к выходу, испытывая сильное ощущение дежавю. Уже с одной вечеринки, посвященной Евровидению, она возвращалась в похожем состоянии. Эрикссон с облегчением вдохнула прохладный ночной воздух, чувствуя, как остужаются горячие щеки. Лицо действительно горело, а руки слегка дрожали. Девушка сделала несколько глубоких вдохов, попытавшись успокоиться, и только потом заметила знакомую фигуру у подножья лестницы.
Сердце пропустило удар и забилось сильнее. Кара спустилась вниз, подходя к Монсу.– Почему ты здесь? – спросила она первое, что пришло в голову, надеясь, что голос не дрогнул.Мужчина обернулся к ней и одарил слабой, уставшей улыбкой.– Слишком много людей… даже для меня.Девушка кивнула, соглашаясь. Сейчас ей хотелось, чтобы остались только он и она, желательно где-то подальше от всех. Она не знала, как вести себя и стоит ли говорить что-то о том, что произошло на вечеринке. Если он видел, он спросит ее об этом, если нет… стоило ли вообще рассказывать о том, что для нее не имело никакого значения?– Поехали домой, – предложила она, кивая в сторону такси.
Сельмерлёв лишь кивнул в ответ.* Слова из песни Джамалы "1944": We could build a future, where people are free to live and love. The happiest time – our time.