Часть вторая: Грешники (1/1)

POV Олеги ЛСПМэджик-сити предстаёт бесконечно красивым и ярким даже когда ты наблюдаешь за ним исключительно с расстояния нескольких метров и из всегда закрытого окна, к чему я пришёл спустя несколько недель, проведённых в ?Грехах? под чётким руководством Кармы, просыпаясь каждое грёбанное утро из-за его нескончаемо энергичных криков на весь этаж ещё задолго до рассвета, наблюдая только неизменные неоновые краски на улице вместо солнечных лучей, пока перед глазами всё плывёт и представляется невозможным окончательно проснуться, чтобы заняться типичными (по меркам всё того же чудо-города) утренними делами. Чем больше времени я провожу не просто в Мэджик-сити, а в самом его сердце (я помню каждое твоё слово, Стёпа, и что в каждом ты умудрился напиздеть), тем больше расхождений с изначальным ознакомительным повествованием Кармы я нахожу. Во-первых, здесь всё более систематизированно чем в любом учебном заведении (у меня слишком мало сравнительных степеней и примеров, но первые курсы были такой разгрузкой, в отличие от этого всего, что ахуеть просто) и имеет строжайший распорядок, нарушая который даже незначительно и непреднамеренно ты убеждаешься лишний раз в том, что Джубили не умеет быть дипломатичным, а Галат влияет на него самым невъебенным образом, просто потормошив за рукав тяжёлого кожаного плаща, призывая остудить пыл; в том, что Мэджик-сити – не фантастическое место, где ?нам отведено пропить и скурить свою юность, ведь на то и предоставлены Всевышним эти прекрасные годы? (я же сказал, что всё помню), а нескончаемое Лимбо с конченными уродами-вампирами, не знающими никакой меры и сжимающими твои плечи предельно крепко, не позволяя двинуться с места и отстраниться, когда тебя вот-вот вырубит; я непроизвольно начинаю бояться каждого ублюдка, который предельно внимательным взглядом изучает меня сначала в общей комнате, а после придерживает за талию или запястье, когда мы с цокающей на каблуках впереди Катей проходим к комнатам для ?всяких приватных дел, Олеж, ну, ты уже взрослый? (чёрт бы тебя побрал, Стёпа, и все твои фразочки)... Завлекающее это место только в случае излишнего артистизма в угашенном состоянии Кармы и слишком ярких красок этого квартала, его казино и кабаков, в которых порядки наверняка соблюдаются с не меньшим трепетом. Во-вторых, Мэджик-сити – это чёртово наебалово, в которое я охотно поверил от отсутствия иных вариантов и оттого сейчас, пускай имея относительно скрипучую кровать на каждый час, в который удаётся задремать, пропитание и в некоторых, почти что редких случаях приятное общество ?таких же немило принятых нашим чудесным кварталом? (блять, Карма, как же меня начинают раздражать твои интонации), отделаться от осознания кромешного наёба всё равно не получается, и вся красивая сказка рушится буквально на глазах, оставляя за собой только нескончаемое количество поводов для разочарованных выводов и чего-то вроде... Отчаяния? Состояния потерянности? Тоски? Будь у меня на это всё хоть немного времени, я бы наверняка зациклился и не переставал жалеть самого себя днём и ночью, окрашивая собственные будни в Мэджик-сити в ещё более холодные и печальные оттенки, но здешние порядки таковы, что на самобичивание банально не хватает сил и терпения Кармы, всегда стучащего по двери регулярно сменяющиеся незамысловатые мотивы в сопровождении с неизменным ?Олег, ты задерживаешь в первую очередь не себя, а остальных! Живее!? на что нет никакого смысла и злиться, – Стёпа нескончаемо прав и здешний общепит запускает сразу всех, а не поочерёдно, и по утрам с этим возникают частые проблемы; и создаваемые даже не мной, вовсе нет, – дольше даже самых ухоженных девушек ?Грехов? собирается только лишь Голубин, что ему, в принципе, и положено, как главному украшению элитарнейшего публичного дома всего Мэджик-сити (вишенка, ебать, на торте, Фар, ну так правда лучше звучит).К слову о нём. Глеб – по праву гордость Кармы и всего нашего (мне абсолютно не нравится, как это звучит, но теперь я неоспоримо прихожусь ебаной частью механизма ?Грехов?) заведения. Он является самым востребованным из всех, кого Стёпа в состоянии предложить посетителям, в частности – вампирам. Не уверен, что у отдельной расы могут значиться собственные фетиши, но нечто безумно бледное, с проступающими узорами вен на худых, костлявых руках, с едва видным каскадом рёбер и крупными, девичьими чертами лица бесконечно привлекает в обоих случаях: что в необходимости восполнить постоянный голод, что в нужде в податливом теле под собой, без разницы; и оттого, имея выгоду с одного Голубина как с двух или даже трёх рядовых шлюх, Карма прощает ему некоторые проступки вроде абсолютного отсутствия пунктуальности и частых приступов истеричности даже с клиентами, что по некоторым меркам, особенно в случае бесконечно наглых и ненасытных гостей довольно значительный жест, которым я сам бы охотно пользовался при наличии такового. Но если говорить о чём-то напрямую касающегося меня и Голубина вне дел заведения, я вполне могу назвать его другом, как единственного, к кому захожу через вечер по учтивому предложению Кармы в случае новых знакомств в самом начале моего пребывания в ?Грехах?.– Эй, принцесса, – не воспринимающий фамильярности, но привыкший к всеобщей склонности к дурацким обращениям, Глеб нехотя оборачивается, когда я окликаю его. – Ты сегодня быстро; это будет каким-то невъебенно особенным днём, если с самого начала всё идёт, как нужно?– Как нужно в случае Кармы и его ебанутого распорядка дня, из-за которого лишний раз отдышаться или покурить нихуя не выходит, – Голубин неудовлетворённо фыркает и закатывает глаза, на что я лишь усмехаюсь в ответ:– Ты живёшь здесь лучше любого и умудряешься мандеть даже без повода, – пожимая плечами, я с долей непонимания смотрю на Глеба, готового в тот же момент охотно перечислить все тягостные, неизвестные мне прежде причины жить здесь и абсолютно не радоваться львиной доле всех возможных привилегий, если бы не прошедший мимо Галат, проговоривший что-то о нехватке времени, нежелательности задержек и чего-то из той же оперы, прежде чем завернуть за очередной угол и пропасть из поля зрения.– Я тебе поясню ещё, но пока ограничимся тем, что это постоянное ?принцесса? – уже повод въебать половине ?грешников?, – Голубин слабо толкает меня в плечо, на что я захожусь в приступе тихого смеха и быстро нагоняю его, когда тот заруливает в скором темпе к лестнице и, пропуская за раз по несколько ступенек и грозясь наебнуться почти на каждой, оказываюсь с ним в общей комнате спустя пару секунд.Пока Глеб восстанавливает сбитое вдрызг дыхание (в твоём возрасте я был пионером, спортсменом и просто красавцем, а не выкуривал больше, чем поставляют столичные табачные компании; ну и школьник же ты) и успевает с кем-то заговорить, я прохожу вглубь комнаты и салютую, прежде чем пожать протянутую Трэппой в приветствующем жесте руку, и усаживаюсь рядом с ним. – Чувак, мы все уже не в состоянии надеть обратно розовые очки, чтобы краски ебаного Мэджик-сити слепили поменьше, – Влад непривычно серьёзно рассуждает, что звучит слишком контрастно после бурчания Фары, чтобы я тут же сориентировался и поддержал его, что тому, видимо, и не требуется, – несёт такой серьёзный посыл Ширяев даже не смотря на меня, ознакомляя кого-то такого же отстранённого вроде меня. – Мы похожи на грёбанный товар на прилавке; типа кексов на витрине в пекарнях, это такая очевидная хуйня.– Раз все мы – кексы, то Глеб самый пидорский из них, – я всё ещё не в состоянии поддерживать тяжёлые и конструктивные беседы, на что Трэппа забивает, поворачивается в мою и только что подошедшего Глеба сторону, оставляя прежних оппонентов и кратко смеётся, пока успевший сообразить в чём дело Голубин закатывает глаза.– Когда-нибудь ты смекнёшь, что это нихуя несмешно, – Глеб измученно выдыхает и кладёт голову на спинку дивана, после того, как смиряет меня неудовлетворённым взглядом.– Но это случится точно не сегодня, – Ширяев многозначительно вскинул брови, на что Фара выдал лишь ещё один вымученный вздох и задал новую тему, которую мы с Владом охотно поддержали. Пока есть время для беспечных переговоров на рядовые темы, во время которых Глеб искренне улыбается, у Трэппы есть лишний повод пошутить за марьиванну (уверен, он ещё огребёт за это по полной) и всё к ней относящееся, а я забиваю на то, что мы правда представляем из себя не более, чем товар на витрине, необходимо заполнять его [время] обилием общения, которое происходит у нас с парнями сейчас, прежде чем Карма при слишком озабоченном виде появляется в общей комнате и, глядя на меня, машет рукой в призывном жесте. Я тут же вскакиваю на онемевшие на долю секунду ноги, отказывающиеся двигаться в более-менее скором темпе и, пытаясь вспомнить, как умудрился накосячить (не то, что бы мы плохо общались, но других тем для разговора, исключая мои проёбы, у нас нет), иду к Стёпе.