Из обрывков. Рутина (1/1)

Русская шхуна ?Дмитрий?08 июля 18… годаАрхипелаг Киклады, Эгейское море- Предлагаю рискнуть, - произнес штурман, вглядываясь в зеркало секстанта.Приписать ли благотворное влияние полноценному и регулярному дневному сну в анатомически правильном и грамотно подогнанном гробу или же освежающему влиянию морского воздуха, но выглядел он намного лучше. Под глазами залегли синяки глубокого и правильного фиолетового оттенка, лицо приобрело ровную здоровую бледность, волосы распушились и разгладились и собрались в изрядный хвостик, перетянутый на старинный манер кожаным шнурком – он постоянно привлекал внимание мадемуазель Полины. - Не вижу препятствий, - громогласно отозвался рулевой.Вместе эти двое представляли из себя довольно забавное зрелище. Штурман старался быть незаметным, редко раскрывал рот и всячески избегал привлекать к себе лишнее внимание. Рулевой, детина-косая сажень в плечах, был голосист, бесцеремонен и простоват. Внешность его наводила на мысль, что матушка Лендер, царствие ей небесное, строгостью нравов не отличалась - нося немецкую фамилию, рулевой был меж тем смугл, черноволос и кареглаз и вызывал в бездонной памяти эмиссара бессчетные цыганские таборы, протянувшиеся вереницей через взбудораженную войнами историю Европы. На фоне рулевого штурман казался еще более бледным и неприметным, но это не смущало ни одного, ни другого – казалось, они понимают друг друга не то, что с полуслова, а с полувзгляда, хотя ни один из них, насколько знал Станислав, не обладал возвышенным умением проникновения в чужие мысли, как, собственно, и он сам. Зато рулевой в совершенстве владел искусством перемещения – в разных его видах, и, к вящему беспокойству пассажиров, перенося его и на манеру вести судно – в забитом островами, островками, скалами и отмелями Эгейском море это то и дело ощущали на своих боках все присутствующие на борту. Рулевой часто увлекался, ловя малейшие изменения ветра, с азартом лавируя по крайним точкам проложенного курса, закладывая такие крутые повороты, что шхуна почти ложилась на борта, чуть ли не зачерпывая теплую ночную воду, развивая такую скорость, что кораблик словно становился бесплотным и стремительным сгустком тьмы. Пан Станислав даже попросил Мари приглядывать за судном не только днем, пока они все спят, а постоянно, не исключая и того времени, когда рулевой стоял у штурвала, крепко сжимая рукояти, со счастливой и отсутствующей полуулыбкой на лице, подсвечивая ночь красными бликами глаз. Говорить что-либо ему самому в такие моменты не имело ни малейшего смысла – рулевой все равно ничего не слышал, весь отдаваясь движению, словно перемещался в пространстве вообще без помощи судна, проносясь над водой с помощью одной лишь силы мысли и, если бы ее наличие у двухсотшестидесятилетнего вампира было возможно, души. Когда же подступал рассвет и судно полностью переходило под надзор Мари, рулевой привычно выслушивал выговоры эмиссара, увещевания доктора, сетования пассажиров, не склоняя головы в смоляных и буйных кудрях, которые он, по моде своей человеческой юности и обыкновению ремесла, тоже подвязывал в хвост, потом просто улыбался подкупающе и искренне, почти не обнажая белоснежных клыков, и все, кто пытался хоть что-то ему внушить, сразу же забывали, чего, собственно, они хотели от этого славного парня, который так лихо, но аккуратно заложил оверштаг, когда в нем не было никакой нужды… Где-то через полчаса наваждение, естественно, проходило, как ему и положено, но к тому времени ругаться было уже как-то неразумно… глупо. Пан Станислав покупался на неотразимый шарм рулевого с тем же постоянством, что и три девицы-подопечные магистра. Сначала Стах злился на себя за подобную слабость, а потом махнул рукой – как бы бесшабашно ни вел Теодор Лендер судно, до действительно опасного крена он никогда не доходил, всегда чувствуя, что пора, пора выровнять… вот еще секунду, еще… и ровно за миг до того, как стало бы слишком поздно. И теперь эмиссар просто наслаждался свободным и буйным движением шхуны в непроглядной ночной тиши Эгейского моря, специально выходя для этого на палубу, чтобы ощутить полет в полной мере, с удовольствием поставляя лицо ветру, звездному свету, соленым брызгам и уворачиваясь от свистящих вокруг снастей. Эмиссар подозревал, что виртуозным управлением кораблем, который рулевой чувствовал как собственное тело, умения Лендера не ограничиваются, однако расспрашивать подробнее он посчитал неудобным. Но Мари приглядывать за порядком все же попросил. - А если мель? – сейчас, когда шхуна спокойно и неспешно обходила очередной безлюдный островок под полным контролем Мари и упоение полетом не туманило сознание, пан Станислав был настроен трезво и скептически. Курс, предложенный штурманом, шел в обход обычного пути от Дарданелл до Сицилии, и изобиловал отмелями и мелкими островами, не всегда даже указанными на карте. Но обстоятельства требовали поторопиться – прошлой ночью плотник, дотошно ночь за ночью проверявший состояние судна, почуял скорое образование трещины в баллере – пока она не возникла, но появление ее грозило серьезными бедами. Совершенно необходимо было стать где-нибудь на якорь примерно на сутки и обстоятельно поработать заговором, а в случае чего – и топором, поэтому желательно, чтобы поблизости была бы хотя бы завалящая корабельная верфь.Штурман разложил лоцию на столе и провел пальцем по покрытому сеткой чертежа бумажному листу.- Вот, смотрите. Здесь глубины безопасные, а здесь и здесь, - он ткнул коротко обрезанным ногтем, - можно проскочить, если разогнаться посильнее. И тогда мы выходим к Сиросу меньше, чем через сутки.- Да, но если мы сядем на мель… - эмиссар недовольно поморщился. Торчать посреди отмели белым днем на виду у проходящих судов… - Не сядем, я уверен в рулевом, - штурман говорил спокойно и без нажима, но так, что с каждым его словом становилось совершенно ясно, что бояться нечего абсолютно.- Ну что ж, - сурово сказал эмиссар. – Под вашу ответственность, штурман. Объясняться с Его Сиятельством я вас не заставлю, но сам – стребую по полной.- Есть, мессир, - невозмутимо согласился штурман и свернул карту.Как успел заметить пан Станислав, вывести штурмана из терпения не удавалось никому, даже надоевшему всем хуже церковного звона магистру из Санкт-Петербурга. Вот уж кто измучил своими придирками всех и вся. Все ему было не так. Шхуна оказалась допотопной лоханкой. Манеру рулевого вести судно он считал угрозой лично ему и рассматривал как месть простеца за свое высокое происхождение. Гроб ему был короток и жесток, а крышка то прилегала недостаточно плотно, из-за чего ему грозила неминучая гибель в потоке солнечного света (хотя все остальные спали там же, в корабельном трюме, куда и днем лучше заходить с огнем, если не хочешь свернуть в потемках шею, по крайней мере, если ты человек), то слишком сильно, из-за чего Вольдемара одолевали духота и дневные кошмары. Запас кроликов, которого по самым скромным подсчетам должно было с лихвой хватить до Бреста, а там предполагалось пополнить, его тоже не устраивал – у ученого обнаружилась аллергия на семейство зайцевых, а когда рулевой, недолго думая, предложил ему опробовать на зуб корабельных крыс, разразился такой длинной и нудной тирадой по поводу вкусов, сформированных под влиянием дурной крови, что Теодор, сначала напрягшийся и явно готовящийся к отпору, благополучно ушел в транс и подключился к разговору лишь когда Вольдемар, лишившись оппонента, горделиво удалился в специально отведенную по его настоянию ?каюту для размышлений?. Рулевой было предложил выделить под это дело корабельный гальюн, дескать, все равно простаивает, но Станислав решительно пресек подобное легкомыслие и отдал под нужды науки капитанские апартаменты, хотя и ворчал про себя ?ни дна тебе, ни покрышки?, провожая туда магистра. Узнав про вынужденную остановку, ученый устроил эмиссару безобразную сцену из-за непредвиденной задержки, так что Станиславу пришлось применить всю свою выдержку, чтобы не откусить наглецу голову на месте. Вольдемар затих только после того, как Станислав спросил, готов ли будет тот удерживать руками руль во время движения судна, если баллер все же лопнет. Магистр не проявил готовности изображать стапель и, недовольно фыркая, смирился с неизбежным.Русская шхуна ?Дмитрий?09 июля 18… годаЕрмуполис, о.Сирос, Эгейское мореПогода благоприятствовала - на Сирос прибыли уже в сумерках следующего вечера и без приключений. Рулевой оправдал возложенные на него надежды и провел судно в бухту без сучка и задоринки, как он сам говорил – ?не поднимая волны?, одним красивым разворотом прижав шхуну к причалу так, что даже не возникло нужды в сходнях. - А зо, майн херр, дас ист фантастишь! - томно выдохнула Мари, из уважения к таланту и статям рулевого – на его родном языке, и удовлетворенно пригасила сияние своего хрустального шара. Прибытия шхуны в порту практически и не заметили. Отвести глаза таможенникам было делом одной минуты – казалось, темный силуэт со славянскими буквами на носу и корме обретается у причала если не с начала времен, то уж точно с начала смены. Ну как минимум – с утра.Как только стемнело окончательно, по южному быстро и плотно, плотник занялся баллером. Рулевой расслаблено сидел на баке и рассматривал небольшой старинный порт, раскинувшийся перед ними. Как и ожидалось, ничего особенного – приземистое здание таможни, причал, возле которого, помимо ?Дмитрия?, обреталось всего два судна – маленькая лоханка без имени и французский купец с залихватски выведенным названием Jeanette на корме, ряд темных домишек в отдалении. Жизнь здесь очевидно замирала с заходом солнца. Да, это вам не Рио-де-Жанейро…Сзади раздался нежный девичий голосок– на палубу, как всегда, внезапно и неслышно, поднялась мадемуазель Полина:- Ох, как здесь интересно! Господа, вы уже бывали в этих местах? Может быть, сходим, посмотрим город? Лендер отрицательно покачал головой. Он не бывал на Сиросе раньше, но бывал в других подобных местах. Кто видел один такой порт – видел их все. Провинция. Все благопристойно. Кабаков нет. Девок нет. А здесь еще и церквей понаставлено да крестами все поутыкано – ни тебе перекусить, ни развлечься. - Ах, как жаль, - мадемуазель Полина жадно вглядывалась в почти неразличимый на фоне недалекой горы силуэт городка. – Я еще никогда не бывала на юге, говорят, здесь так занимательно - все эти портовые кабаки, лихие люди, веселье, музыка! Вот бы посмотреть... Но одну меня пан Станислав не отпустит.- Правильно сделает, - тихо сказал подошедший штурман. – Не пристало вам, мадемуазель, разгуливать в одиночестве по портовым закоулкам.- Вы полагаете, со мною может случиться что-то нехорошее? – Полина обнажила в застенчивой улыбке два очаровательных остреньких клычка.- Я полагаю, что нам не следует привлекать к себе лишнего внимания, - спокойно ответил штурман. – Впрочем, извольте. Я готов составить вам компанию.Пройдясь по тихой и темной набережной, Полина вынуждена была признать, что смотреть здесь, действительно, особенно нечего. Однако вскоре выяснилось, что рулевой все же оказался не прав – кабак в порту был. Правда, Теодор, скорее всего, презрительно сплюнув, прошел бы мимо – кабачок состоял при портовой гостинице, настолько добропорядочной даже с виду, что мысль о наличии внутри какого-либо непотребства отвергалась с ходу. - О, давайте зайдем, - умоляюще посмотрела девушка на спутника. Тот скептически окинул взглядом предполагаемое гнездо разврата - над тусклым окошком при входе висела небольшая иконка, украшенная цветочной гирляндой, в которую были ввиты пара головок прошлогоднего чеснока, пожал плечами и первым ступил на крыльцо. Полина боязливо покосилась на окно, но все же вошла в раскрытую перед нею штурманом дверь. Внутри было чистенько, душно и до судорог прилично – довольно обширное помещение занимало около десятка простых столов в окружении стульев с плетеными сиденьями, сейчас почти всех пустовавших, лишь за дальним от входа сидели три, судя по виду, католические монахини, скучая над блюдом желтоватого местного хлеба и глиняным кувшином с простой колодезной, как поняла по запаху Полина, водой – явно постоялицы гостиницы, совершающие какое-нибудь паломничество к каким-нибудь очень святым местам. Никакой музыки, никакого разгула. Кабак окончательно потерял право на это гордое имя и оказался простой таверной. Вошедшие постояли, оглядываясь по сторонам. К ним не спеша двинулся щуплый усатый человечек, подпоясанный не слишком белым фартуком поверх поношенных штанов. Но не успел он заговорить, как дверь снова распахнулась и в кабачок ввалились, едва не застряв в нешироком проеме, двое здоровенных плечистых мужиков в холщовых рубахах. Оба были слегка навеселе, как и полагается матросам, отпущенным до утра на берег. Не сумев вовремя затормозить, один из них налетел на стоящую посреди комнаты Полину и сбил бы ее с ног, если бы не штурман, успевший подхватить свою подопечную. - Ты глянь, стоит посреди дороги, как лютик влажный на болоте, - сам едва удержавшийся на ногах, матрос тем не менее извиняться не собирался. – Ну, чего раззявилась? Мужиков нормальных не видала?- Да брось, Мак, - перебил его второй, - не видишь, дама нас встречает с распростертыми объятьями, - и он потянулся к девушке с явным намерением проверить свое предположение на ощупь.Полина даже не успела подумать, с которого из них следует начать, как в глаз претендента на женские ласки влепился кулак рыжего штурмана. Хлоп! – и матрос, изумленно закатив глаза, шлепнулся на пол. В углу комнаты дружно на три голоса завизжали монашки.- Ах ты… Моль бледная! – Мак, побагровев, ринулся на помощь приятелю и, вцепившись в воротник обидчика, попытался поднять его над полом. Не тут-то было – штурман неуловимым даже глазу вампира движением стряхнул с себя руки противника и молниеносно оказался у того в тылу, вывернувшись из-под махнувшего впустую кулака. И все бы было хорошо, но второй моряк уже очухался и поднимался на ноги. Полина поняла, что дело плохо – против двух ражих мужиков штурману просто так не выстоять, придется раскрыть себя, иначе не уйти. И тут раздался звон стекла и треск ломающегося дерева. Вышибая на лету оконную раму, путаясь в поломанных планках оконного переплета и обрывках цветочной гирлянды, увенчанный усохшей чесночной головкой, в окно на дикой для летучей мыши скорости вломился огромный черный нетопырь. Он взвился под самый потолок и камнем рухнул вниз. Визг в углу перешел в откровенный рев, будто там столпилось небольшое коровье стадо. Буквально ударившись оземь, нетопырь обернулся рослым смуглым брюнетом, на котором почему-то были только черные кожаные штаны в обтяжку, ботфорты да алая косынка на голове поверх рассыпанных по плечам кудрей. Брюнет одним плавным движением поднялся на ноги, огляделся, потирая руки, и мрачно сказал:- Хорошего вам вечера, добрые горожане! – после чего медленно улыбнулся, обнажая потрясающе белого цвета зубы, среди которых выделялись, удлиняясь и удлиняясь на глазах, два великолепных острых клыка. – У вас есть вопросы к моему юному другу и его спутнице?