Глава 10. Старая вышивка (1/1)

Допоздна Элисиф то пыталась заснуть, то смотрела в окно на ночные небеса и тёмные очертания крепостных стен и деревьев, озарённые розово-сизым светом лун. Наконец, Ульфрик пришёл. Разделся, вымыл руки и тут же лёг. Когда она, не решаясь ни о чём спрашивать, тихо забралась под одеяло с другой стороны постели, соизволил сказать:—?Мавен не знает, что ты жахалась с Хеммингом. Это сильно облегчает дело.Видя, что он не собирается продолжать, она осторожно зашептала:—?Но как же…—?Это точно. Вунферт применил одурманивание разума и зелье для развязывания языка. Даже опытный чаровник под таким воздействием не солжёт. А такой сумасбродный глупец, как Хемминг?— уж тем более. Похоже, она просто глумилась в том разговоре после службы.Элисиф прошептала:—?Хорошо.На что он крепко ухватил её за подбородок и притянул к себе:—?Конечно, хорошо! Следовало тебе пойти послушать, чего он про тебя наговорил.От его сыроватой на ощупь холодной руки пахло цветочным мылом. Стараясь не шевелиться и едва двигая губами под его хваткой, она ответила:—?Наплевать. Он уже мертвец, как и все они. Так ведь?Похоже, удивившись таким словам, он выпустил её, отвернулся и скоро уснул, а она ещё некоторое время думала о допросах и скором суде и вспоминала те суды, когда сама выносила смертный приговор?— особенно самый первый свой суд, на котором приговорила к отсечению головы того предателя, что открыл перед убегавшим из Солитьюда Ульфриком городские ворота.Наутро перед ярлом и двором провели схваченных вчера обитателей городских подземелий. Каждого ночью хорошо допрашивали, так что выглядели все они соответствующе.Из престольного чертога после завтрака вынесли все столы, а часть скамей расставили на высоком месте по обе стороны от престола, дабы присутствующим было удобно смотреть.После всех приготовлений их повели из входной двери, скованных по рукам и ногам. Сначала трёх женщин, следом?— пятерых мужчин. Наконец, молодая особа, тонкая, довольно ошалевшего вида, предстала перед высоким местом. Её поставили на колени, и стало видно, что она недурна лицом и ладно сложена. Рассыпались по плечам всклокоченные серебристые волосы. Довакин представил её:—?Векс, наводчица. Хорошо посвящена в дела Гильдии. На допросе рассказала очень многое.Та закричала высоким неприятным голосом, надтреснутым и сорванным:—?Предатель! Обманщик! Проклятие Ноктюрнал падёт на тебя!Возмущённый гул прокатился по чертогу, а Нура под одобрительные кивки громко объявила:—?Они ещё и даэдрапоклонники! Мерзость! Отвратительная мерзость! Аэдра покарают тебя, дитя.Лайла поддержала её:—?В самом деле, подобного мы не ожидали. Нет места почитанию даэдра на скайримской земле. Кто следующий?Притихшую Векс подняли и отвели в сторону, а на её место поставили вторую женщину, темнокожую и с проседью в чёрных волосах. Вид она имела ещё более ошалевший, да и глаза выглядели заплаканными и опухшими.—?Тонилла, скупщица краденого. Муж её, Векел, тоже вор и преступник, убит вчера. На допросе показала немалую сговорчивость.Тонилла яростно смотрела на Довакина и других присутствующих, будто силясь что-нибудь выкрикнуть. Но то ли не нашла слов, то ли избили её слишком сильно?— так и осталась молчать. Скоро её так же, как и Векс, подняли и отвели подальше, а следом поставили третью женщину. Тёмные косы её растрепались, словно не переплетаемые несколько дней, а на редкой красоты бледном лице ярко светились пронзительно-синие глаза. Она явно очень не хотела становиться на колени, так что Лайла даже нестрого осадила стражей:—?Да оставьте, пускай держится на ногах, раз того желает. Какая красавица, надо же. Как тебя зовут?—?Сапфир! —?резко и непочтительно отвечала та. —?Сапфир! Потому что я люблю красть сапфиры! И краду!Она попыталась вырваться, и, перехватив покрепче, её тоже отвели в сторону под возмущённый гул голосов, а Лайла отстранённо произнесла:—?Падшие создания. Такой красивой девушке среди воров совсем не место.Нура на это сказала:—?Но мы видим, мой ярл, насколько глубоко в их сердца проникла скверна. Как и отрицание света аэдра. Почитатели Дочери Сумрака, кто бы мог подумать!Подвели следующего?— крепкого здоровяка с растрёпанными длинными светлыми волосами, бородкой и наколками или раскрасом из двух тёмно-красных узорчатых полос на каждой скуле. Через лоб его шла розовая повязка, засохшие багровые струйки тянулись вниз от носа и подбородка, а одежда местами изорвалась. Довакин представил и его:—?Тринн, костолом и пособник в мелких делах. Долго промышлял на Белом Береге в разбойничьем клане, грабил, убивал, насиловал. Лет пять назад прибился к Гильдии. Иногда подрабатывал и непосредственно на Чёрных Вересков, по их указанию побивая кого-нибудь.Тот молчал, лишь тяжело дышал и закатывал глаза. Следующим оказался тонкий низкорослый человек с таким же избитым лицом. Взгляд его неспокойно метался по присутствующим. Довакин же продолжил:—?Випир Живчик, как он себя называет. Рядовой вор-щипач и болтун, каких мало. Промышлял не только в Рифте. Однажды, по его собственному рассказу, вместе с девицей Векс после очередного дела скрываясь от видхельмской стражи, позабыл про своего коня и пробежал пешком чуть ли не без остановок от Виндхельма до самого Рифтена, да за один день, представляете?Многие из придворных и Братьев Бури принялись смеяться, а Галмар прогудел:—?Вот же враньё! Уж не меньше трёх дней скакать, загнав трёх или четырёх скакунов, а не бежать одному такому хилому дураку своими ногами.Тут уж даже Лайла и Харальд рассмеялись. Вайландрия прикрыла рот ладонью, явно веселясь, а Серлунд улыбнулся. Кажется, только Мьол Львица сохраняла спокойную строгость на лице.Следом шли человек по имени Рун?— имперец лет тридцати-тридцати пяти родом из Солитьюда, и босмер Нируин?— судя по словам Довакина, тот происходил из богатой и знатной валенвудской семьи, во всём благополучной, но однажды ему наскучила спокойная безбедная жизнь, и он связался поначалу с местной воровской сворой, Серебряными Полумесяцами, а около тридцати лет назад перебрался в Скайрим, вступил в ряды рифтенских воров и с тех пор промышлял здесь.Снегоходы и Лайла особенно вознегодовали, выслушав эту историю. Под всеобщие одобрительные кивки Лайла заявила:—?Тебя бы, благородный Нируин, наказать по-особому. Многие становятся разбойниками и ворами, пытаясь прокормиться, но уж такое… Двор всегда восхищался твоими образованностью и воспитанием, вкусом и удачливостью, а ты оказался гнусным обманщиком! [1]Тот ответил:—?Ты так не печалься, мой ярл. Тебе ещё многое откроется в этом расследовании?— и о многих.И громко рассмеялся. И продолжал веселиться, когда его увели от престола, а на его место поставили пожилого человека с лысой головой и запавшими глазами. Довакин представил и его:—?Делвин Меллори. Многие из высшего общества Рифта наверняка его тоже знают.[2] Один из главарей Гильдии, наводчик и наниматель, привёл многих к их дурному ремеслу. Последние три десятка лет потворствует и даэдрапоклонничеству. Остальных важных воров, которые успели ускользнуть или не были вчера найдены в городе, мы ищем, госпожа ярл.Довакин поклонился Лайле, и та встрепенулась:—?Почитатели Дочери Сумрака, ну надо же! В моем городе! Возмутительно! А ведь в Виндхельме, как помню, год или два назад накрыли подобное сборище воров, только пришлых, с Саммерсета?Ульфрик кивнул, а Галмар пояснил:—?Верно, было такое. Альтмерская гнусь орудовала во владении. Десяток альтмеров держали схрон в пещере на склонах к озеру Йоргрим, да, кроме того, даже и в самом Виндхельме подрядили кое-кого себе в помощь. Скупщицу краденого как раз. Половину тех воров при задержании тоже поубивали, остальные сейчас дожидаются казни. Странно, что среди этих ни одного альтмера.Лайла кивнула ему и, обратясь к остальным присутствующим, жестко произнесла:—?Никто из этих дурных людей и меров не избежит правосудия. Каждый получит по заслугам. Стража, уведите.Когда их вывели прочь, сотник стражи отчитался:—?Госпожа ярл, оных схваченных, выяснив имена, допрашивали почти до утра. Все те их слова, в чьей правдивости у нас нет сомнений, указывают на существование слаженной воровской и прочей преступной деятельности как в Рифтене и владении, так и по всему Скайриму. В ближайшие дни мы призовем пострадавших от них горожан для дачи свидетельств.—?Вы проделали достойную работу. Ступай отдыхать, как и твои люди.Сотник поклонился и вышел вместе со своими подчиненными, а присутствующие тут же принялись нестройно гудеть. По знаку Лайлы Унмид Снегоход громко потребовал:—?Тишина! Тишина!Быстро примолкшему народу Лайла объявила:—?А теперь следует пойти на службу. Вознести молитву Талосу, дабы он даровал нам силу духа, Акатошу, дабы он помог нам разобраться в хитрых бесчинствах гнусных преступников, и Джулианосу, дабы он осветил наш праведный путь светом своей истины и мудрости. И всем прочим из Девяти.Многие согласно закивали, и все потянулись к выходу из чертога. Напоследок, коротко перемолвившись с Нурой, Лайла добавила:—?Нынче пойдем в замковую часовню, не в рощу.Харальд сегодня, как и вчера вечером, был непривычно молчалив, и тревожное удивление почти не сходило с его лица. Серлунд и Вайландрия, которых Элисиф видела среди толпы у одной из стен чертога, сохраняли непоколебимое спокойствие. А вот управительница Ануриэль словно бы волновалась?— хотя Элисиф почти не видела её, так как стояла та рядом с престолом. Но сейчас, под руку с Ульфриком направившись к выходу, она едва ли не лицом к лицу с нею столкнулась. Та резко вздохнула, поклонилась и поспешила скрыться с глаз. Когда они шли по одному из переходов к домовой часовне, Элисиф прошептала:—?Управительница странно волнуется. Так глянула на тебя, словно ты обещал ей расправу, не меньше.—?Она работала на Мавен. К тому же, с Унмидом они любовники, хотя это, кажется, всем здесь известно, кроме Лайлы и Нуры.—?Это всё Довакин наболтал?—?Не только он, представь себе.Они дошли до выхода из замка и спустились по лестнице в рощицу в одном из внутренних дворов крепости. За несколькими рядами березок, осин и кленов возвышалась часовня из потемневшего от времени дерева, которая походила одновременно на храм Мары и на часовни Акатоша в Сиродиле. Нура со своими жрецами, служители Мары и других богов уже торопились зайти туда, дабы подготовиться к службе. Придворные и гости ярла собрались перед храмом.Нура была не менее многословна, чем в другие дни, только, кроме прочего, восхваляла ещё и тана Мьол и Довакина за их доблесть, смелость и честь?— впрочем, не менее надоедливо, чем в других своих речах вспоминала Ульфрика с его доблестью, смелостью и честью.А после скромного обеда, на котором Лайла мрачно молчала, и прочие присутствующие помалкивали по её примеру, Ульфрик проводил Элисиф в покои. Попутно забрав пару кое-каких своих мелких вещей, собрался уходить. Элисиф вслед спросила:—?Вам ведь будут зачитывать всё сказанное на допросах? Я хотела бы послушать.Мысли о предстоящем суде и о том, что Мавен не ведает о связи своего сына с нею, не давали покоя. Она беспрестанно просчитывала возможные пути событий, что ожидают её на суде, и всякий раз получался новый неприятный исход.—?Тебя ждет вышивка, не забыла? Твои стражи упоминали, что в Солитьюде ты вышивала то ли охоту, то ли битву. И захватила с собой в дорогу.—?Охоту на оленя в лесах под Солитьюдом,?— угрюмо отвечала Элисиф. Полотно с вышивкой давно было заброшено и уложено чуть ли не на дно её походного сундука в короб с прочим рукоделием. Хотя в любой час можно взять чистый кусок ткани и начать другую вышивку, к тому же среди прочих подарков ей преподнесли и богатый швейный набор, а с ним несколько больших мотков тончайшей льняной пряжи, весьма добротную шерсть и с десяток моточков шелка. —?Вообще-то, не вижу беды в том, чтобы захватить с собой рукоделие. Это слушать не мешает. Тебе нужны перчатки для боевых упражнений? Могу связать иглой.[3]Он рассмеялся:—?Зачем тебе это слушать? Только зря разволнуешься. А перчатки свяжи, не помешают,?— наблюдая перемену в её лице, он ещё больше развеселился. —?Да что ж такое, тут же расхотела!—?Тогда уж продолжу вышивать… что-нибудь. Или читать, как ты велел.—?Да хоть спи и ешь всё время.Она постаралась ни единым движением не отвечать на эти слова, и, вроде бы, вполне успешно.—?В самом деле, зря я заговорила о таком. Ясно ведь, что ты не позволил бы.—?А ты плохо просишь. Неправильно,?— вдруг он резко притянул ее за обе руки, поцеловал в губы, потом ухватил сзади пониже поясницы, от чего она едва не вскрикнула, но, сдержавшись, лишь удивленно вздохнула.Не отваживаясь оттолкнуть его, опустила взгляд и тихо проговорила:—?Не вижу, в чем моя просьба неправильна.Хотя этой ночью он не притрагивался к ней, она ожидала, что вновь придется принимать его ртом. Похоже, сегодня этого уже не избежать. Поежившись от неприятного воспоминания и ожидаемого продолжения, она высвободила ладонь из его руки. Но он тут же ухватил её за плечо, неспешно провел пальцами по губам:—?Неужели?—?Пожалуйста. Я ничего не хочу. Невозможно, чтобы у тебя не было любовницы среди Сестёр Бури. Пойди к ней.—?Опять что-то новое. Раз не хочешь, нечего и просить. Займись своими делами.—?Как скажешь.Тут он вновь притянул её и, ловя её взгляд, прошептал:—?Выпьешь сейчас кое-какое другое зелье, и кровь прекратится. Этой ночью отжарю тебя так, чтобы и встать не могла.—?Нет…—?Да.Он ушёл, и она неподвижно простояла некоторое время, не отрывая взгляда от двери. Опомнившись, мотнула головой, прошла вглубь опочивальни и села на постель. Надо бы позвать Идгрод и придумать, чем заняться. Хотелось биться на мечах?— слишком давно она этого не делала, и как можно скорее следует заняться учебным боем, как и стрельбой из лука, пока навык не пропал, да руки не ослабели.[4]Очень скоро явился Вунферт со своими зельями. Вытащил небольшую склянку из наплечной сумы, поставил на стол, следом достал тонкую ложечку из дымного стекла и протянул Элисиф:—?Разведите в кубке воды ложку этого средства и выпейте, госпожа. Так велел наш ярл.—?Я не хотела бы, чародей. Не навредит ли оно мне?—?Не навредит, будьте спокойны.—?Знаешь ли ты женщин, которые принимали это средство и то, полынное, а потом благополучно рожали здоровых детей?—?Знаю, госпожа моя. Кроме того, есть средство, заставляющее зачать с первого же раза. Оно так же безопасно, поверьте.Негодование неудержимо поднялось внутри. Сев за стол и беря склянку, она жёстко спросила:—?Почему тогда он не напоил меня тем зельем и не взял в ночь падения Солитьюда? И сейчас я была бы брюхата, и не нужно было бы меня касаться, разве нет?С громким хлопком пробка вышла из горлышка, хотя, чтобы вытащить её, пришлось приложить некоторое усилие. На приклеенном к тёмно-зелёному непрозрачному стеклу клочке бумаги значилось: ?Для немедленного прекращения женской крови?. Наверное, Сёстры Бури или служанки в Королевском Дворце порой вынуждены были принимать это, как и полынное зелье? Но, вероятно, Вунферт варил их вовсе не только по желанию Ульфрика, а также и чтобы сбывать внутри войска?—?Если госпожа так желает ребёнка, зачем же перед свадьбой приняла тот подарок от маленькой травницы?А если опрокинуть или уронить эту склянку? Рука дернулась, но Элисиф всё же отмерила, сколько сказали, разбавила водой и выпила. Закупорила склянку и поставила на стол рядом с ложечкой. Вунферт подобрал свои вещицы и с добрейшей улыбкой поклонился. Элисиф спокойно обронила:—?Ему я уже всё сказала. И я благодарю тебя, чародей. Извини за мою мнительность. И если была невежлива с тобою, тоже извиняюсь.С прежней улыбкой и поклоном он вышел, а Элисиф так и осталась сидеть за столом, прислушиваясь к ощущениям и думая о Вунферте. Он опасен. С ним следует обходиться вежливо и благожелательно. Вероятно, опаснее него никого не найти во всём Скайриме?— не считая, разве только, Довакина? Хотя, в Коллегии Магов живут ещё один умелый призыватель мёртвых и особе искусная в чарах Разрушения альтмерка, да и морфальский придворный чародей, следовало думать, не слабее. Но они далеко, а Вунферт будет варить для неё зелья, осматривать её брюхатую и, вероятно, присутствовать при её родах. Надо бы подумать над тем, чтобы подарить ему что-нибудь ценное и приятное.Скоро пришла Идгрод, и они разобрали походный сундук. Под мешком с исподним и рубахами, под несколькими платьями, шерстяным плащом, мешком чулок и носков, мешком с туфельками, кожаной сумкой с сапогами и сандалиями, да парой других вещей нашлась коробка с рукодельным набором, моточками ниток, лентами, складными пяльцами и той самой вышивкой. Они расстелили кусок ткани длиной в два локтя и шириной в локоть на полу перед одним из окон, чтобы получше разглядеть под солнечными лучами. В левом верхнем углу высилась солитьюдская скала с крепостной стеной и столпами Мрачного замка и Синего дворца, ниже по всей длине полотна рос лес из елей, сосен и березок, по низу торчала из бурой земли кое-где травка пучками, а посередине всадники в богатых одеждах и на прекрасных скакунах преследовали оленя, и две тонконогие гончие загоняли того с двух сторон. Рыжие пряди, усы и борода, а также синие глаза того всадника, что мчался прямо вслед за гончими и оленем, выделялись особенно ярко, как и золотые одежды и серебряные меха. Следом скакала на белом коне всадница с развевающимися на ветру пышными косами того же цвета, что и волосы первого всадника, с точно такими же глазами и в почти таком же одеянии. Натянутые луки обоих тоже уже были вышиты, а вот трое других охотников пока едва обозначались, как и деревья посередине и справа, а также олень и трава.Идгрод провела пальцами по голове и одеждам рыжеволосого всадника, а потом по косам и плащу всадницы:—?Торуг. Это ведь Торуг. А это ты.Элисиф кивнула и тоже коснулась всадников, потом оленя и трав:—?Стражницы расказали Ульфрику про эту мою работу, хотя я не занималась ею в дороге, а лишь уложила в сундук вместе с прочим рукоделием, когда собиралась. Тайком отпорола наши короны на следующий день после захвата Солитьюда. Когда укладывала к швейному набору, они подсмотрели и запомнили.—?Что-нибудь сказали?—?Спросили, кто это. Ответила, что это мои родители. Отец был такой же рыжий, как и дядюшка Истлод, и как наш с Торугом дед?— старый король[5].Слёзы уже некоторое время подступали к горлу, и, наконец, взгляд затуманился, в носу защипало, и она сцепила зубы. По щекам прочертило горячие дорожки. Голос зазвучал предательски тонко:—?Нельзя было брать это. Лучше бы подарила Виттории или Гисли. Или сожгла бы в очаге.Идгрод с печальным вздохом потянулась обнять её, и Элисиф расплакалась, почти не сдерживаясь?— кажется, впервые со дня падения Солитьюда?— по каждому, кого она потеряла.Когда они разняли объятия, оказалось, что у Идгрод лицо тоже мокрое от слёз. И она прошептала:—?Я по нему тоже тоскую иногда. Невозможно забыть его.—?Ох, ну что ты…Некоторое время они смотрели на вышивку, затем Элисиф прошептала:—?Сожгу.—?Не надо!—?Сожгу. Что ещё с этим делать? Скажу ему, что ошиблась, что это шитьё уехало в Виндхельм с прочими вещами, а там он и забудет.—?Стражницы напомнят.—?Ну… да. Наверняка.Она поднялась и отошла к постели, по пути складывая полотно. Уложила его на дно короба, сверху отправила моточки ниток, коробочку с вышивальным набором, коробочку с набором для шитья, пяльцы и несколько полос ткани, на которых делалась вышивка для рукавов, ворота и подола. Закрывая крышку на засовчики, проговорила:—?Может, я ещё отправлюсь в заключение в ту крепость, в Виндхельме и не побываю, так что у меня будет достаточно времени на любое занятие, какое мне дозволят.Идгрод села напротив. Элисиф улыбнулась ей, и Идгрод коснулась её плеча:—?Галмар говорит, Ульфрик давно задумывал раздавить Вересков, особенно после хротгарских переговоров, но было не до того, да и Лайла противилась.—?А Лайла сама точно не работает на Мавен? Или Харальд? —?Элисиф невольно рассмеялась. —?Хотя ему-то уж ни к чему. Или их настолько запугали, что они не решаются ничего предпринять.—?Возможно. Но суд этот в любом случае очень опасен и для Ульфрика, и для Лайлы. Как и для каждого из нас. Верески слишком влиятельны, чтобы вот так их взять под стражу. Слишком много у них связей и богатств.—?Торуг был королём. И никто ничего Ульфрику не сделал за его убийство. Связи и происхождение порой ничего не стоят, а до богатства всегда найдутся желающие. Снегоходы уже заявили права на половину черновересковых медоварен, чему тут удивляться.Идгрод кивнула:—?Да, меня вчера повеселило, как быстро госпожа Нура нашлась. Остальные медоварни поделят между собой рифтенские банки и Крепкий Щит, наверное?— если из них до сих пор кто остался?— и если Свана с дитём не умрут родами. Хотела бы я ей помочь, как помогала Лами. Я умею.—?Значит, поможешь,?— не в силах более говорить о суде, Элисиф поднялась, подошла к столу и налила себе ягодного сока. Съела несколько орешков в меду. —?А сколько у Лами деток, я подзабыла?Идгрод дружила с травницей, что жила рядом с мостом через Хьял немного севернее дома ярлов и держала единственную в Морфале травницкую лавочку с забавным названием, которое Элисиф сейчас не припоминала. Судя по словам Идгрод, та женщина почти всё свободное время посвящала изучению травницких книг, приготовлению зелий и опытам с ними, а, кроме того, занималась и кое-чем запретным. Идгрод не уточняла, чем именно, но из остального рассказа явно следовало, что Лами варила скуму[6].—?Пока четверо. Я помогала ей с тремя младшими. Она и сама немного умеет исцелять чарами, и зелья у неё очень хорошие, но всегда надёжнее, чтобы другой чаровник следил.Элисиф не доводилось присутствовать при родах?— даже у придворных, хотя иногда любопытство снедало безжалостно. Овдовев, она старалась гнать от себя всякие мысли о рождении детей, хотя, беря на руки или просто видя чужого младенца, часто представляла такого и у себя. Сейчас же всегдашняя мысль о том, что не следовало им с Торугом тянуть время, а следовало ей родить поскорее, пронзила особенно острой тоской.Нет, они верно поступили. Иначе у неё был бы теперь во всём неудобный и ненужный Ульфрику и Клинкам Бури младенец лет двух или полутора, от которого уж поспешили бы избавиться, не дозволили бы наследнику убитого короля вырасти и возмужать.Недолго помолчав, Элисиф вспомнила, наконец, о главном:—?Хочу биться на мечах. Или пострелять из лука, хотя бы.—?Тогда пойдём! —?Идгрод хлопнула в ладоши. —?Я тоже хочу!Её охотничье седло, прекрасные лук с тулом и колчаном и перчатками для стрельбы, меч, щит, кинжалы, боевой топор и полный набор выкованных по имперскому образцу доспехов, которые Ульфрик, как ни странно, дозволил забрать с собой, сейчас отправлены были в Виндхельм за ненадобностью. Те же самые вещи Идгрод тоже уехали в новую столицу.Но едва ли для них не найдется луков со стрелами и деревянных мечей, что обычно применяют для обучения и упражнений, когда они придут в военный двор и изъявят желание позаниматься.Гевьон и Холмгейра с большим сомнением выслушали их пожелание пойти в военный двор и взять оружие, но, недолго пошептавшись, всё же согласились. Элисиф переоделась в платье для верховой езды, поскольку иного подходящего у неё не было, и Идгрод сделала то же самое. Затем они связали косы ленточками и заправили за пояса, чтобы те не мешались.Последние дни стояла непомерно жаркая погода, но, к счастью, сегодня с утра набежали неплотные тучи, а с ними налетел и прохладный северный ветерок. Только что прошёл дождь, так что, даже когда солнце показывалось в небе, приятная прохлада не сменялась духотой. Час учения стражи закончился, и лишь звуки голосов, конское ржание и скрип повозок из-за стены крепости, редкие перекатывающиеся по вытоптанной земле лепестки отцветших цветов, да кружившие над травой бабочки нарушали безмолвие и покой военного двора. Деревянные мечи нашлись в большом сундуке и на столах под примыкающим к выходу из замка навесом, как и несколько бережно уложенных в чехлы луков с полными стрел тулами, а с противоположной стороны торчали из земли искромсанные соломенные чучела и установленные на подставках в качестве целей щиты.За прошедшие с захвата Солитьюда полтора месяца Элисиф не притрагивалась ни к мечу, ни к луку и стрелам, да и ходила совсем немного, не говоря уж о беге и верховой езде, так что очень скоро почувствовала, насколько ослабели руки и ноги. Идгрод провела в бездействии в заключении намного дольше, так что запыхалась заметно быстрее.Некоторое время они, вооружившись лишь мечами и кружа друг против друга, обменивались простыми ударами, затем взяли щиты, чтобы поотрабатывать приёмы защиты. Непривычно скоро усталость поселилась в мышцах, дыхание начало сбиваться, а сердце заколотилось в самом горле.Совсем запыхавшись, Идгод негодующе воскликнула:—?Так быстро я никогда не уставала! Это всё заключение и бездействие в пути,?— затем припомнила. —?Знаешь, придворные и матушкин хускарл всегда ревниво следили, чтобы я беспрестанно занималась с оружием и не теряла навыков, не растрачивалась на чародейство и учение больше, чем на военные упражнения. От Йорика такого никогда не требовали. Но он и в чарах посильнее меня, да и не был наследником.Тут она, тяжело выдохнув, сняла с пояса флягу и немного отпила. Вспомнив о воде, Элисиф взяла собственную флягу, чтобы смочить губы и язык?— утомившись боем, пусть и учебным, нельзя сразу много выпивать даже тёплой воды.Гевьон и Холмгейра пристально наблюдали, но, когда их подопечные отошли под навес и сели на лавку, сами взялись за оружие. За время пути Элисиф много раз наблюдала, как её стражницы отрабатывают удары и защиту, как кромсают учебные чучела кинжалами и как стреляют из лука?— поодиночке, вдвоём, вчетвером или с другими Братьями Бури. Возможно, зря она не решалась присоединиться к ним или пострелять? Тогда люди Ульфрика перестали бы считать её изнеженной высокомерной гордячкой?— или это не помогло бы? Впрочем, в последнем несомненна её вина?— ведь она не желала дружелюбно общаться ни с Клинками Бури, ни со стражами, ни с новыми ярлами. Но всё же пока не чувствовала в себе готовности пересилить гнев и неприязнь ко всем этим предателям.Отдохнув, они попросили у Гевьон и Холмгейры перчатки для стрельбы и взяли из сундука луки и тулы. Натянуть тетиву простенького пользованного лука оказалось не сложно, но всё равно пальцы и запястья скоро устали, хотя Элисиф, как всегда, метко попадала в цель. Идгрод стреляла заметно хуже, но её это не печалило. Когда очередная стрела угодила мимо цели, Идгрод, посмеявшись, заверила:—?Зато Огненные Шары, Ледяные Шипы и Молнии с моих рук всегда попадают, куда нужно!Ко времени полдника они до крайности утомились, да и выглядели соответствующе?— даже переплетённые лентами и заткнутые за пояса косы истрепались, а лица запылились. Следовало бы вымыться и причесаться, но присланные за ними слуги столь настойчиво звали к столу, что Элисиф решила пойти прямо так, в охотничьем платье, без украшений и с обрамлявшими лицо выбившимися из кос прядями?— разве что расчесав их гребешком. Пускай Ульфрик и остальные увидят, что она не чуждается битвы.Идгрод согласилась, и, несмотря на возражения стражниц, они отправились прямо в трапезную.