6-ю днями ранее. Утро. (1/1)

Июнь 1964г. Стамбул.С волос Габи все еще капает вода.?Да, я поняла?. ?Да, разберемся?.?Нет, не нужно?.Она кружит по гостиной с телефоном в руках, монотонно докладывая Уэверли обстановку по защищенной линии. Выгораживая Соло, история выходит скомканной, сильно урезанной и фактически сводится к тому, что к их приходу сейф уже был вскрыт и абсолютно пуст.Илья сидит в низком кресле, сбросив промокший насквозь смокинг на подлокотник, и машинально отслеживает траекторию движения девушки. Д`Васмера и поцелуи под палящим солнцем они обсудили еще в машине – быстро, почти без скандала, проделав оставшуюся часть пути до особняка в угрюмом молчании.Габи с грохотом и протяжным, растянутым в воздухе, звоном опускает телефон на высокую тумбу в другом конце комнаты – там, где ее застает конец разговора и, тяжело передвигаясь в громоздком платье, наконец, возвращается на диван. Курякин думает и ждет новостей. Думает, что единственная причина, по которой он все еще здесь – маленькая записная книжка, что жжет карман. Думает обо всем сразу и ни о чем конкретно: о Уэверли, о деле, о полотенце, накинутом на плечи Габи, о том, что разделиться было плохой идеей. Он понял это еще тогда, стоя на пороге замка после неудачной попытки изъять документы. В такую непогоду Габи его попросту не найдет, как сам будет искать машину, Илья тоже представлял слабо. Вернуться на праздник, не спровоцировав при этом резонный вопрос: ?Почему его и мисс Ферраро не волнует судьба их друга и брата?? у него вряд ли получится. Курякин во всех красках увидел, как Габи в образе поруганной добродетели наскоро заговаривает Альберу зубы и, выдохнув, шагнул под непроглядную дождевую завесу. Дом за его спиной тут же растворился в льющихся с неба потоках воды.Мутное ночное небо расколола молния, подсветив стриженые кусты и размытый ?в болото? газон. Громовой раскат с треском сотряс воздух. На долю секунды вокруг стало оглушительно тихо, а потом шторм обрушился на побережье с удвоенной силой. Прикинув курс на парковку, Илья пошел вброд вдоль живой изгороди.Быстро приближающуюся во мраке фигурку он поначалу принял за Габи.-Ворота в тридцати метрах прямо! – нарисованная бесстрастная маска, с которой Илья добрых десять минут не сводил глаз в зале, грязными подтеками струилась по ее лицу. Хлюпая по брусчатке босиком и одной рукой подбирая оборванный подол, та самая, знакомая американца почти пробежала мимо. -Что?! – не сразу понял Илья, что ей от него нужно и как она вообще тут оказалась.-Я говорю, ворота дальше! – перекрикивая шум дождя, незнакомка обернулась, махнула зажатой в руке туфлей в нужном направлении, и без того промокшее до нитки платье ухнуло в грязный поток под ногами. – Советую поторопиться!Илья бы мог не поверить, но место для выяснения отношений было крайне не подходящим. Какая бы кошка не пробежала между ней и Ковбоем, это не его дело. Сейчас его дело – найти машину, дождаться Габи и решить, что делать дальше… Настойчивый телефонный звонок посреди ночи нарушает сонное оцепенение, но не предвещает ничего хорошего. Отвечает Илья. После краткого разговора он прикрывает глаза, делает затяжной вдох и аккуратно возвращает телефонную трубку на рычаг. В том, как он это делает, сквозят отголоски кармически неотвратимой катастрофы.-Что? – подхватывается Габи с места.Соблазн оставить все как есть и, возможно, избежать новых проблем, становится почти непреодолимым.-Поехали, - делает над собой усилие Илья, сгребая пиджак.-Да что стряслось? -Ковбой загремел в полицию.***К тому времени, когда они добираются до участка, над промытым ливнем городом повисает тусклое южное утро. Заполошный дежурный мельтешит перед глазами, отчаянно жестикулируя, почти кричит на плохом английском, перемежая речь турецкими эпитетами, о значении которых они оба могут только догадываться. Габи честно пытается уловить смысл трескотни. Илья весьма успешно делает вид. Из сбивчивых объяснений, впрочем, удается вынести, что Армандо Ферраро оказался чьим-то бывшим мужем, посягнувшим на душевное спокойствие несостоявшейся второй половины.-Ты слышала то же, что и я? – не верит своим ушам Курякин, начиная грешить на корявое произношение сержанта и собственные пробелы в знании языка.-Ага, - ошарашено кивает Габи, с трудом переваривая новую информацию.Из-за стеклянной двери с нечитаемой табличкой показывается внушительных габаритов капитан: помятый и нервный. Очевидно, задержание мистера Ферраро добавило ему сверхурочной работы: важная ?шишка?, к тому же иностранец. Сверкая золотым зубом, он куда-то отсылает сержанта вместе с Габи и они, гулко топают в недра пустого коридора. Илья удостаивается большей чести.Кабинет начальника участка больше напоминает крысиную нору, а его хозяин – необъятный лысеющий турок лет пятидесяти – жабу переростка. В помещении три на три ни одного открытого окна, а в пропыленном воздухе висит запах прогорклой пищи и еще чего-то, о чем Илья даже задумываться не хочет. -Мистер Крэйн, давно вы знаете мистера Ферраро? Капитан с подозрением прищуривается, жирной задницей чувствуя подвох, но агент не в обиде, агенту все его уловки - что мертвому припарки. -Со школьной скамьи, - с готовностью отзывается Илья, когда ситуация не ставит в неудобное положение его лично, вранье ?на ура? отскакивает от зубов. Илья устал, голоден и зол. Так что сыграть роль мученика для него ничего не стоит.-И вы утверждаете, - гнусавит капитан, зарываясь носом в ворох бумажек на заваленном столе, - что мистер Ферраро никогда не был женат?Илье открывается вид на мокрые подмышки и источник ?аромата? - недоеденный лет двести назад и не подлежащий опознанию продукт турецкой пищевой промышленности. И он, быть может, в первый, и уж точно – в последний раз искренне посочувствовал Соло: если у главного в этой богадельне творился такой бедлам, оставалось только гадать о состоянии камер и заключенных. -Абсолютно. Произошло досадное недоразумение. Я готов – и Илья сам не верит, что это говорит – за него поручиться. Очевидно, англичанин в лице Курякина внушает доверия чуть больше, чем мистер Ферраро, потому что уже через пятнадцать минут бесполезных расспросов и символический штраф, капитан отдает распоряжение выпустить арестованного. Илья крепко пожимает протянутую руку, когда на выходе из кабинета его едва не сшибает с ног американец, мчащийся по коридору неуправляемым товарняком, за ним почти бежит Габи, равняя на широкий шаг три своих. -Клаустрофобия у него, - пожимает плечами Илья, когда капитан уже готов пересмотреть свою лояльную позицию.Весь тот недолгий путь от капитанского кабинета до входных дверей до Ильи доносится приглушенная ругань. Соло требует ключи, Габи пытается читать ему нотации. Илья ловит себя на мысли, что роль наседки – сестры над непутевым братцем у Теллер отлично выходит. Больше его напрягает слетевший с катушек американец. Которого, к слову, ни возле машины, ни в ее окрестностях не наблюдается. Облако голубого шелка мелькает меж деревьев в нескольких десятках метров от него. Илья психует молча, от всей души прикладываясь о блестящую алую дверцу. Металл жалобно всхлипывает и проседает под его кулаком. За испорченный реквизит и испорченного вора разбираться с Уэверли он будет потом.Разделяющее их расстояние Курякин преодолевает за пять с четвертью минут, застав отголоски разборки аккурат на пристани. -Ты со своими бабами загубишь нам всю операцию, - рычит Илья, наплевав на остатки здравомыслия, что вопят ему заткнуться, и поскорее.Аргумент американца прилетает ударом в челюсть. Не точным экономным броском, каким учат в спецслужбах, а с чувством полной отдачи и наслаждения. Кажется, хрустят кости. Пока Курякин пытается проморгаться, Соло бьет снова.Рано или поздно, но это должно было произойти. Дипломатические прелюдии со свистом летят к чертям.Врезать пару тройку раз напарнику, разумеется, в терапевтических целях, он всегда готов. Но американцу есть, где развернуться, и на поверку в рукопашной он оказывается не таким уж и профаном, как Илья до сих пор думал. Удар под ребра сгибает Соло пополам.Где-то на периферии звенит разъяренный и одновременно умоляющий голос Габи, благо, ей хватает ума не лезть между молотом и наковальней. Под пальцами Ильи расползается дорогая ткань. Он падает, но тащит Соло за собой. С переменным преимуществом они перекатываются по брусчатке, покрываясь слоями крови и грязи, пока, наконец, не валятся клубком в вонючие воды Босфора в полуметре от винтов стоящей на приколе посудины. Наполеон ухватился за гладкие, отполированные морем и ветром доски, подтянулся и перевалился за борт, удачно приземлившись в кучу снастей. Отжимая на палубу смокинг, напротив уже обсыхает Курякин. В прозрачном голубом небе истошно орут чайки, о гранитную пристань плещется волна и только на маленьком суденышке царит такое тяжелое молчание, что не пойти с этим грузом ко дну было бы большой удачей.-Может, спросишь, наконец, - сплевывая кровавую слюну, первым выходит на диалог, как не странно, Илья, - что в пакете? -Может спросишь, откуда я знаю, что у вас его нет? – парирует Соло. Он приходит в себя медленно с полным осознанием грядущих последствий. - Я знаю, у кого он. Похоже, есть еще люди, которых интересует его содержимое.-Неплохо, Ковбой. Расскажешь по дороге.Неплохо будет, если эта и последующие выходки сойдут ему с рук. Соло мелкими глотками вдыхает тяжелеющий воздух. Он знает, что сойдут.-Габи.-Да, - соглашается Курякин, предвкушая малоприятный разговор с Теллер. В лучшем случае - с Теллер. Соло скидывает с плеч безнадежно испорченный смокинг, уверенно отправляя его в ближайший мусорный бак. И это второе открытие за ночь. Или первое за утро?Теллер благополучно обнаруживается на диване в гостиной, когда они вваливаются через порог почти одновременно – Соло светит разбитым лицом, Курякин заметно хромает и держится за ребра. И чтобы произвести большее впечатление, Илье остается только повиснуть не шее напарника с вопросом: ?ты меня уважаешь??. То, что Габи о них думает, громко хлопнувшая в глубине дома дверь говорит лучше всяких слов.