23. Предательство Линдси. Часть 3 (1/1)

—?Что же ты замерла? —?спокойный, насмешливый тон, которого она не слышит. —?Помоги человеку?— избавь от страданий.Нож подлетает ближе. Рукояткой к Линдси, лезвием к Наоми.—?Убей меня! —?в такт ему вторит Наоми, обезображенная снаружи и внутри. Она смотрит на нее злыми глазами, а Линдси не может поверить, что все это происходит с ней.Просьбы, приказы?— все проникает сквозь нее, отравляет здравый рассудок, затрагивает сострадание и непонимание, пронзает жесткой, сокрушительной, почти физической болью, от которой хочется сбиться в комок и кричать?— долго, истошно.Ей хочется взвыть о том, что они сошли с ума, что надо это прекратить?— разрешить все тихо-мирно, но они продолжают на нее давить.?Убей меня! Убей ее!??— назойливые голоса сдавливают виски, всасываются в кровь, долбят вместе с сердцем. Линдси жмурится, вспоминая девочек и то, как отчаянно все это время пыталась их защитить.Обстоятельства требуют настойчивости, рвения идти до конца, а она понимает насколько слаба для подобных крайностей и насколько сильно у нее трясутся поджилки.Пальцы цепляются за рукоять?— больше в поисках поддержки, опоры, но Хао понимает этот жест по-своему. Впрочем, как и Наоми.—?И ты мне говоришь о том, что можно все исправить? —?шипит в буйной усмешке она, искоса поглядывая на Асакуру, слышащего лишь отголоски фраз на расстоянии. Удивленный и выжидающий.Линдси стискивает челюсти, а Наоми прикрывает глаза. Она чувствует, как нависшая и потерянная, Линдси раскрывает перед ней одной сознание, позволяет заглянуть и понять причины собственного поведения?— почему она так стремилась попасть под крыло к Хао, почему так редко общалась с собственными детьми. Почему так решительно вставала каждый раз, когда уже должна была быть мертва.—?Ты знаешь, что это не просто так,?— шепчет она, а Наоми видит, как душа внутри нее мечется. От осознания того, что она идет против своей воли, своих желаний, что сейчас она убьет пусть и не родную, но родственницу, в угоду какому-то социопату. Душа загибается, немо кричит в рамках содрогающегося тела, а Наоми меняется во взгляде, будто бы понимая…?Беги! Беги, Наоми! Я сделаю вид, что не догнала тебя!??— вкладываются в ее голову чужие мысли, судорожные, холеричные. —??Беги, и мы все решим! Все изменится! Мы все изменим, и не будет больше несправедливости, обещаю!?.Соленые капли стекают вместе с моросящим дождем ей на лицо. Наоми не фыркает, не ерзает в омерзении. Она застывает, немного щурясь и улыбаясь по-странному, непривычно тепло.?Я обещаю, ты будешь счастлива!??— кричит ей Линдси, а внутри что-то надламывается. Глаза широко распахиваются, грудь наполняется свежим холодным воздухом и…—?Да черта с два!И тело выгибается в спине дугой, натыкаясь на нож.Линдси понимает не сразу, но теплая улыбка, сменяющаяся оскалом и болезненной жестокостью, сверкает перед потерянным лицом. Наоми хрипит?— вложив последние силы в рывок, она сделала так, чтобы лезвие, дрожащее в паре сантиметров от нее, задело важную артерию, впилось в мышцы. И сейчас ей осталось немного, чтобы истечь кровью и умереть.На радость тому придурку.На понимание Линдси жестокой реалии жизни. Лицо Линдси искажается, руки дрожат, а глаза, широко распахнутые, наполняются слезами.—?Нет,?— тихо шепчет, сдавливает голос в горле, на границе сознания понимая, что Хао все еще наблюдает. Пальцы деревенеют, пытаются надавить на рану, но Наоми корчится, делает вид, будто ей больно, и Линдси дергается в сторону, не зная, как помочь. Она порывается встать, мечется, но вместо помощи со стороны Наоми, вместо желания жить дальше, она видит лишь, как та в последний раз усмехается, даже на последних секундах жизни оставаясь неисправимой дрянью.Отголоском побочной ветки, несостоявшейся главой.Ужас и осознание того, что таких, как она, еще множество, что их с детства взращивают именно такими, парализует. Страх за собственных детей, что однажды они оступятся, и она не сможет помочь, не успеет, доводит до судороги, до нарастающей истерии.—?Молодец,?— которую прерывает Хао своим ровным тоном и ладонью на ее плече.Она поднимает на него глаза, опустошенные, безжизненные, не замечает его немного обескураженного, будто бы прячущегося, взгляда. И вновь опускает на Наоми, что уже не трепыхается, застыв в вечности, но продолжает смеяться над дерьмовостью жизни, над всем семейством Киоям.И дает понять, что только будучи мертвой…—?Избавься от тела,?— Киояма может стать по-настоящему свободной. ***Линдси обрывает свой рассказ, не видя пораженных лиц дочерей. В пальцы настойчиво требуется хоть что-то, на что можно отвлечься, и теперь она понимает частоту пагубной привычки Мэй. Занимая себя сигаретами, мозг отдыхает хоть чуть-чуть, может переключиться и расслабиться.Она же?— застыла и не шевелится. Как и Анна с Милли, как и Эна, казалось бы, пережившая многое, но ужаснувшаяся, что такое бывает. Что такое происходит не сто-сто пятьдесят лет назад, а сейчас?— когда семейные устои почти ничего не значат, когда на все есть правила и приказы, правительство.Эна кидает быстрый взгляд на Анну. Бледная, потерянная, она прижимает холодные руки ко рту, скрывая, как губы дрожат, а глаза полны слез.Все эти годы она ненавидела мать, но не знала, даже не могла предположить, как той тяжело. Как, пусть имея редкое общение с бабушкой, все это время она была вынуждена оставаться в одиночестве без возможности выговориться, скинуть груз с плеч, поделиться с кем-то.—?Тогда впервые,?— горько усмехается Линдси, разбивая напряженную тишину. —?Я не стала корчить перед Хао мину отчаяния и злости на мир…Она вспоминает, как к ней, запачканной грязью от копания могилы, облитой кровью Наоми и ее собственной, он подсел на поваленное дерево. Попытался заглянуть в глаза, но увидел лишь полный вакуум и безразличие.—?Тогда впервые он спросил…?Как ты хочешь отомстить Мэй??—?…что я буду делать дальше.***Принимая стакан с водой и смачивая горло, Линдси собирает остатки воспоминаний, формирует в цельный рассказ, чтобы не осталось недомолвок. Больше вопросов ни Анна, ни Эна, ни поразительно молчаливая Милли не задают, и от этого только тяжелее?— Линдси ищет, на что отвлечься, за что зацепиться, но все настаивает на продолжении истории.Тяжелый вздох, пальцы дрожат на стеклянной огранке.—?Тогда мне казалось, что, как только я войду в круг доверия, все пойдет легче, но я ошибалась. Даже имея три здравые головы?— мою, Мэй и Нины, что не принимала до конца этот план,?— мы понимали, что один промах, и все вскроется. А поэтому следили даже за самыми незначительными деталями.Мэй переняла на себя полностью контроль над Эной, отобрала у меня мобильный, чтобы не было соблазна позвонить вам или Аске с Саталиной, сократила мысленное общение, и, даже когда я обращалась к ней, чаще молчала. Потому что понимала, Хао?— не Наоми, и с ним шутки действительно плохи.Она полностью сосредоточилась на том, что творится в побочной ветке, отслеживала всяческие изменения в структуре, в выборе новой главы, так как-то, что произошло с Наоми было, своего рода, в новинку. Они грызлись между собой, да, но никогда дело не доходило до отсутствия кандидатуры?— у Гвиневры не осталось ни дочери, погибшей во время родов, ни внучек.Нина цыкала каждый раз при виде Хао, ненавидела его, презирала. Фыркала, когда я с ним разговаривала или просто сидела рядом, но тоже понимала, что бросать меня одну?— кощунство. А поэтому мирилась, иногда сбегала к тебе, Анна,?— она кидает мимолетный взгляд на вздрогнувшую дочь. —?Чтобы проверить твои успехи, и вновь возвращалась ко мне. К запутавшейся в собственной лжи и уже не отличавшей, что было на самом деле, а что?— выдумано.Ладони впиваются в стакан сильнее, а на лицо ползет горькая усмешка. То, чего она боялась больше всего, настигло ее?— и оттягивать дальше некуда.—?Это я предложила Хао заключить с тобой союз.—?Что?! —?выпаливают одновременно Анна, Эна и Йо, которого никто не слышит. Анна делает шаг к матери, но отступает, мелко дрожа всем телом и понимая, что все это время, то, о чем она жалела, в чем обвиняла Хао и свою глупость, было делом чужих рук. —?Как это понимать?Сиплый голос, злобный прищур. Эна кладет ладонь на ее плечо, призывая к терпению, но она стряхивает неосязаемое прикосновение.Линдси вспоминает о том, как Нина отреагировала почти год назад точно так же?— она наступала на нее угрожающе, шипела о том, что ?только попробуй втянуть в это ее!? и проклинала все на свете, когда начала осознавать, что выбора особо нет.—?Твоя смерть все еще была необходима Хао, и единственное, что его сдерживало?— отсутствие сил к полноценному противостоянию Мэй и семье Киоям, если вдруг он переступит правило о завершенных спорах. Хао злил тебя поначалу, надеялся, что если не собственноручно, то с помощью побочной ветки разделается с тобой. Однако мое отчаянное желание отомстить Мэй за невозможность расторгнуть брак, грозящееся стать одновременно кошмаром тебе и ей, подтолкнуло его к согласию на заключение союза. Он решил подождать, насытиться отвращением и осознанием полной безнадеги?— ведь с того момента абсолютно все, что он делал, доводилось до Мэй. Его эго и самолюбие трепетало перед ее невозможностью отомстить, заставляя забыть о том, что даже вернув себе все силы раньше срока, он не сможет тебя убить.—?Сложная многоходовочка,?— цокает языком Эна, видя, как Анна кивает, медленно переваривая. В сравнении с планами матери, ее собственный по обману Хао был прост, как йена.—?Так мы выиграли время, пока Хао не увидел, как союз оканчивается для него благоприятно,?— на этой фразе Анна бросает быстрый взгляд на все еще молчащую Милли. —?И пока побочная ветка не избрала новую главу, тем самым дав понять, что старые долги забыты, однако новых они нам не простят. Твоя ненависть к нему росла, грозясь стать опасной не столько для Хао, сколько для тебя самой, а поэтому было решено перенять твою злость с него на меня. Хао швырнул в тебя обрывочным фактом жизни, а Нина добила, добавив, что мы не влезаем в завершенные споры.Анна усмехается, вспоминая свою театральную истерику и то, что на самом деле не испытывала ненависти. Должна была, но нет. Настоящую она ощутила позже?— когда увидела воспоминание с отцом и игрой на фортепиано.—?И тем не менее, Нина позволила себе лишнее,?— на этот раз взгляд обращается к Эне, заставшей этот момент. —?И единственное, что спасло ее от ?Божественного провидения? по его приказу, это список Анны. Список лиц, которых Хао не может тронуть до окончания союза и в котором она числилась первой.Анна вздрагивает, потерявшая воспоминания о таких деталях, и с шумом втягивает в себя воздух. Хоть где-то она не совершила ошибку, поступила правильно.—?Ей было приказано убираться вон, и только угроза твоей жизни заставила ее смолчать. План все еще действовал?— я все еще находилась возле Хао, была идейным вдохновителем и медленно, но верно черпала его фуреку,?— она вспоминает, как пыталась незаметно, по чуть-чуть, вытягивать из него силу.Как при малейшей ошибке он вздрагивал, не понимая, что происходит, а внутри нее все переворачивалось, тело цепенело, покрываясь холодным потом. Как на одной силе воли заставляла себя бормотать что-то о кошмарах и том, что аура вокруг нестабильна. Дух Огня принимал Линдси как свою, а поэтому не возникал. Пыхтел, смотря на нее зелеными, злыми глазами, как и обычно, ощущая какие-то волнения, но расслаблялся, когда она выпускала фуреку хозяина в желании усмирить хранителя.Невидимое и мимолетное?— Хао ощущал только собственную ауру, а поэтому манипуляции Линдси были почти незаметны.Благодаря ?Зеркалу??— заклинанию из Кодекса, она заменяла свое фуреку чужим. Это было опасно, как физически, так и морально?— с каждым днем она становилась все злее и агрессивнее. Уже через месяц удачных вечеров она могла свободно расшвыриваться ветками и камнями в его приспешников и не бояться, что он посмотрит на нее как-то не так.Наверное, Линдси интуитивно понимала, что нужна ему не просто так. Что, помимо ее мести, у Хао есть какой-то план поверх, заставляющий терпеть ее выходки, а поэтому, даже после грандиозной истерии, она могла спокойно его обнимать и ощущать его поглаживания по голове, слышать слова о том, что ?ничего страшного?— приспешники поймут?.Ведь в его мыслях она уже давно сгорала заживо на костре, а его люди действительно понимали, что Властелина Огня лучше не злить.—?Все шло хорошо, пока Хао не начал пропадать на целые ночи,?— проговаривает Линдси, чувствуя, как Милли позади вздрагивает. —?Ссылался на дела. По утрам витал в облаках, о чем-то думал. А совсем недавно вернулся и настойчиво расспрашивал о том, что я чувствую к вашему отцу, бабушке, пытался проникнуть в мысли. Я не позволила, и это подкосило его доверие?— он понял, что я что-то скрываю, что что-то стоит за моими побуждениями, однако виду не подал.Она вспоминает его взгляд, бывший секунду назад испытывающим, ожесточенным, но переменившийся на задумчивый. Тогда его вздох ей показался странным, облегченным, хоть и множество мыслей отягощали его ауру, затемняли глаза. Он отошел от нее, перестал грозно нависать, а она наивно подумала, что на этом все кончилось?— что ей удалось провести его и в этот раз, но нет.Приспешник-прилипала и неделя слежки. Линдси не знала, как, но ее мысли были перехвачены. Простой вопрос к Мэй о выпускном Анны?— он дал невообразимых масштабов взрыв.Вернувшийся с ночи, уставший, Хао рвал и метал, когда узнал о предательстве, а ей уже не было смысла скрывать своих намерений. Ее сил хватало, а поэтому…—?Неужели, ты думал, что я действительно брошу своих детей и примкну к твоим рядам?! —?восклицает она, а он жалеет о том, что не придушил ее еще тогда, когда она впервые упала перед ним колени.Кадры прожитых мгновений пролетают перед глазами: ее слезы и отчаянное желание отомстить, ее шепот и попытка быть сильной, когда за душой ни капли смелости,?— все оказалось ложью, предательством. Планом, который он не заметил, которому позволил случиться.—?Ты об этом пожалеешь! —?и неважно, что он сам?— не лучше, что хотел заставить ее страдать немногим позже. Важно то, что он доверился этой женщине вновь, и она вновь его предала. —?Дух Огня!Но ни злобное выражение его лица, ни огромный хранитель за его спиной не пугают ее?— худосочную женщину без бус и какого-либо другого оружия. Она просто стоит на склоне, смотря пристально на него… и чему-то улыбается.Плечи ее подрагивают, во рту пересыхает, и смочить его не удается. Линдси переводит взгляд с Асакуры на духа и обратно, судорожно вздыхает и понимает, что вот оно?— то, к чему она стремилась долгих три года. Наоми убита?— она не представляет больше угрозы. И сейчас ей осталось, если не убить, то показать Хао, на что способна. Чтобы больше никто не преследовал ее семью, чтобы она смогла вернуться к своим девочкам.Кулаки сжимаются, а голова наполняется согревающими, побуждающими представлениями о том, как она обнимает все семейство разом. И плевать, что рук не хватает.Главное?— вновь. Услышать. Заветное. ?Мама?.На кончиках пальцев разгораются светло-голубые огни фуреку, смешиваются с огненно-красными, формируются в энергетический шар на ладони. Разгорающийся все больше, сияющий все ярче, Линдси подносит его к груди, а Хао презренно фыркает.—?Банальное единение и против меня? Ты провернула слишком сложный план, чтобы окончить так глупо,?— и именно последняя фраза заставляет его напрячься?— за техникой скрыто что-то другое.—??Зеркало?,?— тихо шепчет она, и огненно-красное фуреку, перемежаясь со светло-голубым, растекается по телу, соединяется с ним, всасывается в кровь.И распадается спазмом, бесконечным жжением проносится по венам. Линдси вздрагивает, едва удерживаясь на ногах и хрипло выдыхает?— боль резкая, бьющая и выворачивающая мышцы. По спине стекает пот, а с губ слетает отчаянный стон.Слишком больно.Пальцы скрючиваются, дыхание сбито. Ее зрачки сужаются, доходя до размера маленькой точки, а мир вокруг начинает опаляться красным. Трава тлеет в искрах огня, земля мертвеет под ее ногами, и только воспоминание о родных детях держит в сознании.—?Нападай и узнаешь, на что способно это ?банальное единение?,?— она давит из себя усмешку, хватаясь за плечо, а Хао не нужно приглашать дважды. Взмах руки, и лес вокруг них вспыхивает в огне, который она…Фокусирующийся взгляд. Улыбка.Может контролировать.Линдси останавливает пожар силой мысли, ощущая почти физически, как часть фуреку Хао выходит из нее, и телу становится немногим легче. Будто вдох чистого кислорода после спертого воздуха– легкие перестает сжимать, а тяжесть с их дна выветривается.Голова легчает, но ненадолго?— Хао нападает вновь, и Линдси необходимо напрячь все силы, чтобы увернуться и выстоять на дрожащих ногах. Ее немного ведет, мир плывет, а жар тела ломит кости, разваривает в собственной крови мышцы. Ей нельзя делать резких движений, нельзя показывать, как работает техника вблизи, но и стоять на месте она не может?— ведь так он поймет все слишком быстро.Удар за ударом. Уворот за уворотом.Линдси, безоружная и на вид слабая, дрожащая, уворачивается от огромного Духа и в момент, когда его огромный кулак вот-вот ее расплющит, неожиданно и громко выкрикивает:—?Стой! —?и дух повинуется.Замирает, останавливаясь. Мелко дрожит и преобразуется в Духа Воды, заставляя небо над ними потемнеть, наполнить тучами, и мелким, моросящим и противным дождем потушить снопы огня вокруг.Ей кажется, что она всесильна. Что момент принадлежит ей, и даже Хао, сколько ни кричит, ни рвет и мечет, не может отобрать контроль над духом себе. Тот повинуется лишь ей, ей и никому больше!И когда она уже готова схватить лапой хранителя Асакуру, ее тело парализует, а сердце пропускает удар грязной энергии. Ноги подкашиваются, и Линдси падает на землю в невозможности вздохнуть. Грязь на теле смешивается с холодным потом и повышенной температурой. Мысли перемешиваются, а душа скребется между ребер, истошно верещит.Эмоции, чувства?— ее, Хао, она не разбирает,?— давят на виски, заставляют схватиться за голову и зажмуриться. Не увидеть, как Дух Воды рассыпается, оставляя их с Хао наедине.Она ощущает, что фуреку Хао в ней еще много, но не может понять, почему ожидаемая победа оказалась так далеко. Почему она не смогла контролировать хранителя и дальше.Резкая хватка на горле. Линдси давится остатками воздуха, чувствуя, как пальцы Хао сдавливают ее глотку, заставляя приподняться на коленях, задрать голову и посмотреть ему в глаза, в такие ожесточенные, злые, не терпящие и не прощающие предательства.—?Ты… —?облизывает сухие губы, скалясь. —?Ты думала, что сможешь… так просто?Пальцы впиваются в адамово яблоко, царапают ногтями кожу, опаляют ее небольшим сгустком огня, напрягая нервные окончания до максимума. Он усмехается, смотря на жалкие попытки ослабевшими руками убрать его, сильные и властные. Как с каждой секундой она смотрит на него все меньше, как глаза закатываются все чаще, и через мгновение повиснет у него в руках еще одно тельце жалкой Киоямы?— такой же прогнившей, как и весь их клан.—?Сдохни! —?выплевывает он под хрип и попытки вздохнуть. Руки Линдси тянутся от его ладоней по плечам и вверх, цепляются за пончо, но замирают, повисая вдоль тела.Мир теряет краски, размывается. Она уже почти не видит ненависти в его глазах, не видит самих глаз?— только расплывчатое пятно вместо лица. По ногам бьет леденящий холод смерти, впивается в спину, но пошевелиться у нее нет ни сил, ни возможности. Одинокая слеза скатывается по щеке?— беззвучная.Последний всхлип. Мысленное прощание с семьей.—?Хао! —?вскрикивает знакомый голос, который слышится ей на задворках сознания. Его отшатывает в сторону, позволяя Линдси хрипнуть в кашле, упасть в траву и попятиться назад. —?Что ты творишь?!Визгливый, громкий. Линдси опаляет теплая волна фуреку, и только когда дыхание восстанавливается, она поднимает голову, видя раздраженного Хао и… столб огня, являющегося пробужденной…—?Милли? —?тихо спрашивает она, вызывая поворот головы дочери. Буйно-рыжие волосы-кудряшки горят живым огнем. Кожа ее светится, будто раскаленная лампочка, а белое платье слепит глаза. Линдси не может поверить и одновременно с тем безумно счастлива?— подумать только, еще чуть-чуть и все, конец. —?Ты пробудилась?Она помнит страх дочери перед использованием стихии огня после случая с Наоми, но не подумала бы, что так скоро, без вмешательства бабушки или ее, она его преодолеет. Такая взрослая…Слезы застилают глаза, но Милли не обращает внимания, оборачиваясь на Хао, что все еще стоит в стороне, не нападает.—?Эта дрянь…! —?рыкает он, заставляя дрогнуть обеих Киоям. Линдси ощупывает грудную клетку, все еще ощущая резонанс их эмоций, общей ненависти и животного страха, и тяжело вздыхает, пытаясь успокоиться, унять трясучку.—?Хао! —?одергивает его Милли, повышая голос, и смотрит на него настолько выразительно, красноречиво и говоряще, что Асакура только рыкает, бросая уничтожающий взгляд на Линдси.—?Мы не закончили,?— и исчезает в столбе огня, оставляя их наедине.Милли шумно выдыхает. Волосы ее становятся вновь кроваво-красными пружинками, тело принимает естественный оттенок, а легкое платье, босые ноги превращаются в повседневную одежду. Она прыгает в траву и оборачивается на мать?— пропавшую, бросившую их?— с недоверием и неверием, что вместо кого-то другого, она столкнулась именно с ней.—?Милли,?— Линдси тянется к ней, но в ответ получается лишь несколько шагов назад. Младшая дочь, обособившаяся, научившаяся справляться со всем и без нее, поднимает в некотором омерзении руки, и тут же их опускает, наверное, понимая, как выглядит этот жест со стороны.—?Я не знаю, что у вас произошло,?— голос ее кажется жестче, чем по отношению к Хао. —?И даже не хочу знать. Но Анне необходимо узнать ответы на многие вопросы, и не думай, что сможешь, подобно Хао, так просто исчезнуть. Не в этот раз.Она силится не сказать ?повторно?, пусть и обе находят себя на этой мысли.И только Линдси дополняет, что ?Нет, повторно из их жизни она не исчезнет?.***—?Ты пришла ровно в тот момент, когда я сказала о предательстве,?— сквозь слезы и отчаяние, невидящими глазами она смотрит на потерянную Анну, и судорожно всхлипывает, завершая историю. —?Я знаю, что поступила ужасно. Что, не взвали это все единолично на свои плечи, расскажи мужу, бабушке обо всем, то все развернулось бы иначе, и не прошу у вас прощения. Мне просто хотелось, чтобы вы, пусть и слишком поздно, но узнали правду.Эна оборачивается к Анне, ожидая ее реакции, ответа на исповедь матери, к которой после всего не испытываешь ни ненависти, ни злости?— только сожаление и бесконечную жалость.—?Это… —?Анна вздыхает, собирая в кучу мысли. —?Это тяжело?— вот так просто взять и простить.Она видит, как по лицу матери пробегает тень, как пальцы ее впиваются в платье, а голова склоняется в смирении.—?Это?— не дело одного дня и даже недели. Ты пропустила многое в нашей жизни, обо многом не знаешь,?— быстрый взгляд на Милли. —?Но это не значит, что эти знания нельзя восполнить, что отношения нельзя наладить и то, что творится в побочной ветке…Анна не договаривает, ощущая, как, резко поднявшись с дивана, мать овивает ее шею руками, и целует в висок. Прижимает к себе ближе и вышептывает в слезах тихое ?Спасибо? и миллион извинений, которых ей так не хватало эти годы.В горле встает ком, и Анне необходимо несколько секунд, чтобы не разреветься вслед за матерью. Обнимает ее мягко за талию, а сама вдыхает запах грязи, недавней битвы и безопасности, которую может обеспечить только хрупкая, но твердая материнская спина.—?Я скучала… мама,?— не выдерживает и все же всхлипывает, ощущая, как становится на душе легче. Понимая, что теперь она не одна, не одинока, и теперь есть кто-то, кто не будет просить ее быть взрослой, кто будет помогать и советовать. С кем она вновь сможет стать обычным подростком, пусть и не в самой лучшей семье.Линдси выпускает ее из объятий, оборачиваясь к Милли, но та не реагирует подобно Анне. Молчит, кидая влажный, трогательный взгляд и противоречиво выдыхает.—?Мне нужно идти,?— оглядывается, будто бы в поисках сумки или чего-то другого, и, не дожидаясь реакции, вылетает из дома, оставляя после себя четкое осознание, что она?— окончательно потерянный человек.—?Даже после того, что ты услышала?! —?вдогонку ей кричит Эна, возмущенная тем, как можно быть такой… такой… —?Глупая девчонка!Рыкает, а Линдси понимает, что ее сомнения и догадки относительно спокойствия Хао в ее присутствии и его отлучки в последние месяцы связаны с тем, что…—?Да,?— коротко отзывается Анна, забирая со стола медальон и надевая на шею, позволяя Эне стать материальной и направиться на слежку за сестрой. —?Мне тоже есть, что тебе рассказать, мама.—?Я не могу тебя понять,?— Йо качает головой, смотря на уже повзрослевшую Милли. —?Я не могу понять всю вашу семью, но тебя?— в особенности. Что тобой движет? Ты слышала, как он обошелся с твоей матерью, как обошелся с сестрой, и все равно идешь к нему?Он вспоминает, во что вылилось противостояние Хао в деревне Добби, как он убивал и уничтожал людей, судей?— всех, кто ему мешал. И не мог поверить, что Милли была предана ему все это время, не пыталась остановить.Милли скрещивает руки на груди, сжимая ладони в кулаки, и отводит взгляд.—?Я знала, как это выглядит,?— шелестящий голос, ей несвойственный: отстраненный, будто равнодушный к происходящему. —?Но мне было плевать?— я была в нем уверена. В нем и том, как он смотрит на мир.***Она выбегает на выжженный участок леса. Место прошедшей битвы?— деревья обуглены, вырваны с корнем и повалены на грязную, почерневшую и такую же безжизненную землю. Ветер промозглый, слишком холодный для весны, проникающий под кожу и холодящий пульсирующую в висках кровь.Милли оглядывается, точно зная, что он не мог уйти далеко. Выходит на поляну, только хочет окликнуть, как сзади ее хватают за шею и притягивают ближе к себе.Сжимают за челюсть, сдавливают горло и заставляют посмотреть в глаза, как еще недавно смотрела Линдси?— затравленно, испуганно. Милли хватается за Хао руками, царапает ногтями кожу и пытается вырваться, но ощущает, как хватка становится лишь сильнее, а на мозг начинает давить.Он всматривается в ее искажающееся лицо, проникает в сознание, переворачивает воспоминания, потрошит душу?— все пытается рассмотреть на просвет, при любом дергании действуя только жестче. Сопротивляется?— значит есть, что скрывать.Губы его кривятся в омерзении, когда ее глаза наполняются слезами от боли, но не обиды. Воздух в легких кончается, а глоток нового сделать невозможно?— он все еще контролирует ее тело. Ее сознание.Неудавшиеся планы Мэй, разговор с матерью, примирение ее и Анны?— он видит все, в то время как она собирается с силами, чтобы всхлипнуть.—?Х-хао… п-прек…ати… —?першение в горле и метающиеся глаза. Ее ноги давно подкосились, а тело держится на железной хватке одной руки.—?Зачем ты пришла?! —?он шипит сквозь стиснутые зубы, щурится, пытаясь уловить любое изменение, как доказательство лжи. Пусть только попробует ему солгать, подобно Линдси.Предплечье обжигает печать?— он вот-вот нарушит правило союза, нарушит безопасность лица из списка Анны, но ему плевать. Он обращает внимание лишь на то, как Милли провела это утро, вчерашнее и все предыдущие, цепляется за мелкие детали, стараясь выявить у них второй смысл?— потайной, который он мог не заметить. Как и с Линдси.Рука вздрагивает, а вместе с ней и тело, обмякающее, оседающее на землю. Он цепляется за нее второй рукой, заставляет стоять, смотреть на него, дышать через хрип, и замирает от того, как даже с закатывающимися глазами, почти бессознательная, она ему улыбается.Тело трепыхается больше из непривычки?— Милли не испытывает страха, не хочет дернуться, убежать. Она только смотрит на него теми глазами, которыми на него смотрела всегда,?— радушными, добрыми. И слабо улыбается, вместо царапин и ссадин поглаживая его по рукам.Утешает.Потоки воспоминаний мелькают сквозь него, но теперь и это неважно. Она поняла, что он выискивал?— малейший повод уличить ее в предательстве, и что, чем больше она будет дергаться, бояться, скрывать что-либо от него, тем сильнее он будет убеждаться, что она такая же, как и мать. Но она не такая.Хриплый вдох. Милли падает к нему в руки, втягивая с шумом и скатывающимися по щекам слезами воздух. Задирает голову, позволяя бледной луне осветить наливающиеся сначала белым, а потом и красным следы от удушения, и ощущает, как ее стискивают в собственнических объятиях. Сильных, мощных, приносящих больше боли, нежели удовольствия и чувства безопасности.Слабая и безвольная.—?Потому что не предаю своих слов,?— дыхание ее выравнивается, а голос перестает дрожать. Милли гладит его по голове, плечам, лицу, устремляет взгляд в ночное небо.И не видит того, как его глаза наливаются огнем. Огнем ненависти и жаждой отмщения.