Это мальчик! (1/1)

***С того момента, как его крик проникает в воздух в больничной палате, Мэри Юнис оказывается прямиком у её постели.—Это мальчик!Лана хочет взглянуть на доктора, но ей не хватает сил. Медсестра увозит ребёнка из комнаты.

Люди здесь издеваются над ней, но она ??не обращает на них особого внимания. Морфин полностью лишил её чувств, и она парит в приятной, изнуренной дымке неопределённое время, пока рука Мэри Юнис не оказывается в собственной, а нежные пальцы вытирают её вспотевший лоб и заправляют пучки волос за уши.Уинтерс просыпается, когда медсестра возвращает им малыша. Он скулит. Мэри встает со стула.

—Она отдыхает, - мягко, но строго говорит работница,- И не хочет его видеть. Я заберу мальчика, когда они оба будут готовы к выписке.Медсестра пытается обойти её.—Она спит, - снова говорит Мэри Юнис.—Уже нет, - бормочет Лана, все ещё не в себе. Пациентка трёт глаза кулаком, как малыш, встревоженный после сна. Онемение прошло, все её тело болит. Когда она подталкивается вверх, ее задница сжимается в подушке, которую привязали к ней, вся кровь из центра стекает по её горящим гениталиям. К рукам прикреплены нити проводов, которые тянут назад.—Я же сказала, что не хочу его видеть.

Теперь у неё есть силы смотреть прямо в глаза, и она вглядывается в медсестру темным взглядом, однако женщина не кланяется под давлением.—Пожалуйста. Медсестра качает безутешного новорожденного, его лысину прикрывает синяя шапочка на макушке. В пелёнке Лана не видит его лица, но вся проклятая больница в сей час его слышит его вой.—У него аллергия на детское питание. Сегодня нам доставят специальную партию, но только через несколько часов - он голоден.Мэри Юнис заступается.—Нет, - говорит она,- В этой палате ещё полдюжины женщин. Разве Вы не можете спросить одну из них?—Я не могу попросить женщину кормить грудью ребёнка другой пациентки.—Прекрасно, - говорит Лана. Всё, что угодно, лишь бы заткнуть ему рот. Ужасных воплей и криков ребёнка достаточно, чтобы у неё поднялось кровяное давление; с тех пор, как он вернулся в комнату, на её теле выступил тонкий слой пота, -Отдай его мне.Мэри Юнис изумленно наблюдает. В её лазурных глазах скрывается определённая грусть, определённая жалость, любовь — всё то, что она показала той ночью, теми месяцами ранее, когда согласилась на сие предложение, когда поцеловала журналистку впервые. Лана не уверена, кто они друг для друга, но она знает, что это изменит абсолютно всё.Медсестра вручает ей ребёнка. Неуклюжими пальцами Уинтерс расстёгивает переднюю часть больничного платья и при звуке звонка медсестра убегает из комнаты прочь.Лана не смотрит на него сверху вниз. Вместо этого она прижимает щеку младенца к своей груди. Его крик прерывается вздохом, почти от удивления. Он удивлен, что я смогу его накормить. Прежде чем младенец схватится, рука ласкает её сосок. Травмированный с первых часов жизни голодом, он жадно ухватывается за сморщенный бутон розы. Лана благодарит любую милость, пребывающую в открытых небесах, какой бы ограниченной ни была, за хороший запас молока в её груди;она смутно вспоминает, слова врача о том, что недостаточное питание — обыкновенное дело. (Более того, она вспоминает, как бросалась на него, он был отсталым, если думал, что девушка собиралась кормить этого ребёнка. Лана надеется, что мужчина никогда не узнает об этом.)Какая-то часть её боится смотреть сыну в лицо, так что она смотрит на Мэри Юнис, которая с почтением отвела глаза от происходящего.—Ты уверена, что хочешь это сделать?,-девушка спрашивает.—Я уверена.В коридоре чрезвычайная ситуация. Все бегают и кричат.Когда ребёнок отстраняется от её груди, биологическая мать отталкивает его, и Мэри Юнис без колебаний берёт крохотное тело, подпирая его плечом и поглаживая по спине, пока он отчетливо не отрыгнет после приёма пищи.Краем глаза Лана замечает ямочку на щеке. Он улыбается. Мэри Юнис усмехается в ответ, глупо, как взволнованный пёс.Уинтерс знает, что малыш улыбается рефлекторно, а не социально, но связь облегчает напряженный клубок в животе. Если бы Лана знала хоть каплю счастья, полагает, что почувствовала бы это прямо сейчас. Ей не совсем удается улыбнуться. Но она думает, что доберётся до цели. Надеется.—Какое имя ты ему дашь?,- Лана спрашивает вновь.Мэри Юнис удивленно моргает несколько раз. Когда ребёнок засыпает, она встаёт, чтобы закрыть дверь и приглушить панику, всё ещё нарастающую в коридоре. Блондинка прижимает его к своей груди, легко и мягко.

—Я думала, ты выберешь имя.

—Ты его мать. Ты его назовёшь.Мэри Юнис хмурится.—Верно. Я не думала…,- Она смотрит на него сверху вниз, как будто может понять его личность в мягком, красном лице,- Ох, я не знаю! Каждого кота, который у меня когда-либо был, звали Патч.Лана хихикает, тихо и сухо, потому что это так хорошо подходит Мэри Юнис.—Что ты думаешь?Лана поднимает руку, качая головой, но Мэри не принимает ответ, как отказ; отчаяние в её глазах.

—Лана, пожалуйста, я не ожидала этого. Ты должна мне помочь.Бывшая журналистка знает, что Мэри Юнис решила сделать это из любви к ней, и из благодарности она со вздохом всё-таки говорит монахине.—Мне нравится имя Джонни.В конце концов, это попадает в свидетельство о рождении; в документе его зовут Джонни Макки, без отчества и это единственный документ, который получает Мэри Юнис, где вместо её собственного имени указано имя Ланы.—Лана, я должна тебя кое о чем спросить - и если ты скажешь ?нет?, ничего страшного, я пойму.Уинтерс смотрит на неё.—Я знаю, что тебе тяжело, но… я бы хотела, чтобы ты стала его крёстной, если ты захочешь.Женщина долго и медленно моргает, глядя на Мэри Юнис.—Ага, - говорит она в конечном счёте,- Я стану.Шатенка не знает, почему соглашается. Возможно, это потому, что она ценит свою подругу. Возможно, это потому, что какая-то её часть хочет быть рядом с сыном, следить за ним, следить за ситуацией, следить за всей ложью, которую говорит Мэри Юнис.Мальчик никогда не узнает, откуда взялся. Обе этого желают и они могут лучше всего защитить его личность, не отпуская. Лана знает, что так будет лучше, когда она может наблюдать и при этом оставаться достаточно отстраненной.—Иди сюда,- говорит пациентка,- Мне холодно.Мэри Юнис садится рядом с ней и натягивает на неё несколько одеял, заправляя те себе на колени. Она оберегает ребёнка, закутывая его мягкими тканями, что закрывают лицо. Когда она прижалась подобным образом, у Ланы хватает смелости взглянуть на него сверху вниз.—Он уродливый.—Лана!,- Мэри Юнис хихикает от её грубых слов. Монахиня прикрывает ладонью рот, чтобы заглушить их поток, стараясь не потревожить мирного младенца.Лана робко пожимает плечами, отводя глаза.—Я хотела сказать, что он не милый. Я ожидала, что он будет милее. Я не хотела оскорблять твоего ребенка.Будет легче, если Лана будет думать о нём, как о ребёнке Мэри, а не о собственном. Если она будет думать о нём, как о ребёнке Юнис и о Мэри Юнис, возможно, ей удастся забыть зло, которое его породило. Все в Мэри Юнис лишь чисто, нежно и добро. Она знает, что если что-нибудь и уничтожит злобу внутри мальчика — Мэри Юнис это обязательно сделает.—Он просто.. уродливый.—Младенцы выходят некрасивыми. Ты тоже была бы довольно испорчена, если бы девять месяцев сидела в ванне с тёплой водой.Бормотание и Лана откидывается на подушки. Сначала смотрит в потолок. Затем она смотрит на матрас и разжимает пальцы в надежде, что Мэри Юнис возьмет её. И монахиня берётся, удерживая Джонни на сгибе другой руки. На тыльной стороне ее ладони темно-красный синяк, с каждым мгновением темнеющий до фиолетового.—Это я сделала?,- Уинтерс задаётся вопросом.Мэри Юнис отвечает, убирая руку и вместо этого обнимая старшую за плечи, прижимая к себе. Лана кладет щёку на плечо, слишком уставшая, чтобы сопротивляться.—Мне очень жаль.—Не стоит,- Мэри Юнис целует её в високКакая-то часть Ланы чувствует себя виноватой за то, как она лежит в объятиях другой женщины, но она вынесла слишком много боли, чтобы начать отказывать себе в чем-то. Она любит Мэри. Это другая любовь, чем та, которую она испытывала к Венди, не такая романтическая; эта любовь рождена дружбой и благодарностью, уважением за поддержку, которую Юнис оказала ей, за еду, которую она получала, за объятия во время её кошмаров. Она знает, что Мэри Юнис действует как форма компенсации, что монахиня никогда не простит себе зверств, совершенных лечебницей — в конце концов, блондинка покинула церковь в знак протеста.Но Мэри Юнис также действует из любви, и это чувство полностью взаимно. Лана прижимается к щеке, как ребенок, ищущий соску. Мэри нежно целует её — второй поцелуй, которым они поделились друг с другом.Лана выдыхает, долго и глубоко. Когда она вернётся, дом будет совсем пуст. Мэри Юнис подготовила для ребёнка собственную квартирку. Я боюсь оставаться одна.

—Могу ли я пойти с тобой домой?—Если ты хочешь. Я поставила кроватку в своей спальне,- Зарывшись в жирные волосы собеседницы, Мэри Юнис шепчет.—Ох..Лана не хочет спать в одном доме с плачущим новорожденным, не говоря уже о том, чтобы спать с ним в одной комнате.—Ничего.—Я приду проверять тебя, - говорит Мэри Юнис,- Ужин раз в неделю?—Мхм.Лана засыпает на сгибе руки, прижавшись к ней, как гораздо более крупный близнец сына Мэри Юнис — ребёнка, которого вторая усыновила как своего собственного.