Глава 28 (1/2)

? Гран-КуражЪ - В небе ?Небо окрасилось тьмой, а после тьма сменилась сумраком, сквозь который неохотно проглянул свет. Как сквозь густую облачную пелену. И вместе со светом нарастал звон в ушах.Первым, о чём Кай подумал, стало: ?Проспал!?Он рывком вскинулся и задохнулся — левый бок полыхнул жгучим огнём, а под веками защипало до невыносимой рези. Жар стремительно растекался по всему телу: ломал, скручивал мышцы и разбивал осколками, раскалывал на тлеющие угольки, готовые вскоре осыпаться пеплом.Скованный болью Кай свалился обратно на простыни и машинально тронул левый бок, но сделал этим только хуже.

Мир вокруг пошёл трещинами, дробясь под натиском пульсирующей боли на мелкие кусочки. Боль ослепляла и мешала дышать, затягивала вены узлами и превращала каждый миг в крошечный ад, где пытки вечны.Перехваченное дыхание, влага на щеках и онемение в пальцах.

Кай сдавленно застонал, едва смог сделать вдох, всколыхнувший новую волну боли.Кто-то настойчиво удерживал его за запястье, не позволяя дотронуться до пылающего бока ещё раз. Потом живительно прохладная ладонь скользнула по плечу. Под головой поправили подушку и затем кончиками пальцев стёрли слёзы с лица.— Тише, тебе нельзя вставать.Лёгкое прикосновение к губам и рукой по голове — медленно и осторожно.Он всё ещё хрипло и шумно дышал, ждал, пока боль уляжется и станет терпимой. После медленно разлепил веки и моргнул. И потратил минуту, чтобы черты лица перед глазами обрели чёткость.

Хотел просто убедиться — голос он всё равно узнал мгновенно.— Что... Что?..— Ш-ш-ш. — Крис накрыл его губы ладонью и покачал головой. — Помолчи. Я непременно всё тебе расскажу.Кай послушно прикрыл глаза, сделал вдох носом и слегка потёрся губами о гладкую кожу на внутренней стороне ладони Криса. Вот так было хорошо и не очень больно.— Тебя зацепило взрывом. Обломок щита со стены пробил корпус. Рана не внушает опасений, но она болезненная.

Крис с сосредоточенностью поправил одеяло, вскользь провёл пальцами по напряжённому предплечью Кая и тихо продолжил:— Чен только недавно наложил швы и восстанавливающую повязку. Завтра всё будет хорошо, а пока придётся потерпеть. И тебе пока нельзя двигаться, а то процесс растянется на два-три дня. Сам понимаешь, мышцы сильно пострадали, но, к счастью, никаких внутренних повреждений нет. Чен сделал полное восстановление без проблем, так что твой отгул тебя ждёт. В Штабе все грустят, потому что тебе полагается выдать медаль, но твоя ленточка на плече портит им картину.— К чёрту... — выдохнул Кай. Крис помешал ему шевельнуть рукой — удержал за запястье.— Нет уж. Я им плешь проем, если будут тянуть с медалью. Престиж базы всё-таки.— Я два истребителя угробил, — неохотно напомнил Кай. — Потянет на причину, чтобы медаль не давать.— Чёрта с два. Истребители не ты угробил, а фремды. Там умники из технических отделов до сих пор ломают головы, как ты умудрился долететь на первом до ангара. И не понимают, как ты разгонялся так, что показатели скорости уходили в никуда.— Я просто люблю своих конячек, а они любят меня, — слабо улыбнулся Кай.— Ага, как же. Поспи теперь.Кай нахмурился, на миг представив себе, как он может проснуться. Учитывая, что он раз по десять подрывался от кошмаров в обычное время...— Я посижу с тобой, потом Чен подменит. Не волнуйся. Спи.Крис вновь тронул ладонью его голову и принялся медленно гладить, перебирать пальцами пряди. Это убаюкивало. По крайней мере, Каю снилась Вайсгау, а не пребывание в плену.

Ему снились полёты над угодьями в рассветной туманной дымке, дядя и маленькая ферма у леса. Осенние ловы и походы по лесным тропам, когда они проверяли силки и ловушки.

Ещё снилась большая охота на Ночь Папоротника. И огни от факелов среди деревьев. Треск веток в чаще, когда вепрь ломился прочь от охотников. Костры у речного берега и пряный запах измельчённых трав, что горстями бросали в пламя.

Первый неловкий поцелуй с девушкой по имени Матильда, венок из лилий со свечой на тёмных волнах, шёпот ветра в тихом звоне колокольчиков на носу лодки и сеновал.Совсем другой мир. Мир, который разительно отличался от Монтевидео с его высотными постройками и оживлёнными улицами.

Кай хорошо помнил, как именно его называли, когда он приехал поступать в лётную академию. И ?ископаемое? относилось не к самым обидным вариантам. Зато он знал, с какой стороны браться за топор, зачем нужны лук и стрелы, и видел зверей не на картинках.

А ещё он помнил, как горели дома у излучины реки, и как фремды расстреливали оленей в Голубой долине. Всех подряд и просто так. Потому что звери — это ещё скучнее, чем люди. Потому что у зверей нет разума, лишь инстинкты. А инстинкты — это примерно то же, что у амёб. У людей хоть эмоции есть помимо инстинктов.Интересно, что теперь по ту сторону границы?

Или лесов Вайсгау не осталось вовсе?

Кай одновременно хотел и не хотел посмотреть на те места, где вырос. Он даже не знал, уцелел ли его дом. Или дом тоже сожгли?

Когда они уходили к востоку, дом оставался цел. Семья Кая жила на отшибе, потому что им требовались обширные угодья для выпаса табунов, ну и земли для возделывания — отдельно.

Кай хорошо помнил, как помогал отцу открывать изгородь и снимать стреножные ремни с лошадей накануне ухода. Забрать лошадей с собой они не могли; пришлось всех отпустить.

Отец сокрушался, что лошади одичают вместе с котами-пастухами. Двое из них как раз крутились под ногами и тихо мяучили, не понимая, что происходит и почему лошадей выпускают не по времени.

Кай тогда взял дымчатого на руки и отнёс в дом. Кот был тяжеленным и здоровым, размером с крупную собаку. Отец специально заказал пастушьих котов на Райне, и оставлять их тоже не хотелось. Кай вообще сомневался, что коты смогли бы выжить сами. Крупные и сильные, конечно, но они привыкли к людям и не умели сами добывать еду. В доме Кай оставил кота рядом с открытым подполом, чтобы тот знал, где можно брать еду. Если, конечно, дом уцелел бы.Кай помнил, как в первое время шарахался на улицах Монтевидео от людей и поражался, как их много в одном месте.

Дом они тогда снимали на окраине города. Иногда из чердачных окон было видно бои у города, но отец запрещал смотреть из-за лучей, которые могли ослепить человека даже на приличном расстоянии. Кай тогда пошёл в добровольцы и помогал в медицинских корпусах, куда доставляли раненых.Пожалуй, у него осталось мало воспоминаний о том времени, что они провели в Монтевидео. Он даже смутно помнил лица одноклассников.

Потом он уехал поступать в лётную академию. Мать ему писала, и именно из её писем он узнал, что они перебрались через год ближе к столице, а после получили разрешение на покупку эвакуационных билетов, чтобы покинуть Бранденбург и обосноваться на одной из планет, куда война пока не добралась.Кай разрешение не получил, хотя числился курсантом, а не боевым пилотом.

Родные несколько раз писали жалобы и прошения, указывая, что у него множество замечаний и выговоров, а это негативно сказывалось на перспективности Кая как пилота, но всё не возымело действия. Каю по-прежнему запрещалось покидать Бранденбург, но его лично это не слишком огорчало. Он хотел летать и воспринимал запрет как улыбку Госпожи Удачи.

В итоге его семья покинула Бранденбург, а он остался, чтобы после вот вернуться в Монтевидео. Но сейчас он даже не смог бы найти ту школу, в которой доучивался. И не смог бы найти тот дом, где жила его семья.

Зато он помнил Вайсгау и Голубую долину, помнил каждый кусочек леса, по которому проходил хоть раз, помнил все притоки Монте и горные тропы, помнил селения, разбросанные под низким и тяжёлым небом Вайсгау, даже помнил тягучий хвойный запах Вайсгау и вкус кедровых орехов в меду с лимонным соком.Так и остался ?лесным мальчиком из дикой Вайсгау?, похоже. Городская жизнь лишь обточила его и выправила манеры, но суть сохранилась прежней.

Вайсгау всё больше блазнилась раем, из которого Кая изгнали, только без вины. И он не знал, где теперь та Матильда, с которой они прятались от грозы на сеновале и нарушали правила. Матильда, у которой кожа и волосы пахли мёдом, а губы были сладко-податливыми и мягкими…