Часть 11 (1/1)

Любовь слепа,Но я и не хочу видеть,Ты не окутаешь Меня в ночь?О, моя душа Любовь - ослепление...Любовь - это часовой механизм Или холодное оружие.Пальцы занемели, ничего не чувствуют.Крепче держись за ручку,Затуши свечу.Любовь слепа.Любовь - падение В глубокую скважину.Одни лишь секреты кругом И ни один не разгадан.Забирай все деньги,Дорогуша.Ослепление... - U2 - "Love Is Blindness".- Что за поганое дерьмо происходит с вами?!- Крис, сядь.- Пошла на хер, я не сяду, пока не получу объяснений. Вы совсем трахнутые?Я стою у стены с захлопнутой мной же некоторое время назад дверью. В моей руке, как на удавке, болтается черная телефонная трубка на спиральном проводе. Кажется, что я держу кистень, который размозжит с первого же удара мозги каждого камикадзе. Лучше сиди на месте. Уставшим взглядом смотрящая на меня Патти сидит на краю кровати, и мой взгляд, кажется, говорит больше, чем раздающийся на всю комнату голос. Я была всего в шаге от точки своего кипения. От апогея своего нервного напряжения, вызванного быстрой сменой обстановки. Я была в шаге от телефонного звонка. Я была в шаге и девятистах километрах от нужного тогда голоса, пока эта рыжая подружка Кортни не встала на пути. Она сказала: "Положи трубку." Я ворвалась в комнату, вышибая ногой дверь, сразу метнулась к столу с телефонным аппаратом, подчиняясь какому-то внутреннему порыву. Шепот моего скрытого на данный момент внутреннего голоса призывал наложить огромную кучу безразличия на увиденное невинное порно-видео с зачинавшейся прелюдией. Голос шипел: "Оставь это. Ты увязнешь в этом еще больше. Ты не должна сбиваться с пути. Забудь, это уже прошло, мы должны идти вперед. Нас это не волнует". Она сказала: "Кому ты собираешься звонить? Что случилось? Положи трубку." Она сидела на краю кровати и хрустела чипсами, пялясь в работающий телевизор, когда я с дикими глазами пыталась избавиться от картины белых рук в черных волосах. - Какого гребаного хера происходит? - я так и не сказала, что происходит. Я просто хотела добиться ответа от нее. Я пыталась выбить из нее информацию, даже не называя предмета спора с самой собой. Ее усталый спокойный взгляд бесил меня. Отражающиеся на влажных радужках ее карих глаз картинки телевизионного шоу. Мне хотелось сломать что-нибудь, разбить, избить в кровь и себя и жертву своего непонимания. Мне хотелось выпустить все эмоции из себя, чтобы почувствовать себя опустошенной, превратившейся в сплошной шмат боли, отбивную, и превратить в это же что-то рядом с собой. Патти курит, косясь то на меня, то на экран телевизора. Назойливый звук наигранно живых голосов, шепот в моей голове, раздающийся в стенках черепа, стук крови в моих висках. Я зажмуриваюсь, прикладывая к уху руку. Она не слушает меня, поэтому не поймет, что бы я ни сказала. Но она знает, что привело меня сюда, она знает, что я видела. Я уверена, что Патти видела то же самое. Я уверена, что она видела это далеко не впервые. Пластиковый кистень с глухим клацаньем врезается в пошедший помехами экран работающего телевизора. Карие глаза Патти все же сталкиваются с моим диким взглядом. Я требую ответов, иначе я пристрелю тебя.- В чем дело? - она выключает телевизор. В комнате сразу становится очень тихо, слышно даже, как по мокрым после дождя дорогам с шумом падающей из-под ворошащих лужи колес воды проезжают машины. Из приоткрытой форточки слышно, как капли стекают с деревьев по веткам и листья, опадая на впитывающую их землю. На секунду я задумываюсь, что мне не следует разглашать Патти увиденное. Это может быть далеко не ее дело, она может не знать об этом. Отношение к этому имеют только непосредственные участники и находящаяся в неведении жертва. И я, случайно вовлеченная в это гребаное шоу уродов. Взгляд Патти говорит об обратном. Я уверена, что она все знает. Ну же, не начинай все по кругу. Скажи ей, раз взялась. Скажи ей.- Кортни трахается с Эриком.- Ты ревнуешь?- Черт меня раздери, ты знала?! - мое горло саднит. Патти выдерживает мой взгляд молча несколько секунд, затем тяжело выдыхает и проводит рукой по гладкому покрывалу на кровати. Она доводит меня до точки своей невозможной медлительностью; я чувствую, как внутри все органы сжались и трясутся в ознобе, истерическом припадке, как в агонии; я чувствую, как кровь густыми толчками пульсирует в моих сосудах. Она поднимает глаза, и ее ненакрашенные губы разлепляются. Она говорит, что Кортни устала (я чувствую, что сосуды под моей кожей натягиваются до предела); она говорит, что виной всему - стресс (мои ногти впиваются во внутреннюю сторону ладони); она говорит, что это не наше дело (я слышу треск рвущихся кровеносных нитей). Она говорит, что так иногда случается.- Мать твою, вы реально е**нутые! Вы все тут. То есть ты в курсе, что она трахается со своим гитаристом, и это происходит уже не впервые? Ты в курсе, что у нее есть муж и ребенок, а она трахается с чужим мужиком?- Во-первых, он ее лучший друг.- Мне насрать, будь он хоть ее отцом! - я вижу идеальную картину мира этих трех людей. Верховный властитель в виде мифической медузы горгоны на троне из костей, вьющиеся около нее преданные змеи, одой из которых она гладит кожаную голову. Я вижу свое лицо в одной из этих змей. Я буду видеть его и дальше, если не сдержу данное ему слово.- И давно ты ее покрываешь? Почему вы коллективно делаете из Кобейна тупое бревно, которое радуется жизни со своим третьим глазом, пока его жена принимает в себя семя этого говнюка? Или подожди. Может он знает об этом? Может он вообще не против и сам в этом участие принимает? Шведская семья?Она отрицательно качает головой.- Тогда почему ты молчишь? Ты его друг, почему ты молчишь?- Крис, поверь, если Курт узнает об этом, то вряд ли будет чувствовать себя лучше.- По-твоему, лучше чувствовать себя шизанутым параноиком? - По-моему, лучше, если он узнает это сам. Я уверена, что однажды все раскроется само собой. Но не сейчас. Он узнает это, я уверена, но не сейчас, и уж точно не от меня или тебя.- Я дала ему слово.- Кристен. Ты не сделаешь ему лучше, - голос в моей голове проговаривает то же самое одновременно с Патти. Я мотаю головой, прогоняя его. Ладони сжимаются в кулаки до побеления пальцев, костяшки заостряются, кожа натягивается. Зубами я кусаю губы изнутри, чувствуя солоноватый привкус на языке. Я сжимаю челюсти, и мои слегка слезящиеся от желтоватого освещения в комнате глаза начинают бегать от предмета к предмету, часто возвращаясь обратно на лицо Патти. Я не хочу смотреть в ее глазах. В их взгляде я вижу себя упрямой глупой девочкой. Я пытаюсь радеть за что-то, о чем не знаю. Я хочу поступить по справедливости, хочу, чтобы все было по-честному, хочу, чтобы тому парню за много километров отсюда не было так плохо от раздирающих догадок, которые кажутся призрачными. Хочу сдержать слово, и не стать одной из этих змей. И тогда она кивает на пол. Она говорит:- Присядь. Я не хочу садиться.- Прошу тебя. Я не знаю, хорошая ли это идея, но я попробую объяснить.Нет. Иди к хренам, если хочешь заставить меня присоединиться к вашей гребаной секте. Я не собираюсь принимать это и считать нормальным, я не собираюсь понимать это. - Прошу тебя. Сядь. Ты не обязана в это верить и становиться на ее сторону. Я не собираюсь оправдывать ее, ты просто выслушай.Я и так не принимаю ни чью сторону. Я все же сажусь на пол, подворачивая ноги по-турецки. Мои слегка разведенные в стороны локтями руки упираются в колени. Я жду ее слов. Патти делает вдох через нос, и я снова вижу в ее открытых глазах то выражение полной усталости и желания лечь где-нибудь, чтобы сдохнуть. Можно предположить, что барабанщице самой далеко не в кайф говорить на эту тему, объяснять что-то человеку, который называл всех своих дорогих друзей погаными паразитами. Ореол желтоватого света от настенной лампы за ее головой придает рыжим волосам тусклый теплый оттенок, лицо же наоборот выглядит сильно старше. Ее лицо подошло бы в рекламу таблеток от головной боли. Я жду.- Постарайся просто выслушать и понять. Эта ситуация, разумеется, достаточно нестандартная, и я уверена, что у тебя, как и у меня, нет никакого желания копаться в этом дерьме, но это нужно, чтобы ты сейчас не натворила глупостей. Потом от этого будут страдать абсолютно все. Кортни любит свою семью. Она чертовски сильно любит и до сих пор влюблена в Курта, она думает только о нем, он нужен ей. Это правда, хотя ты и можешь усомниться в этом после увиденного. Эта семья - центр ее вселенной, смысл существования. Но вот представь, что человеку делать, если все рушится. - В каком это смысле? Он трахается с кем-то из своей группы? - Патти качает головой в ответ на мой сарказм. - Дело не в этом. Сомневаюсь, что Курт пойдет на подобное. Но дело не в этом. Просто это очень трудно. Трудно жить с таким человеком, любить его. Ей тяжело так жить, она устает.- Супер, - из моего горла вырывается смех, - это ее эмоциональная разрядка? Он что, бьет ее? Может, принуждает к чему-то? Насилует? Унижает? Что он такого делает, что ей тяжело жить?- Кристен, ты не понимаешь, - ее усталый спокойный тон выводит из себя, - я давно знакома с Кортни и достаточное время знаю Курта, чтобы судить об этих людях и их взаимоотношениях. Я достаточно хорошо знаю Кортни, чтобы сказать, что она, несмотря на все слухи, просто чертова женщина, человек, который хочет любить и быть любимым. И я тебе скажу, что она сделала большую ошибку, связав свою жизнь с подобным Курту человеком. Постойте-ка минуту. Думаю, следует отмотать на пять секунд назад. Я не ослышалась, как показалось сначала. Она действительно переносит вину за эти "игры в кроликов" на другого человека? Патти видит мою готовность подняться на ноги и снова появившееся желание избить кого-нибудь. Она продолжает.- Я не говорю, что в этом виноват Курт. Она сама сильно напортачила. Я достаточное время знаю Курта, чтобы понять, что это за человек. Я достаточно хорошо знаю его, чтобы иметь полное право сказать, что он не тот мужчина, который может дать стабильность в жизни, который может стукнуть кулаком по столу, чтобы приструнить; не тот, с кем можно чувствовать себя за "каменной стеной". Он даже не здесь. Он живет не здесь, он творит не здесь, он где-то там, очень далеко, и никого туда не подпускает. Как в какой-то капсуле, в своем мирке внутри другого, и достучаться до него невозможно. Представь себя на месте Кортни. Представь, что ты пытаешься выудить любимого человека, с которым у тебя так много связано, в реальный мир, а он сидит за этой стеной и ничего не слышит. Ты словно живешь одна, и вынуждена сама справляться со всеми неудобствами, решать все насущные проблемы за него и за себя. Словно живешь со вторым ребенком, которого чертовски сильно любишь, но не получаешь ничего взамен. Я не говорю, что Курт - полный эгоист и не любит никого на свете. Это далеко не так. Но это эфемерное чувство не для нее. Я еще раз повторяю, что она - не инопланетянка, не мифическое существо, которое живет только чувствами. Она просто чертова женщина, человек. Ей тоже может овладевать усталость и грусть, она хочет чувствовать заботу, хочет чувствовать себя саму беспомощной, хочет просто успокоиться и расслабиться. Но она не может. Сама виновата, что взяла такую огромную ответственность. И теперь посмотри, к чему все пришло: ее называют шлюхой и стервой за то, что она пытается быть пробивной, сильной и бескомпромиссной, чтобы добиться чего-то для себя, делая счастливым и его. Выпитое на борту самолета кофе с виски поднимается тошнотворной волной по пищеводу. А она продолжает говорить:- Я вовсе не хочу очернять Курта, не хочу говорить, что причина в нем, что он в этом виноват. Но такая жизнь чертовски выматывает, ей тяжело. Кортни виновата сама, она влюбилась и теперь расплачивается за это. А Эрик для нее как чертова скорая помощь. Кто как не лучший друг, который был с самого начала всей этой группы, поможет и поддержит в любой ситуации? Да, это немного странная поддержка, но слова далеко не всегда помогают. Если бы его не было рядом, чтобы она могла расслабиться и успокоиться хоть на какое-то время, никакой семьи у нее с Куртом не было бы. Она бы просто не выдержала в конце. Но она любит его, неужели не понятно, что она всеми силами и способами пытается удержать семью вместе? Я не чувствую своих конечностей. Она говорит:- Я уверена, что однажды Курт узнает об этом. Он все поймет, тем более что подозрения рождаются и сейчас. Он узнает об этом, но не сейчас. Не от меня или тебя. Когда время придет. Он сам все узнает. Она молчит, и ее усталый взгляд устремлен в пепельницу на кровати. Она тушит окурок в дно стеклянного низкого сосуда, прижимая конец опалившейся сигареты к твердой поверхности, стирая в серовато-черный песок. Дверь закрывается за мной с тихим щелчком. Патти не пытается препятствовать моему уходу, когда мои шаги гулко раздаются в моей же голове. Несколько лестничных пролетов, и я оказываюсь на улице. Гостиничный двор полон темноты, что нарушается только светом из окон гостиничных номеров, где люди еще не успели лечь спать. Странно осознавать, что в такое позднее время ты - не единственный, кто бодрствует. Бодрствует? Все мешается, все путается, шум в моей голове, линии освещенных фонарями улиц в центре города, шорох чьих-то шагов. Мысли и события перетекают друг в друга непрерывной волной. Время - сплошной спектр, непрерывный, переходящий из одного дня в другой, обозначающийся лишь определенными моментами. Время - ничто.Железные качели протяжно и неприятно скрипят, когда я сажусь на них. Я упираюсь носками сапог в пыльную землю и слегка вытягиваю ноги вперед, отталкиваясь. Ветер зарывается в волосы, шепот в моей голове становится тише, смешиваясь с мерзким скрипом несмазанных старых качелей. Я машинально поднимаю взгляд на здание гостиницы. Неизвестно, какое из темных или все еще горящих окон на четвертом этаже принадлежит номеру Кортни. Что-то вселяет уверенность, что сейчас она не спит. В своей голове я вижу обрастающую деталями картину. Я вижу лежащую на боку Кортни, я вижу ее бледные от недостатка освещения руки, уставшее, расслабленное лицо, сбившиеся выбеленные кудри, одеяло, обернутое вокруг ее талии вместе с мужскими руками. Я уверена, что она не спит. Она думает о чем-то или, скорее всего, о ком-то, кого ей приходится обманывать. Ложь во благо. Иначе нельзя. Самый настоящий цирк, посмотри на это со стороны отношений в отдельной семье или же со стороны ситуации между отдельной группой людей в общем. Цирк.Ее скорая помощь, кислородная маска, без которой дальнейший полет невозможен. Она падает, набирая скорость для последующего пике, - кислород опьяняет. Она снова наплаву. Кислородная маска - далеко не самый пригодный способ получения кислорода, не тот настоящий чистый воздух, но именно она спасает, когда этого настоящего газа совершенно не хватает. Она снова чувствует силы, она снова в полете, она идет к цели, восстановившись изнутри. Я вижу ее с двух возможных точек. Я вижу усталую, постаревшую на несколько лет женщину сидящей в кресле. Сигарета в ее пальцах истлела, но она не обращает внимания на эту мелочь. В ее темных глазах застыли влажные блики, ее кожа изрыта впадинами и неровностями. Женщина с настолько иронически звучащей фамилией. Любовь. Любовь слепа. Но она и не хочет видеть. Она не хочет видеть, в какую яму заталкивает себя своими же руками, отчаянно держась за ослепляющий ее свет. Пыльные носы моих сапог снова врезаются в землю. Качели протяжно скрипят в продезинфицированной далеким шумом ночной тишине. Любовь больше не кажется волшебным даром. Ты словно сидишь перед закрытой дверью, словно живешь с китайской стеной посреди дома. Ты ломишься в эту глухую преграду, бьешься, сбивая все костяшки рук; ты кричишь, ругаешься, угрожаешь, умоляешь, но в ответ - тишина. Не игнорирование. Он просто не слышит. И ты сидишь в своем темном углу по ту сторону от неизведанного скрытого мира, и ты понимаешь, что эта любовь, которая дает тебе силы, молодость и вдохновение, забирает все это с лихвой, иссушает тебя еще больше, превращая в старуху. Ты привязана своим чувством, ты построила свою жизнь вокруг него, потому что иначе никак. Тебе приходится жить в этом мире, держаться наплаву, чувствуя, как кожа огрубевает, как ты лишаешься последних фантазий и способности к ним. Ты стоишь обеими ногами на земле, не имея возможности взлететь. Приземлены ли люди просто от своего нежелания изменить свою жизнь? Не могут ли они взлететь, потому что слишком привыкли? Возможно, причина в другом. В том, что выбора иногда не бывает. Ты стоишь перед фактом, у тебя одна дорога, если ты решил связать свою жизнь с определенным человеком\моментом. Это чувство сделало ее слабой, неспособной жить по-настоящему. Заставило растрачивать свои силы день ото дня. Или же слабы люди, подобные мне, которые не признают чувств вроде любви? Те, кто решил не рисковать, связывая себя узами, предпочитая им единение с собой и миром без людей. И эта Северная Звезда настолько далеко, что ее невозможно коснуться. Ее свет слишком эфемерен и непонятен, чтобы довольствоваться им одним. Она слишком привыкла к миру материальному, чтобы обращать внимание на что-то вне его. Стена нерушима. Я вижу ее. Я вижу тебя, сидящей в темноте. Тьма вокруг тебя озаряется тусклым светом в дверном проеме в стене. Свет опаляет восковой панцирь твоей кожи, ты сощуриваешь ослепшие глаза. "Кто как не лучший друг поможет и поддержит в любой ситуации?" - звучит вопрос в моей голове. Ответ известен. Никто. И ты поддаешься этому тусклому свету, переплетениям трубок своей кислородной маски, стремясь утолить жажду кислорода, стремясь избавиться от удушья при стремительном пике. Бледные подрагивающие руки цепляются за плечи, пока ты жмуришься в исступлении, стремясь сжать этого мужчину крепче. Ты жмуришь глаза, зарываясь в запах его волос, кожи. Ты делаешь ему больно, сжимаешь его ребра, приникая все ближе. Горячие вздохи на фоне его забытых уверений, что этого делать нельзя. Рассеивающаяся на миг мириадами ярких вспышек тьма, в которой мелькают разноцветные лучи. Носки моих сапог снова упираются в землю, но ничего не происходит. Я замираю в таком положении, гипнотизируя взглядом землю. В пропитанном сырым холодом лесу из устремляющихся бесконечными пиками к невидимому небу сосен на секунду становится светлее. Искусственный воздух, искусственный свет, который позволяет тебе сделать глубокий вдох, почувствовать себя, свои силы. Ты лежишь в полной умиротворенной неге, чувствуя руки на своей талии, заботливо укутанной одеялом. Ты чувствуешь, что вся тьма из тебя вышла наружу, растворяясь в темноте тихого номера. Ты снова готова бросаться в бой, снова готова утопать в неощутимых объятьях своей Северной Звезды, такой далекой, что ее никогда не достичь. Твой обострившийся слух различает шорохи сонной Атланты за окном и скрип качелей во дворе гостиницы. Ты дышишь глубоко и размеренно, утопая в тепле из одеяла и рук, обернутых вокруг тебя. Женщина, чьим именем стало ее же проклятие на всю жизнь. Любовь слепа. Любовь - часовой механизм. Сколько времени еще отведено? Сколько времени уже потеряно безвозвратно? Час выиграл, час потерял. Не имеет смысла сейчас. Наши часы заведены на одну и ту же дату, но время наше течет разными путями. Ты снова чувствуешь его дыхание на своей коже. Опасная затея, которая почти имеет смысл, почти оправдывает риск. Завтра, полная сил и энергии, ты снова будешь светиться от счастья, снова будешь указывать всем, что делать, снова станешь пробивной стервой. Завтра самолет снова сделает крутой крен и взмоет вверх, выравнивая полет до следующей аварийной ситуации. Внимание, следующая разгерметизация самолета произойдет через неопределенное время. Любовь - падение в глубокую скважину. Я расслабляю ноги. Качели противно скрипят.Обратно в номер я прихожу, когда на горизонте уже слегка забрезжил матово-желтый свет. Мои слипающиеся полные сухого песка глаза провожали последние синевато-черные оттенки уходящей ночи. Все осталось таким, каким я запомнила в прошедший день, являющийся предыдущей серией настоящего: работающий телевизор, пепельница и пачка чипсов на кровати, где лежит периодически засыпающая Патти. Она вскидывает голову, когда я вхожу в наш общий номер. Я думаю о том, что в Нью-Йорке сейчас тоже рассветает, и линия горизонта окрашивается в цвет яичного желтка. Я спрашиваю себя: что сейчас видит третий глаз? Потолок очередного гостиничного номера? Рассветное небо? Неизвестные миры или вводящие в ужас фантазии, мысли, обзаведшиеся реальными образами? Голос внутри меня четко отвечает: "Не вмешивайся. Час выиграл, час проиграл. Все идет по-своему. Плыви". Карие сонные глаза следят за моими медленными передвижениями по комнате, сопровождающимися шаркающими шагами. Я останавливаюсь у валяющегося на полу телефонного аппарата и приседаю на корточки. Видит ли третий глаз, что я не принимаю ни чью сторону? Видит ли, что моя рука тянется к розетке и вынимает телефонный шнур из нее? Я обнимаю прижатые к груди колени руками, глядя на сидящую напротив на кровати Шемель. Удивление на ее лице не остается незамеченным. Я не буду хранить эту тайну, я не буду открывать ее никому. Третий глаз увидит все по прошествии времени, а пока я не имею права разрушать заведенный порядок в этой странной коммуне бродячего цирка. Я не имею права. И мне чертовски тяжело уместить это внутри. Похоже, что не так уж мы и отличаемся… И я кричала, И никто не услышал. Вдох, Слепые глаза, видящие Хаос Принесли мне жалость, Хотя я всё понимаю, Я буду, Даже в темнейшую ночь, ждать тебя. Здесь холодно, Здесь никого нет, а я жду тебя И ничто меня не остановит, Я знаю. Я бы лелеяла всё своё горе, одна. И я подожду, Уставившись на Северную Звезду, Боюсь — Меня никуда она не заведёт. Так холодно, Сегодня вечером он разрушит мир Все ангелы кланяются в сиянии Северной Звезды, Преклоняются перед ледяным светом. - Hole - "Northern Star".