Сумасшествие. (1/2)

В совершенную больЯ влюбленЯрость - мой король и он,Дарит сладкий вкус страдания в искусствеПоддайся боли-будь собоюСлышуя сейчас дикий крикКак же он во мне возник?Словно душа бросила меняИ я уже схожу с ума!Демон стоял в тени высокой колонны главного венского театра. Солнце было на исходе, холодный, вечерний ветерок колыхал кроны дерев, в зале царила блаженная прохлада. Вокруг него суетились разные люди, столь ничтожные, что Сальери даже не обращал на них внимания. Рядом с демоном стояло одно из самых презираемых им существ – Франц ФонОрсини Розенберг. Этот старый петух с павлиньим хвостом, не переставая, кудахтал про злобы жизни.Итальянец не слушал презренного шута, лишь изредка для вида, он кивал на очередной монолог директора театра.

- Ну, где это Моцарт? – Нудно протягивая слова, произнёс Розенберг.

?Хотелось бы мне знать?, - подумал Сальери, смотря куда-то в сторону.

Минут через пять в зал влетели пару певиц, повизгивая и смеясь, а за ними, тоже смеясь, вбежал взлохмаченный уже не юноша, но ещё не мужчина, человек. Его камзол был не нов, а волосы растрёпаны так сильно, как будто он ехал на козлах шестёрки арабских скакунов, запряжённых в карету его величества. Парик был неизвестно где, молодой человек был явно разгорячен. Одна из дамочек, увидев директора, завизжала и убежала, захлопнув за собой двери, красная как помидор. Наверное, завтра её карьера скоропостижно закончится.

?И это Моцарт?!?, - подумал демон.

- Мо-о-оцарт, - Громко потянул Розенберг, привлекая к себе внимание гения.Амадей остановился и каким-то неприятным взглядом окинул человека в розовом камзоле. В его взгляде скользило что-то между пренебрежением и усмешкой.

- Герр Розенберг, так понимаю? – Произнёс Моцарт, нагло и бесстыдно смотряв глаза напыщенного павлина.

Сальери усмехнулся, его забавлял вид гения, про которого он так много слышал. Демону казалось, что для того, чтобы свернуть Моцарта с пути не стоило даже ничего делать. Душа этого человека больна тщеславием, блудом, гордостью. На какой-то момент мужчина даже потерял интерес к великому музыканту. Видимо, задумавшись над своей ?победой без единого выстрела?,Антонио пропустил тот момент, когда Франц Орсини Розенберг бранил новое произведение композитора за большое количество сложных переходов и элементов, которыми была переполнена музыка этого молодого таланта.- Слишком много нот! – Вновь произнёс Розенбер, яростно швыряя слова в Вольфганга.

- Как вы можете судить о произведении, ни разу его не услышав? – Презрительно, нагло, с долей самодовольства произнёс австриец, кинув тем самым ?перчатку? итальянцу. Весь гордый вид австрийца так и говорил: "ну давай, ответь мне на это".Орсини был уважающим себя человеком, но его ?гордость? не позволяла принять этот вызов, поэтому он театрально удалился, стукнув напоследок тростью об пол.

?Браво?, - подумал придворный музыкант, - ?давно этого павлина никто так не злил?.Моцарт нагло смотрел в спину удалившемуся человеку, торжествуя. Тут его взгляд упал на всё это время терпеливо молчавшего мужчину в чёрном камзоле.Дерзкий взгляд смешливо окинул его вид, пока не встретился со взглядом жгучим, словно пламя. Амадеуса пробила мелкая дрожь, этот взгляд прожигал его, запечатлев себя в душе гения.Композитора охватил страх и что-то такое странное, манящие, что не давало отвести взгляд от итальянского музыканта.Наконец-то взяв себя в руки, Моцарт подошёл к итальянцу, но стоило только подойти к змее ближе, как гипноз становился сильнее. Пальцы австрийца сжали партитуру. Подойдя к Антоио достаточно близко, Вольфганг сделал поклон, протянув столь ценную для любого музыканта бумагу.

- Вы ведь тоже музыкант, герр Сальери, – слегка сдавлено произнёс Амадей, - вот, возьмите её, она мне не нужна, я помню каждую строку.