Трудности перевода (1/1)

— Какого хуя тут происходит? — верещал Кирк, с шумом втягивая кровавые сопли и пытаясь высвободиться из сжимающих его щеки острых коленок Спока. Кажется Джеймсу уже снилась такая диспозиция, разок или два — не больше восьми — но не в результате резкого крена шаттла.— Нас преследуют мусоровозы, — меланхолично жуясь и поглядывая в зеркало заднего вида, ответил вулканец. — Это русская атомная модель ?Разъебись плечо, размахнись рука?, класс ?Дельта?. Наши шансы выжить после попадания в раструб этой адской машины — примерно ноль целых три десятых процента. Спок намеренно не ослаблял коленный захват. Ему хотелось насладиться видом капитанского лица в районе своих вулканских гениталий. Пусть и перед смертью.— Но какого черта им от нас надо? — спросил Кирк, с нежностью обречённого прижимаясь к колену щекой и обхватывая Спока за щиколотки.— Это беспилотники, капитан, — коммандер сдержал желание погладить Кирка по жесткому ежику волос. Вместо этого нащупал упругий зад лейтенанта Ухуры. — У них программа такая — утилизация всех старых корыт в радиусе километра. А эта нормианская посудина — старое облезлое корыто и есть. Знаешь стишок?Спок, задумчиво закатив глаза, декламирует: — Три мудреца в одном тазу, пустились по морю в грозу. Будь попрочнее старый таз, длиннее был бы мой рассказ.— Но, Спок!— Никаких ?но?, Кирк. Между прочим, это не я спустил все выделенные из бюджета деньги на рулетку и шлюх. Посему, — Спок вздыхает и, не удержавшись, ерошит пшеничные кудри Джеймса Тиберия, — предлагаю тебе вспомнить ?Отче наш?.****— Держитесь! — Кирк отлепляет лицо от споковых колен, падает в капитанское кресло и вдавливает педаль газа в пол.Лейтенант Ухура заунывно молится в углу, схваченная мужественными руками Хэндорфа.— Корабль – говно, — задумчиво ковыряясь в ухе, говорит Спок, в тайне надеясь, что родившийся с набором столового серебра в заднице капитан вновь нарушит все законы физики, термодинамики и здравого смысла и всех спасет. — А если корабль говно – экипажу пиздец, капитан. Так говорила моя покойная матушка. Охуенного ума была женщина, упокой господи ее душу. Накрылась, короче, наша долгая процветающая жизнь атомной русской… — Пиздоооой, — безутешно рыдает троица в костюмах нормианских проституток. Ухура обессилено прижимается заплаканным лицом к накладным сиськам Хэндорфа и царапает щеки фальшивыми стразами Сваровски.— У тебя спирт есть? — лихорадочно озираясь, спрашивает Кирк коммандера.— Налить тебе отходную? — на лице Спока появляется проблеск интереса. — Это я быстро. У меня где-то был даже соленый корнишон. Если не засох.— Засунь свой корнишон себе в жопу, — злобно цедит капитан.— Обижаешь, — отвечает Спок, — я его оттуда и не доставал.— Хорош пиздеть, коммандер, лей спирт в топливный бак, — от натуги Кирк краснеет, как вареный рак. — Я понимаю, это святотатство, но иного выхода нет!— Кажется, я начинаю улавливать ход твоих мыслей, — отвечает Спок, откручивая пробку трехлитровой бутыли без опознавательных знаков.***— Прямо по курсу дробилка! — рыдает Ухура, крепче вцепляясь в искусственный бюст своего соседа по несчастью.— Мы не проскочим! — говорит Спок, перебирая четки одной рукой и крестясь второй. — Чем это так воняет? — интересуется Кирк.— Вы сказали ?не ссать?, капитан, — всхлипывает Хэндорф. — Простите, я не смог удержаться…— Ссскотина, — шипит Кирк, чувствуя непреодолимый позыв сделать то же самое. Выхватив из рук коммандера бутыль с остатками спирта, он лихо заливает их себе в рот. Скрежеща проеденными коррозией бортами о зубья смыкающейся дробилки, нормианское корыто выскакивает из смертельной ловушки, и с душераздирающим воем врезается в огромную груду дурно пахнущих помоев.Нормианские бляди облегченно вздыхают, томно охорашиваясь. Ухура размазывает по лицу остатки косметики пополам с соплями.— А я говорил, что проскочим, — гордо напыжившись, заявляет капитан, отряхивая с приборной панели яичную скорлупу и куриные кости. — Не уверен, что это можно так назвать, — Спок отлепляет от щеки грязную ежедневку и снимает с кончика уха потёртый кондом размера XXL.***— Какая сволочь сказала, что сектор необитаем? — брезгливо морщится Ухура, выковыривая из волос жвачку. — А это кто — тени отца Гамлета, что ли? Тактично игнорируя провокационные выпады, Спок приникает к загаженному иллюминатору. По ту сторону стекла, как по мановению волшебной палочки какого-то ебанутого на всю голову чародея, материализуется одутловатая багровая морда, жаждущая то ли кирпича, то ли пол-литры. Хитрые глазки обитателя местной фауны, не мигая, впериваются в вулканское диво из-под кустистых бровей. Пальцы аборигена с многолетним трауром под обкусанными ногтями перебирают всклокоченную бороденку с застрявшими в ней кусочками квашеной капусты и репчатого лука. — Серп и молот, — задумчиво говорит коммандер, рассматривая красную звезду на засаленной ушанке местного жителя. — Боюсь, что тень отца датского принца была бы предпочтительнее, лейтенант. Тут у нас хуйня пострашнее. Это русские. — Чур меня, еблота ушастая, — крестясь и троекратно отплевываясь, удивленно сипит обладатель протокольной морды. — Свят-свят-свят… От ведь допился до остроухих чертей, мать мою за ногу, растудыть ее в качель. Кыш! — Существо машет в сторону иллюминатора грязной ушанкой, — кыш, кому говорят, сотона адская! Изыди!Внезапно к иллюминатору прилипает второй не менее колоритный представитель гуманоидной расы.— Сука, — отчетливо произносит он на неизвестном языке и тычет в сторону иллюминатора куском измазанного экскрементами картона, на котором угадывается надпись ?Сами-то мы не местные…?, переходящая в набор непонятных иероглифов.— Не уходит, ишь! — озадаченно сипит бородач, нахлобучивая ушанку на грязную лысину. — Слышь, Митяй, не уходит падла. Я ей, слышь чо, ?кыш? говорю, а она вон чо… Ууууу, харя твоя сатанинская, — мужик замахивается на Спока кулаком.Отпрянув от иллюминатора, коммандер инстинктивно жмется с Кирку. — Сука, — доносится снаружи сипение Митяя.— Зырьте, ребзя, — орет кто-то третий. — Там ета… блядей полна коробочка!!!Магическое слово ?бляди? вызывает неприятное шевеление в остро воняющей помойкой куче. Из темноты один за другим возникают жуткие силуэты и в считанные секунды зажимают нормианское корыто в кольцо.— Ниота, — сурово говорит капитан, — да отлепись ты, наконец, от сисек Хэндорфа. Они же накладные, оторвешь еще. Ты русскую порнуху вообще смотрела?— Давно не смотрела, но все помню, — отвечает лейтенант Ухура.— Чё они говорят?Ниота задумчиво чешет затылок.— Нууу… Диалект примитивный, без пузыря не разберусь.— На вот, — приходит на помощь находчивый Хэндорф, доставая из ложбинки между гигантскими грудями фляжку. — Для специального случая берег. Бери, не жалко.***— О, Боже, какой мужчина, — колоратурным сопрано воет Ухура, громоздясь на колени Хэндорфа. — И я хочу от тебя сына. И я хочу от тебя дочку...Плиссированная юбочка а-ля Грэтхен, столь любимая проститутками всех мастей, заметно приподнимается в области паха. Хэндорф смущенно взирает на предательские действия собственного организма.Снаружи творится вакханалия. Толпы русских раскачивают неустойчивый шаттл под немелодичное треньканье балалаек. Митяй, замахнув первача из мутной бутылки, целует медный бюст Ленина в натертую до блеска лысину и безутешно рыдает.***— Теперь я все понял, — в бешенстве сверкает сапфировыми глазами разъяренный капитан. — Понял, за какие такие таланты лейтенант Ухура стала офицером в пятнадцать лет! И почему она была твоей любимой ученицей!Невыносимо страдая от морской болезни, Кирк нервничает еще больше.— Дай мне ведро! Блевать буду! — зеленея, говорит он.И, уже наклоняясь к любезно поданному коммандером ведру, добавляет:— И сделай уже что-нибудь с этими уродами, студенткоёб любитель! — Вмешаться сейчас, капитан, значит пойти вопреки логики и здравого смысла, - нехотя тянет время Спок, запихивая купюры за резинку стрингов Ниоты. - Этим мы навлечём на себя не только гнев русских, но и лейтенанта Ухуры, что куда страшнее, - ёжится командер, вздрагивая.- И когда это мне было не насрать? - цепляясь за ведро, как утопающий за соломинку, резонно замечает Кирк. - Это приказ, коммандер, исполняйте!