Боб (1/2)
Шуршал мусор, выгребаемый из углов и самых неожиданных мест, совершенно для мусора не подходящих. Шуршали целлофановые пакеты со свежим постельным бельем. Шуршал проржавелой водой старенький душ. Его отваливающуюся лейку на ходу приделывала воспитательница. Другая яростно натирала жесткой щеткой спины мальчишек, покрасневшие от такого усердия. Загрубевшая, затвердевшая пыль и копоть стирались плохо, но воспитательница не сдавалась, упорно сражаясь с многонедельной грязью. У нее было задание: сделать из дикарей сияющих ангелочков, хотя бы на несколько часов, до тех пор, пока не привыкшие к чистоте дети снова не полезут в грязь.
Директриса - Жаба, по-местному - ходила по коридорам, пинала уборщиц, заглядывала в комнаты, удостоверяясь, что никто не занимается посторонними делами, все только драят, чистят, выбрасывают, а что нельзя выбросить, хотя бы прячут так далеко, чтобы этого не было видно. Жаба тоже шуршала, но как-то по-особенному, скорее уподобляясь шипению змеи.
О том, что директрису пора переименовывать, сказал Боб, когда та в очередной раз заглянула в ванную и прошуршала-прошипела, чтобы он быстрее смывал с головы мыло и вставал в очередь на стрижку.
- Вот же стукнуло козлу в башку, - парень поморщился, когда пена с бровей стекла ему в глаза, - Идиота кусок.
- Зато сегодня на полдник дадут конфеты, - робко подал голос Хорек, за что был удостоен презрительно-жалостливого взгляда не только от Боба и остальных ребят, но и от воспитательниц.
- Конечно, их дадут, - Боб оттолкнул от душа какого-то замешкавшегося мальчишку и подставил мыльную шевелюру под желтовато-ржавые струи, - Но кто сказал, что их можно будет есть?
В честь приезда гостя столы накрыли дешевыми скатертями, в суете купленными в ближайшем магазине, а детей разместили по возрасту и внешности, самых симпатичных посадив ближе к столу педагогов и воспитателей.Поэтому не удивительно, что Боб и его шайка оказались в конце столовой, зажатые между стойкой раздачи и кладовой. Яркие, шуршащие, обернутые двумя слоями бумаги конфеты лежали у каждой тарелки, но меж столами ходила суровая Паучиха, вцепляясь своими длинными белыми пальцами в руки тех, кто пытался коснуться угощения.
После двух провалившихся попыток Хорек сник.
- Жалко, здесь нет Щенка. Он всегда так смотрел на Паучиху своими глазищами, а она таяла...Внутри у Боба что-то зарокотало. Эта размазня хныкала тогда, когда они все вместе разбирались с мерзким членососом, хныкала, когда Боб запер дверь во время визита Пирата, и хнычет теперь, как девка сопливая!- Слушай, блять, сюда, - парень перегнулся через стол и схватил не успевшего убрать руку мальчишку за запястье, больно сжав, - Не живет здесь больше пидорок, понял? Он там, где ему и место. Забудь о нем, как будто его не было. Понял?
Хорек, съежившись, как жопа старой Крольчихи, слабо кивнул. Судя по дрожащим губам, он был готов расплакаться. Ему же хуже. Жаба отберет у него полдник и отправит в комнату, чтоб своей сопливой рожей не мозолил глаза гостю.
Бульдог, Цербер и Питбуль молчали, как всегда безмолвно одобряя каждое слово предводителя. Хорошие ребята. Они в любом случае встанут за Боба, можно даже не сомневаться.
Полдник уже подходил к концу, когда свершилось то, чего все так ждали. В сопровождении любезно распинающейся Жабы в столовую вошел гость, приковавший к себе безраздельное внимание всего "Острова". Он и был "Островом", его основой. Человек, благодаря которому этот детдом не снесли в кризис, и который ежемесячно выписывал на счет заведения немалые суммы для того, чтобы дети были сыты, одеты и довольны жизнью хотя бы настолько, насколько это возможно для сирот.Ходили слухи, что он сам когда-то вырос здесь и теперь чувствует долг...хер его поймет, перед чем. У богачей свои заморочки.
Вряд ли он знал, что все деньги не доходят до детдома в принципе, откладываясь в карманы директору и его приближенным. Взрослые успешно вводили его в заблуждение такими вот представлениями, чистыми лицами, конфетами на столах. Взрослые вообще очень хитрые твари.
Его называли Моряком. Темно-рыжие волосы были стянуты резинкой на затылке, от розовой рубашки(пидорас, - сквозь зубы прошипел Боб)за километр несло дорогим одеколоном. Высокий, широкий в плечах, гладковыбритый.Достаточно молодой, чтобы навалять кому-нибудь. Он шел вдоль столов и улыбался, глядя, как под грозным взглядом воспитательниц дети за обе щеки уминают омлет. Подгорелый. Снова, еб вашу мать. Только Морячку об этом никто не скажет.
- А если ему...о Пирате? - вновь подал голос Хорек. Вот же падла пугливая.
- Заткнись, пока с тобой не стало то же, - буркнул Боб, вытаскивая из своего омлета жесткий волос и краем глаза глядя, как Моряку, севшему за учительский стол, подносят румяную, чуть тронутую огнем порцию. Ага. Магазинную.
Подчиняясь взгляду Боба, сидящий рядом с Хорьком Бульдог ближе придвинулся к мальчику, а Цербер соскользнул со скамейки под стол, избегая цепких лап Паучихи, и оказался на другой стороне, заняв свободное место по другую сторону от Хорька.
- Заткнись. Нахуй, - еще раз предупредил Боб, и тот окончательно сник.
На самом деле, каждый раз, когда Моряк приезжал в "Остров", Боб думал о том, почему никто до сих пор не рассказал благодетелю о Злом Пирате, уводящем детишек из под крыла заботливых воспитателей. Думал, думал, а потом понял - богач и так все знает. Просто ему насрать, как и всем в этом мире насрать на разваливающийся детдом на краю далекого городишки. И вся эта мнимая забота не больше, чем самолюбование. И деньги его - гроши для олигарха. Наверняка он устроил бы их всех по домам, если бы хотел, но тогда некому будет благодетельствовать. Мразь. Все они. Боб ненавидел взрослых еще сильнее, чем ненавидел пидорасов.
После полдника настало время для обхода спален.
Дети "развлекались" так, как и подобает приличным детишкам - читали книги(на самом деле, некоторые так и не научились читать), играли в настольные игры(кроме "Монополии" здесь больше ничего не водилось, да и та вытаскивалась только на праздники), складывали кораблики и журавликов из бумаги. Все уже молились, чтобы Моряк побыстрее свалил, тогда можно будет снять колючие глаженные рубашки и вынестись всей гурьбой на улицу, завалив в грязь какого-нибудь дохляка. Вроде Хорька. А то он выступал сегодня много.
- Какой чудесный день, - гость сел за шатающийся столик у окна в коридоре и выглянул на улицу, где с самого утра моросил мелкий дождь, - Что же мне сделать хорошего, чтобы он стал еще лучше?Боб, которому выдался черед изображать бурную деятельность в коридоре, посмотрел на него, как на психа, и проглотил колкость. Жаба сложила пухлые руки на груди и умильно вздохнула. Этот же жест повторили остальные воспитательницы, стоящиевокруг нее, как свита.
- Какой добрый человек! Какой замечательный человек! А у нас тут крыша в игровой комнате потекла...Боб, похоже, толкнул Цербера, с которым они изображали игру в "перетолкай" слишком сильно, и тот отлетел к стене, ударившись головой и вскрикнув от неожиданности и боли. Все внимание тут же оказалось приковано к ним. Паучиха, грозно насупившись, в два шага преодолела разделяющее их расстояние, схватила Боба за запястье, и поволокла дальше по коридору, в сторону спален. Парень видел, что над лежащим Цербером уже склонилась вся педагогическая братия, квохча, как больные курицы.
- Чтоб я тебя до ужина не видела! - рявкнула Паучиха, заталкивая Боба в спальню, - Молись, чтобы с ним все было в порядке, иначе...Не договорив, она вышла из комнаты, хлопнув дверью, а Боб зло хмыкнул и завалился на свою кровать. Нашлась заботливая. В прошлом году он сломал ногу, неудачно прыгнув с гаража. Когда оказалось, что местная врачиха даже не имеет медицинского образования, а за вызов придется платить, все решили, что сломанная нога - не шея, срастётся. Ага, срослась. Неправильно. Пришлось во второй раз ломать. Только после этого наложили гипс.
И вовсе не хотел он вредить Церберу, случайно получилось, дернулась рука, когда услышал об игровой комнате. Когда-то это место было его любимым, будучи малолеткой он прибегал туда и прятался в огромном ящике для игрушек, точно таком же, как тот, что стоял у него в комнате дома, когда еще все было хорошо. Казалось, вот-вот крышка поднимется и Боб увидит улыбающуюся мать и отца, которые протянут к нему руки со словами "Нашли!"Только нет больше того времени. И игровой комнаты нет. Жаба сдает ее какому-то уроду, который держит там то ли наркотики, то ли оружие.
Как же Боб ненавидел их всех: "Остров", будь он проклят, Моряка, Щенка, Пирата, Жабу, Паучиху, детей, взрослых, своих родителей, особенно отца. Только эта ненависть помогала ему держаться наплаву и дожить аж до семнадцати лет.
Боб уже почти уснул, когда в комнату вернулись его соседи. Бледного Цербера ввели под руки и первое, что он сказал, когда вошел, было:- Все хорошо, Боб. Ты не виноват.Конечно, он не был виноват. Они что, думали, он тут слезы в подушку льет? Еще чего, размечтались.
Взрослые только-только уложили раненого на кровать и хотели уже уйти, но тут в спальню вошел сам Моряк, и им, изображающим заботливых воспитательниц, пришлось остаться.- Всего лишь легкое сотрясение, - опередила Жаба его вопрос, - Полежит пару дней и поправится.
- Замечательно. Я безумно рад, что мальчик цел, - в серой обстановке комнаты рыжие волосы Моряка казались ненужным предметом декора, - Нет ничего важнее здоровья!
Хорек, Крыса, Краб и даже лежащий Цербер покосились на Боба, опасаясь, что тот что-нибудь скажет, но парень молчал, мечтая лишь о том, чтобы гость ушел и вернулся уже тогда, когда Боб выпустится отсюда. Но вместо того, чтобы свалить туда, где воспитатели и дальше будут лобызать его дорогие ботинки, Моряк прошелся по спальне и остановился у пустой кровати Щенка.
- Как странно, - от цвета его мерзкой рубашки Боба затошнило, и он отвернулся, - Кажется, вы говорили, что вам некуда селить новых детей, поэтому нужны деньги на пристройку?
- Некуда, некуда, - залебезила Жаба, - Этого мальчика только вчера забрали новые родители, он освободил одну кровать, но в мире еще так много несчастных сироток! Как жаль, что мы не можем помочь им всем!
- Согласен с вами, - директриса говорила достаточно убедительно, и Боб, повернувшись, увидел, что Моряк собирается уходить, - Помощь нужна всем, особенно тем, кто не может за себя постоять.
Все должно было закончиться прямо сейчас. Рыжеволосый Моряк убедился бы, что его совесть чиста, сел бы в свою дорогую тачку и покинул бы "Остров" до следующего визита, о Цербере бы тут же все забыли, бумагу, выдаваемую за конфеты, сгребли бы в мусор, скатерти бы сняли со столов, детям бы разрешили снять омерзительно-чистую одежду, и все бы пошло, как раньше. Через год Боб бы выпустился и навсегда забыл об этом ужасном месте.
Но все разрушил один-единственный звук. Его издал Хорек, и Боб пожалел, что не прикончил эту паскуду раньше. Его тихий всхлип прозвучал в спальне, как раскат грома.- Что случилось, мальчик? - Моряк с удивительной проворностью для своего роста бросился к нему, а за ним бросились и остальные взрослые, но явно не для того, чтобы помочь.
- Он у нас очень впечатлительный, - голос Жабы лился, как патока, - Увидел раненого друга и расстроился.- Детей-сирот вообще очень легко вывести из равновесия, - скрипучий голос Паучихи был не так приятен, но не менее сладок. Они обе вцепились в сильные руки Моряка, почти повиснув на нем, а тот, будто не замечая их, присел на край кровати, заглядывая в глаза Хорьку.
- Почему ты плачешь, дитя?