Похождения бравого солдата Шмидта. Без комментариев. (1/1)

Иоганн не понял, почему его любимый партнёр начал пропадать в неизвестном направлении. Да, фюрер пропадал. А как-то он пропал насовсем.Череп клевал носом в штабе Гидры, тараща усталые глаза в убористо напечатанные бесконечные отчёты. Он не спал почти две недели. Наконец он сомкнул глаза и уронил голову на сложенные руки. В тот же момент хлопнули дверью. Иоганн подскочил:— Кто осмелился?!...и столкнулся с парой злющих карих глаз.— Ах, ты. Где ты был?Ненавистник, не отвечая, приблизился к нему вплотную.Череп закусил тонкие губы. Сжал кулаки. И вдарил Гитлеру так, словно был Капитаном Америка. Фюрер поджал губы. Раздался зубовный скрежет, и Гитлер получил ещё зуботычину.— Мальчик, — прошипел Подстрекатель и врезал партнёру в пах. — Сейчас получишь. Нацист сцапал ослабленного недосыпом главаря Гидры за локти и вывернул их за спиной.— Ты пытаешься обчистить мне мозги. Я уже давно понял, какая ты неблагодарная сволочь, Шмидт. Не будь меня, ты бы валялся дохлый на улице, и твой труп обглодали бы крысы! Мразь! — крикнул фюрер и саданул Иоганна по голове его же ноутбуком.Гитлер рванул Иоганна за волосы и принялся охаживать его головой об стену.- " - Узнаю своего фюрера, " - ухмыльнулся про себя Шмидт, вспомнив Третий Рейх, а сам фюрер, тем временем, в последний раз сильно приложил Черепа об стену.Конечно, Шмидт очнулся. В сплошной глубокой промозглой темени. Он встал и провёл рукой по стене. Раздался звон, и Иоганн понял, что прикован за обе руки. Главарь Гидры укусил цепь. Адамантиевая. Он резко рванулся вперёд и понял, что находится в замкнутом пространстве. Его глаза начали привыкать к темноте. Шмидт с ужасом понял, что весь заложен кирпичом, следовательно, его погребли заживо. Так-то оно так, но привязывать зачем? Нелогично. Следовательно, где-то здесь есть выход. И Череп потратил полдня, обстукивая каждый кирпич из ему досягаемых. Ничего не вышло, и он начал без толку колотиться в стены. Наконец он свернулся калачиком в углу. Хотел уснуть, но почувствовал, что на него из угла кто-то смотрит. Шмидт привстал и обернулся. Никого... И тогда он заснул. Разбудило его странное ощущение чьего-то присутствия.Опять никого. Иоганн сел и уткнул голову в сложенные руки.— Иоганн!— Хм?На Иоганна смотрел рослый и крепкий рыжий мужик с зелёными глазами, с пьяным взором, с бутылкой в руках и верёвкой на шее.— Ты... Это ты! - главарь Гидры вскочил, натянув цепи.— Да... Твой отец. Как я зачал такую мерзость, я не знаю.— Но мне нужна твоя помощь. Не презрение.— Это я должен помогать тебе? Помогай ему. После того, как ты помог умереть своей матери, когда она давала жизнь такому нежелаемому куску дерьма!— Я не виноват! Я не просил меня рожать!!— Ты прав, Иоганн. Ты не виноват. Такие вещи случаются. Я помогу тебе... сын. Я покажу тебе выход отсюда. Это тот же способ, которым я ушёл из жизни, когда это было слишком тяжело. Самоубийство, — кивнул Герман и растворился.— Куда?! Эй! Вернись, — Череп сел, и, звеня цепями, уткнул голову. — Чёртовы глюки!Он забился в угол и свернулся клубком, сомкнув глаза. Эти стены давили на него, и жуткое ощущение слежки не пропадало. Но несмотря на это, Иоганн забылся коротким нервным сном. Когда он в следующий раз открыл глаза, в углу стоял Дитер. Он был как живой. Иоганн встал, натянув цепи. Странным казалось только то, как ребёнок мог оказаться в таком месте. На худое плечо пришельца легла холодная кисть Черепа в кожаной перчатке.— Дитер?— Шмидт. Жаль, что тебя тогда не убили. Когда ты родился.Дитер обернулся. Он был весь бледный с чёрными синяками под остекленевшими глазами.— Ты тварь! — рявкнул призрак и отбросил Черепа к стенке, принявшись его душить.Когда Шмидт очнулся, то обнаружил над собой Золу. Тот беззлобно бормотал какую-то чушь про то, что Иоганн скоро поправится, что у него будет новое тело. Потом заговорил про какие-то абсурдные дела в Гидре. Главарь Гидры понял, что он не просыпался, а что ещё в этом тяжёлом, мутном сне. Потом он проснулся и обнаружил, что страшно продрог, а цепи на запястьях просто ледяные. Руки затекли, в ключицах ломило. Ко всему страшно хотелось уже даже не есть — пить. Подземелье душило и давило, и Иоганну временами казалось, что каменный мешок начнёт сжиматься, или попросту рухнет на него. Несмотря на муки, Череп сумел свернуться поудобнее и опять провалиться в тяжёлую дрёму. Время перестало существовать для Черепа. Мимо него ходили какие-то непонятные существа, а потом пришёл ОН. Абсолютно такой, каким запомнил его Шмидт, и будто подсвеченный чем-то. Сначала Иоганн абсолютно ясно различил аккуратно поставленные небольшого размера ноги в кожаных сапогах, потом его взгляд скользнул вверх. На него таращились безразличные стеклянные карие глаза. Бледный тонкий рот сжался в нить. В виске зияла дыра. Тёмные волосы растрепались.Жуткий. Именно таким главарь Гидры представлял Гитлера после самоубийства. Какое-то время они просто молчали, таращась друг на друга. Потом мёртвый фюрер резко и неестественно разомкнул тонкий рот и заорал на своего ученика нечеловеческим голосом. Гитлер схватил его и принялся тыкать носом в свои сапоги:— Лижи их!! Лакей!— Гитлер?!— Тебе удобнее всего забыть, что это я тебя создал! Откуда я тебя вытащил!! А ТЫ МЕНЯ ПРЕДАЛ!! — загремело в голове у Иоганна. — Ты служил мне из своих собственных корыстным побуждений! Сейчас ты предал меня! Мою идеологию!! Я слышал, что теперь ты воображаешь себя воплощением человеческого зла, не так ли? ТЫ САМОЗВАНЕЦ!! Ты никогда не будешь чем-то большим! И никогда не превзойдёшь мастера!! Ты меня слышишь?.. ТЫ, КОРИДОРНЫЙ??Потом Адольф переключился на какие-то отчёты, с отчётов — на Тессеракт. Иоганн вспомнил, что Гитлер — тот же Подстрекатель, и фюрер тут же вытянулся и приобрёл черты рослого загорелого Хейт Монгера с золотистыми глазами, и продолжил долго выговаривать ему за что-то. Потом Иоганну показалось, что он видит свет, а враг задвоился и начал расплываться. Зазвучал другой голос, перекрывающий бормотание фюрера. Вот над ним склонились уже два Ненавистника, и оба говорили что-то разное и одновременно. От такого количества Гитлера у Иоганна закружилась голова. Потом один взял его на руки и встряхнул. Даже сквозь многочисленные слои одежды на обоих, главарю Гидры почудилось, что он обжигается, и одновременно он задрожал от холода. Омертвевшие руки страшно заболели. Тем временем Подстрекатель пошёл со Шмидтом куда-то, время от времени толкая его к себе. Иоганну стало жарко, и он потерял сознание.В груди ломило, а тело било бешеной дрожью. Шмидт из машины Гитлера полусонно таращился на чёрное небо, перечёркнутое рандомными красными и ядовито-оранжевыми полосами, на трубы заводов, из которых валил чёрный дым, на кажущимися острыми от горячки лучи догорающих фонарей. Тело бил озноб. На запястьях остались мозоли от цепей. Его обвили за талию вражьи руки и осторожно прижали Иоганна к животу, который оказался вовсе не обжигающим, а чуть тёплым. Шмидт запрокинул голову, уже не зная, как устроиться поудобнее, и получил по зубам. Тогда Череп растёкся по Адольфу и задремал.Палач открыл дверцу и хотел сцапать Иоганна, но тот не дал опять сгрести себя в охапку.Да, это была очередная попытка избавиться от возлюбленного. Ненавистник зачем-то спас его, и поэтому был в бешенстве.Фюрер выломал кирпичную стену. Шмидт, забившись в угол, смотрел на него безразличным серым взглядом. Вся злоба забылась. Подстрекатель наклонился к нему и начал освобождать закоченевшие руки от цепей.— Эй, Иоганн. Очнись! Живой?Шмидт только безразлично смотрел перед собой. Молчит он. Ну, предположим, ему и вправду плохо. Фюрер поднял лёгкое после голодовки тело на руки и встряхнул недавнего партнёра. Последний шевельнулся и потерял создание. Хейт-Монгер бросил бессознательного главаря Гидры на сиденье рядом с собой. Чуть погодя Ганс очнулся и задрожал. Нацист сочувственно взглянул на Черепа и обнял его, пытаясь согреть. Что Ион, так тот прижался и запрокинул голову, уже не зная, как ему лечь, и тут же получил по зубам от лучшего врага; конечно, нечего, как смертельно больной, голову запрокидывать, Адольф ведь волнуется! Волнуется...Приехали. Хейт-Монгер собрался сгрести Шмидта в охапку, да тот не дал, го, значит, толкаться. Толкается он. Ну, как знает, пусть на плечо опирается. У фюрера точно неудачный день: прямо с порога на него налетел, как берсерк, Вольфганг, и начал то угрожать, то хватать никакого Иоганна за руки, то поднимать ему козырёк. Адольф присобачил Иоганна к стенке и схватил барона за шиворот. Началась бы драка, но Шмидт холодно вынул свои руки из Штрукеровых, а Вольфганг всё же не стал ему перечить, понимая, что Шмидт — начальство. Вольфганг и Адольф обменялись дикими взглядами, и последний поволок Ганса в спальню.Фюрер, грубо держа главаря Гидры за локоть, хлопнул дверью и толкнул Черепа. Тот полетел, но успел вовремя сгруппироваться и не ударился о косяк. Не успел Шмидт подняться, как над ним уже нависла злющая туша Ненавистника. Тот рывком поднял Иоганна, вывихнув ему руку. Последний собрал свои силы и лягнул нациста в пах. Суперсолдат был ослаблен голодовкой и недосыпом, так что враг был сильнее его. Хейт-Монгер зашипел от боли, но стиснул Иоганна за плечи, принялся трясти его и бить головой об стену.- УРОД!! - орал Хейт-Монгер. - Помнишь, откуда я тебя подобрал?! Ты работал мальчиком по вызову! Да ты пил воду из лужи, а ел крошки из пылесоса!! Тебе нечего было надеть, кроме шапки, в которую ты собирал подаяние!! ТЫ!! КОРИДОРНЫЙ! Интердевочк! Ты хоть помнишь! Откуда я тебя вытащил?? Теперь ты будешь работать на меня!! Мразь бессовестная!!Адольф замолк, чтобы отдышаться, и перевёл взгляд на ухмылку Иоганна.- Я, вообще-то, был отличным наёмником, а мальчиком по вызову стал сравнительно недавно, потому что сплю со всяким сбродом, как то с тобой. Ты... а, ладно.Хейт-Монгер мигом успокоился и положил побитому Иоганну руку на плечо.- Работаешь на меня, ясно тебе?Ион многозначительно ухмыльнулся и скрылся в ванной. Через несколько минут оттуда донеслось болезненное шипение. Фюрер сунулся к нему. В ванной мокрый после душа Череп пытался самостоятельно вправить себе руку. Палач вздохнул и подошёл к нему.- Дай я сам, - сказал Подстрекатель и взял Иоганна за вывихнутую конечность. - Что же ты не позвал меня?- Да кто знает, что у тебя на уме!? - сорвался Ганс, но кость вправить дал.Он мягко отстранил Ненавистника и, сделав шаг, чуть не упал - его качнуло в сторону. Внезапно Череп ощутил мягкую бережную хватку.- Куда ты прёшь, видишь, что тебя качает, - проворчал нацист и потащил Шмидта спать. Череп, щурясь, провалился в небытие.Третий Рейх.1938.Иоганн, ворочаясь, таращился в потолок. Стояла такая тишина, что он слышал мерное дыхание спящего в другой комнате фюрера. Что-то не давало ему покоя. В голову лезли тупые воспоминания, будившие в нём ярость, разливающуюся огнём по венам, затмевающую рассудок.Он вспомнил про детство в приюте.В тот день всё и началось. Был обыкновенный серый ноябрьский день. Обитатели приюта убирали листья и мусор со двора. Шмидт услышал сзади настойчивое сопение и обернулся. На него смотрел симпатичный щенок, очень похожий на ирландского терьера. Обыкновенная собака. Не успел маленький Иоганн и глазом моргнуть, как собака оказалась у Дитера на руках.- Что, чёрт побери, ты творишь? Из-за тебя нам всем... - начал выговаривать Дитеру Шмидт, но в ответ получил лишь:- Заткнись.В тот же момент их окликнул ловец бродячих собак, и спросил, не видели ли они пёсика. Дитер ткнул Иоганна, и тот ответил, что пёс побежал в другую сторону. Вскоре Ион был оглушён мощной затрещиной.Да... маленький рыжий бесёнок Иоганн получал гораздо больше белобрысого Дитера.Той ночью Шмидту не давали спать скулёж и всхлипывание, и его переполняла злость на тупицу Леманна и его вредную мелкую тварь, из-за которых он огрёб по рогам. - "Белобрысая мразь Дитер: выкручивается из любых ситуаций," - подумал Ганс, а вслух сказал:- Да заткнись, Дитер! - подскочил он. - И заткни ты эту тварь.Ответом ему были всхлипы.- У меня был такой же... До тех пор, пока не умерла бабушка... Ему нужен тот, кто ему немного поможет, и...Иоганнчик, воодушевлённый речью товарища, встал и пошёл в холл. Он намеревался достать собачке хоть немного еды, раз уж Дитер так за неё переживает. Темно. Из окон небо кажется фиолетовым. Ярко светит ясная луна. На улице минус. Шмидт открывает дверцу холодильника, и...- Иоганн!- Придурок! - цедит сквозь зубы Шмидт.- Я просто хотел предупредить тебя, что...- Хмпф, - прервал их диалог хозяин приюта. Иоганна схватили за шкирку и врезали промеж лопаток. И ещё, ещё.Потом... побои всю ночь и побег на утро.В самой толпе Иоганна схватили за шкирку. Он увидел перед собой мерзкие тёмные-тёмные глаза директора приюта. И опять пощёчина. Опять...Снова Третий Рейх.Иоганн приложил руку к впалой щеке, он словно почувствовал боль от той затрещины. Подросток чуть не взвыл. Он страшно разозлился на то, что осознал, что его били чаще всех за то, что рыжий, в веснушках и похож на чертёнка. Но разве Иоганн виноват в этом? Тем более с годами веснушки исчезли, а волосы приобрели медовый оттенок, который очень нравился фюреру. Но его разбирала злость, и её было некуда деть. В соседней комнате по-прежнему спал фюрер. Иоганн, держа в голове мерзкую рожу директора приюта, не переодеваясь, накинул куртку и вышел из номера. На улице стояла темень. Шёл мелкий ливень, а пылинки воды отражались в свете фонарей. Чёрные мокрые ветви деревьев раскачивал ветер. Ему пришлось чесать через весь Мюнхен, чтобы наконец найти этот приют. Возле самых ворот Иоганн остановился и огляделся. В ночи здание приюта казалось какой-то чёрной тенью, но по воспоминаниям Шмидта, оно не изменилось, только стало каким-то жалким, ничтожным. В этот момент подросток словно проснулся. Как он оказался ночью полуодетый на улице, совсем один? Сколько времени он чесал сюда? Ведь Гитлер должен был проснуться и хватиться его!Всё же Ион вспомнил свой приступ ярости и пошёл по аллее, крепко сжимая в руке нож. Здание казалось пустым. Подросток испытал какой-то страх, когда бесшумно шагал на второй этаж, где, как он запомнил, находилась спальня директора приюта. Он отворил дверь.На кровати кто-то сопел. Иоганн включил свет. Тот, кто спал, повернулся, и, не открывая глаз, рыкнул диким голосом:- КТО ОСМЕЛИЛСЯ!!? А ну быстро спать, мелкий паршивец, а не то огребёшь сейчас у меня! Обалдели... Иоганна таким было уже не напугать. Он с разбега вскочил на директора приюта. Последний уже обрюзг, облез и покрылся сединой. Не изменился только характер. Деспот открыл глаза, и первое, что бросилось ему в глаза, - эсэсовская куртка Иоганна, и сам Иоганн, держащий директора за горло и злорадно ухмыляющийся. Он увидел куртку Шмидта и притих.- Говори, - прохрипел Ганс, ослабляя хватку на горле давнего врага.- Вы... - просипел последний и проглотил язык.- Не узнаешь, мразь?- Мы с вами не знакомы.- Ох. Я - тот самый Шмидт. Теперь вспомнил, сволочь?- Иоганн... - вздохнул старый человек. - Мне нужна твоя помощь. Помоги мне. Они считают меня евреем. Когда я увидел тебя, то подумал, что это по мою душу... А я очень рад тебя видеть, - директор приюта привстал, оставляя Иоганна у себя на коленях. - Мальчик. Ты был мне как сын. Я был вынужден... воспитывать тебя, как следует, чтобы ты вырос хорошим нацистом. И ты вырос. Я тобой очень горжусь, я знал, что так получится. Умоляю, давай помиримся, и... Немного поможем друг другу.Директор приюта потянулся к бывшему воспитаннику, чтобы обнять его, но Иоганн толкнул его и подмял под себя.- Помочь тебе, да, швайнехунд? Так же, как ты помогал мне? Охотно, - процедил Шмидт, в его руках блеснул нож.- НЕЕТ!!Темнота.Ближе к рассвету.Иоганн чесал на автопилоте по коридору отеля, и чувствовал себя и опустошённым, и достаточно удовлетворённым. Вдруг он почувствовал, как на его плечо ложится тёплая, мясистая рука.- Мой фюрер?- Что не спишь? Я тебя обыскался уже. Где ты был всю ночь? - фюрер перевёл взгляд на брызги крови, которыми весь был уделан Иоганн. - Ты ранен или сам кого-то убил? Пойдём.- Ну так кому от тебя досталось, если не секрет? - поинтересовался Гитлер, смотря, как Иоганн отмокает в воде.- Да так, одному еврею, мой фюрер.- И что за еврей?- Это был директор приюта...- Твой директор приюта был евреем? - перебил его Адольф.- Да.- Хм. Я рад, что ты их щёлкаешь, но проще было сказать мне, а не шляться по ночам невесть где. Во-вторых, как же мне теперь ложиться спать, зная, что ты можешь меня убить в любой момент. С тобой я должен чувствовать себя спокойно, а вместо этого я начинаю волноваться! Яснее ясного, ты заболеешь. Иди ко мне, - вымолвил Гитлер, вытаскивая Иоганна из воды и вытирая его. - Мой волчонок.Шмидт был на грани того, чтобы заснуть, и чуть прибалдевшим от фюрера. Будущий Череп почувствовал на себе его руки, и провалился в сон.А в настоящем времени тот самый Череп проснулся. Было уже время обеда, и в окно сурово глядел серый ноябрьский день. А рядом с Иоганном спал Хейт-Монгер и тыкался носом ему в ключицу. Шмидт посмотрел на темноволосую голову спящего врага, перевернулся, и, решив не терять время, взял подушку, и... Его руки нежно, но надёжно перехватили. Мышцы Иоганна тут же напряглись.- Ты опять? Ложись.Какое-то время они лежали вместе, а потом Иоганн завозился и встал. Хейт-Монгер застал партнёра с какими-то убористо напечатанными отчётами.- Ты что делаешь? - сунулся Палач. - Дай помогу.Внезапно Иоганн ухватился за плечо своего врага.- Шмидт?- Что опять?- Ноги не держат?- Да не лезь ты!Когда Череп почти свалился во второй раз, Адольф насильно взял его за руку и запрокинул конечность к себе на плечо. Иоганн поругался малость и завис, как компьютер.- Шмидт, ты что, спишь?- А?Ну да, Череп занемог после вчерашнего. У него болела голова и всё тело, очень хотелось спать.- Точно спит.Иоганн дрожал от сильного озноба. Рядом пристроился его лучший враг, косясь в телевизор, бормочущий в углу. Шмидт свернулся клубком и прижался боком к фюреру, чтобы согреться, и заснул. Ганс не помнил, что ему снилось, но это было что-то вязкое и тяжёлое. Проснувшись, он понял, что к нему прильнуло что-то большое, тёплое и мягкое. Что Череп держит в объятиях это большое и мягкое, и что это большое и мягкое держит в объятиях его, укрывает, греет холодный живот. Подумав об этом, он снова уснул.Когда Иоганн проснулся, то толкнул врага. Тот открыл карие глаза и получил затрещину.- Урод, - прошипел Иоганн.Вольф не стал отвечать на удар. Шмидт встал с постели и отошёл к окну. За окном моросил мелкий дождь, на серый город брюхом легло тяжёлое свинцовое небо. Машины оставляли в лужах золотой свет от фар. Эта депрессивная картина усугубилась тем, что на плечо Иоганна легла тёплая тяжёлая рука. Тот промолчал и обернулся. Адольф беззлобно таращился на партнёра. Иоганн очень хотел втащить ему по зубам, но взял себя в руки и сквозь зубы поинтересовался, зачем Хейтлер поступает так с ним.Хейт-Монгер также, сквозь зубы ответил, что в Кубе ему тоже было несладко.Иоганн прошипел, что Адольф начал первым, и спросил, зачем Гитлер сломал жизнь ему, молодому, неопытному, в сороковые года.Фюрер сначала не ответил. А потом взял партнёра за руку и объяснил срываясь на крик и рык, что предвидел, что Иоганн - это его единственный возможный партнёр, его противоположность и вторая половина, а вместе они составляют единое целое. И что не будь всех тех ужасных событий, Шмидт так бы и не потянул роль партнёра мирового зла. А мучает Хейт-Монгер Черепа только потому, что любит, так любит, что ненавидит, и не знает, что с ним делать: зацеловать до полуобморочного состояния, съесть, убить, вылизать всего, сжечь заживо. Заставить хоть на какой-то момент зависеть от себя. И откуда такая бешеная, ненормальная любовь, Адольф не знает. Он только хочет того, чтобы Иоганн тоже его любил.Главарь Гидры мягко вырвал руку и, в свою очередь, сказал, что так ненавидит партнёра, что любит. И что Адольф его самый лучший враг. Но ему нужно ещё время подумать. Так что Шмидт провёл рукой по лицу Хейт-Монгера и вышел.Подстрекатель так и остался стоять, жмурясь и смотря в ту сторону, куда ушёл Иоганн, словно видел его перед собой.И небольшое лирическое отступление в сторону того, что делал Шмидт в то время, когда отдыхал от партнёра...Надеюсь, все вы помните (об этом вскользь, но говорилось, тогда, когда я сравнивала всех хахелей Йормунганд с Думом) о том, что у той же Йормунганд последним ухажёром до Дума был некий Сашка-трус, изменивший ей с девушкой лёгкого поведения (она увидела, как они обжимаются в коридоре, обиделась и завела Виктора). И все злые языки MARVEL давай гнобить Сашу, не потому, что он так уж виноват, а потому, что они просто злые.Дум, надо сказать, тоже видал этого подростка, но, как увидел, так всякая охота мстить пропала. Ведь тощий, весит, небось, раз в десять меньше Дума, да и трясётся как осиновый лист. Так что Виктор закрыл на него глаза, да и Йормунганд ему говорила о том, что этот мальчик - ничтожество, и такому, как Дум, марать об него руки - унижение. Вот так и жили, до тех пор, пока Йормунганд не украли цыгане, а Дум не разозлился. Он ТАК разозлился, что пошёл вредить всем, ну всем.Первым проснулся Шмидт, как с ним всегда и получалось. Как-то в Сашину квартиру в спальном районе, в хрущёвке, очень по-хозяйски постучались. Саша бросился открывать дверь.На него смотрел не такой уж и красавец, но всё же симпатичный господин неопределённого возраста. Из-под чёрного кожаного козырька выбивались мягкие тёмно-русые пепельные, из-за этого кажущиеся какими-то серыми, пряди чёлки. Что отпугивало, так это то, что господин был вооружён, высокого роста, весь в чёрном, а под слоями чёрной кожи угадывалось натренированное тело.- Хенде хох, - несмешно пошутил господин и без приглашения вошёл. Сашины руки медленно поползли вверх, а сам он побелел.- Шутка, - сказал пришелец, закрыл дверь, сунул парню фуражку с головы и пошёл на кухню. Там он намыл стаканов, налил себе и ему воды и усадил Сашу с этой водой.- В последнее время, - начал господин, начиная расхаживать из угла в угол и внимательно смотря на парня. - Творятся не очень хорошие вещи. Тебе же известно, что творит Дум?Подросток не ответил, а рассеянно уставился куда-то в грудь незнакомцу, отчаянно трясясь. Тот, отметив, что его слова произвели эффект, продолжил:- Так как ты провинился перед его... возлюбленной, то он не желает тебе ничего хорошего. Мягко говоря. Понимаешь?Саша кивнул и отметил, что у незнакомца очень приятный голос, как будто убаюкивает. И тут он заметил на госте пояс. На пряжке пояса была эмблема Гидры. Парня бросило в жар, потом в холод. Он стал судорожно озираться: мол, вот, мало того, что Дум, так ещё и за по его душу явился головорез из Гидры - наверное, наёмник. Что до наёмника, тот замер и уставился на Сашу. Глаза у гидровца были водянистые, умные и злые. Но тон его был достаточно мягким и дружелюбным.- Эй. Не бойся.Саша вздрогнул: он что, мысли читает?- Не того боишься. Сейчас надо бояться того, что с тобой может сделать Дум. Сказать, что он может с тобой сделать?Подросток помотал головой.- Замечательно. Я думаю, что мы сможем помочь друг другу. Я обеспечиваю тебе защиту и... проживание в Гидре, а ты, в свою очередь... Поможешь мне в моём деле.Саша восхищённо посмотрел на гидровца. Вот злодей так злодей! Да его герои обижали и гнали, а злодей... Да это святой какой-то! Только кто он?Гидровец, в свою очередь, пожал ему руку, не снимая кожаной перчатки, и сказал, как его зовут. Рука была какая-то холодная и чересчур жёсткая. Потом злодей бесцеремонно потащил подростка собирать вещи.Вы-то, наверно, уже догадываетесь, что тот "злодей" был не кто иной, как Шмидт. В его машине Саша чувствовал себя неуютно. Огромный салон, подогреваемые сиденья, дорогая кожаная обивка, въевшийся запах кондиционера для кожи. Иоганн очень любил машины и ухаживать за ними. Когда у Черепа на душе скребли кошки, он просто забирался в свою машину, сворачивался калачиком, и даже Адольф не мог его оттуда выкурить. Кстати, эту страсть к дорогим тачкам Иоганну привил именно Адольф, когда в Третьем Рейхе совал ему те самые тачки, пытаясь как-то успокоить свою совесть за изуродованное лицо Шмидта. Вернёмся к Саше. Даже ремень, которым пристегнул его Иоганн, не мешал ёрзать и вертеться. Это ёрзанье отвлекало Шмидта от дороги. В конце концов не привыкший терпеть Шмидт не выдержал:- Хочешь в туалет, так и скажи! Или ко мне на коленочки? Дай полотенце подстелю. Яйца застудишь. Потом я виноват буду. Нужно сменить тебе имя, а то у меня будут проблемы. Зигфрид. Хмм... Зигфрид. Буду звать тебя "Зигфрид". Тебе нравится? Эй, Зигфрид, отзовись!- Да... герр...- Ну вот.Вот так и появился в Гидре Зигфрид - уборщик, чистильщик клозетов и кофеварка. А вот Иоганн был тот ещё Капитан Крюк. Первые несколько дней учил его мыть пол и вытирать пыль, с криками и тыканьем носом. Бедный Саша-Зигфрид мог третий час тереть одно и то же место, потому что Иоганн твердил, что там грязь. Зато пол просто сверкал, а подросток научился виртуозно мыть пол, забираться даже в самые дальние углы. Но вредный Шмидт не успокоился: заставил Зигфрида мыть полы на двух верхних этажах северного крыла три раза в день. Потом стал учить Зигфрида вытирать пыль. Тут было меньше криков, ведь парень уже наловчился мыть пол, с пылью дело обстоит проще. Итак, Саша-Зигфрид должен был вытирать пыль раз в день. Каждый день.Итак, Зигфрид должен был вытирать пыль с полок и со стола (и не как-то, а со средством!), три раза в день мыть пол на ДВУХ верхних этажах в северном крыле, и раз в полчаса срываться на кофе и сапоги Иоганна, которые тоже надо чистить, - всё это должен делать Зигфрид в обмен на питание, учёбу, проживание. Каждый день. Иоганн. Вопрос учёбы отпал автоматически - Саша закончил девять классов, а теперь стажёр в Гидре (Гидра, круто). Он же учится! Приносить пользу Гидре - мыть полы. С питанием и проживанием всё было очень хорошо. Иоганн его не бил.А потом Шмидт, всё же помирившись с Адольфом, начал приглядываться к Зигфриду и прикалываться. И он понял, что девушка лёгкого поведения, та самая, с которой Сашка изменил Йормунганд, ещё с ним. И её надо содержать.Иоганну в голову пришла совершенно безумная идея, по его мнению, очень смешная...Он прикинул, как комично Зигфрид будет смотреться на его машине... Вообщем, он решил дать Зигфриду одну свою тачку, с возвратом, разумеется.Хейт-Монгеру эта идея совершенно не понравилась:- "Какой ты, Вань, бесстыжий! Ты, Вань, с ума сошёл!"Стоит ли говорить, что Иоганн не стал его слушать.И на следующий день ему пришлось ехать и забирать Зигфрида, раздолбавшего самую дорогую тачку Иоганна, и ведь все равно ему было смешно. Гитлер очень кстати вспомнил, что это он подарил возлюбленному машину, и обиделся страшно.Кстати, тем вечером Иоганн не без удовольствия сорвался с работы, как только получил известие о попавшем в аварию Зигфриде. Синтию, сидевшую тут же и рубившуюся в Энгри Бёрдс, он оставил на Вольфганга. На месте происшествия Иоганн, вылезший из машины, ощутил почему-то прилив мощнейшего драйва.Девушка смылась, Зигфрид что-то лепетал. Главарь Гидры сумел быстро уладить дело и забрать Сашку. Иоганн в машине то и дело косился на Зигфрида, наделавшего делов. В этот момент он был просто прекрасен: искусственные пушистые волосы неопределённого рыжевато-блондинистого оттенка растрепались, сам он будто побледнел, глаза горели, на губах замер язвительный комментарий, и даже крупный нос вроде стал yже... Что не сказать про Зигфрида. Он зарделся, как маков цвет, и забился в угол, ковыряя дорогую кожаную обивку салона.Зигфрид доковырялся. И когда смятённый взгляд Зигфрида встретился со злорадным взглядом Иоганна, произошло чудо. Иоганн, глядя на него с превосходством, упиваясь собственной властью, с удовольствием цедя слова, выдал:- Ну что ты, Зигфрид! Я совершенно не сержусь. Мне вообще плевать на машины. Мне важно только состояние людей... Это мои проблемы, так что... вообще, забудь.А, кстати, не мог бы ты подежурить на северных воротах?Да... это и было методом общения Иоганна со всеми. На словах он прощает пакость, а на деле берёт втридорога.Ну вот, Зигфрид и правда дежурил на холоде, и думал в это время о Шмидте, как о святом. А последний то и дело возился то с чаем для Зигфрида, то с одеялами. Даже вытащил шубу Магды. Сумасшедший.Под утро Зигфрид был никакущий, и отмщённый Иоганн уволок парня в свои покои в штабе Гидры, и принялся, укутав его в шубу Магды, отпаивать чаем с бальзамом по рецепту от той же Магды, и вскоре сам же уснул. Когда Шмидт проснулся, самочувствие было ужасным. Горло драло, а голова болела, - сказались ночные скáчки в лёгкой шинели. Было непреодолимое желание выбросить Зигфрида в окно, как его самого в отрочестве когда-то выбросил фюрер. Банальная такая история: Шмидт страдал бессонницей, а Гитлер терпел-терпел, подскочил к нему, схватил, подтащил к окну и выбросил в снег. Шмидт провалялся в рубашке прямо в снегу минут пятнадцать, пока его не забрали Земо и Штрукер. Главарь Гидры не сделал этого, но милостиво дотащил спящего Зигфрида до коридора, бросил его там на пол, запер кабинет и поехал домой. Пробуждение Зигфрида на полу было неприятным, но Шмидту было уже и невдомёк, и всё равно, так как он уже битый час стоял под душем, пытаясь то согреться, то охладиться. Синтия, предвидя события, понимающе ушла из дома. Есть Шмидт не хотел, так что он просто лёг спать... Проснулся Иоганн где-то под закат. Вроде бы он чувствовал себя лучше, и его интересовало только местоположение пропавшего фюрера. Собравшись, он скатался к даче Хейт-Монгера. Там не было ни души, но ехать к другому месту его обитания просто не было сил, и Шмидт, съездив к Зигфриду и справившись о его состоянии, передал ему пачку чая, которую он забрал с дачи Ненавистника, и пакет сушёных яблок, которые он забрал оттуда же, поехал домой, написав Роджерсу, чтобы забрал Синтию, так как Шмидт не хочет никого заразить. Синтии дома не было, её же забрал Роджерс, так что Шмидт лёг спать, так и не написав Хейт-Монгеру. Его состояние ухудшилось. Каким-то образом дома появился Зола, который сначала целовал Шмидту пятки, но потом характер Золы, параллельно с ухудшением болезни Шмидта, стал портиться. Золу начали очень бесить предпочтения Иоганна в еде...- " - Брокколи не ем, полно сахарной рафинозы. Фасоль не терплю, там олигосахариды. Яйца вредно, содержат серу. Мясо просто не могу. Чеснок ненавижу. Лук не хочу, там фруктаны. Сыр не люблю, я им отравился один раз. Творог не буду, такая гадость."Шмидт был не сахар, мог растолкать Золу посреди ночи:- " - Хочу латте, соевый шницель и карбонару с грибами, крутись, как хочешь!"Поначалу Зола крутился, но потом ответ был прост: "Сиди голодный."Шмидт отвесил ему затрещину, и на неделю Зола затих. Но потом взвинтился, когда Шмидт стал заваривать себе чай, а Зола приказал ему:- Возьми ковш и поставь яичек.- Яиц не терплю.- Я сказал: будешь яйца!Шмидт удалился к холодильнику, вернулся с пятью упаковками яиц, купленных Золой.- А, хорошо, - ухмыльнулся он и швырнул яйцо в Золу. - Подавись, подавись своими яйцами, старый пердун!Потом Шмидт страшно раскашлялся и пошёл в душ. Каково же было его удивление, когда Арним влез прямо к нему и стал тереть ему спину:- Повернись, п**** помою, - это было выше сил Шмидта. Он схватил наглого гостя за шиворот и швырнул его на кафель. Уж не знаю, как Зола мало того, что остался жив, так ещё и пошёл в наступление. Шмидт врубил воду на самый кипяток, и стал, не стесняясь своей наготы, отливаться от Золы горяченьким. Последний завопил, обзывая Шмидта пе******ом, и все же пополз к нему. И неизвестно, чем бы всё кончилось, если бы не Роджерс. Он не привёз Синтии, но просто приехал, расцепил обоих, повёз на обследование Золу, привёз обратно, уложил в кровать, посидел со Шмидтом, поохал и уехал.- Толку от Роджерса нет, - сказал Шмидт, только что проводивший Кэпа и принёсший с улицы запах мокрых улиц, фонарей и ночи.В кровати попискивал Зола. Он попросил чая, помыть ноги и носок. Иоганн - куда деваться - пошёл в ванную, налил воды в таз и стал губкой мыть ноги новоиспечённого больного, потом собственноручно надел ему носки, заварил чай с ароматом шоколада и какого-то мёда, который принёс в подарок Стив, и даже подоткнул одеяло Золе, несмотря на то, что сам еле держался на ногах. Потом притащил Старшую Эдду и стал читать у окна, пока не уснул. Разбудил его среди ночи Зола, вспомнивший, что так и не помылся, но возжелал мыться исключительно в нагретой ванне. Шмидт сонно оправил маску на лице и пошёл устраивать баньку Золе, который сказал:- " - Несите всё! "Это он про обогреватели. И, мало того, требовалось ещё и включить кипяток, чтобы было уж точно тепло. Сам идти Арним отказался, и сонный Шмидт недовольно заявил, что если себя так нежить, можно сдохнуть, и что он сам как-то мылся ледяной водой, и ничего, не умер, да и контраст температур вообще вреден. Пришлось ему всё равно тащить на себе Золу, готовить стульчик, чтобы Золе не нагибаться...- Может, и горшочек сразу принесём, а? - злобно съязвил Шмидт, но пришлось ему намыливать мочалку гелем с запахом вроде бы апельсина, разбавленного чем-то пудровым, который, насколько он помнит, привезла Магда. Ставя средство у Шмидта в ванной, она говорила, что он жутко концентрированный, с густой пеной, да и запах ей очень нравился. Между прочим, Шмидту от этого запаха неизвестно почему хотелось выть, особенно это было актуально сейчас, когда его, ещё больного, подняли среди ночи......и натирать этой мочалкой Золу, его всего. После купания Арним потребовал одежду и чистые носки. Шмидт залез в шкаф и вынул ему футболку-оверсайз Дитера с логотипом партии, одевавшую Золу словно в ночную рубашку. Ещё через час Зола разбудил Шмидта и сказал, что нос не дышит. Шмидту пришлось лезть в лекарства и перебирать их, это был сущий кошмар, так как капель от заложенности носа нигде не было. Так Иоганн, который хотел только того, чтобы Зола поскорей загнулся, всё же навёл ему раствор из воды и соли и заставил закапывать в нос, а сам заварил чай, борясь со сном. Золе стало лучше, но... через два часа, в пол-пятого ночи, он поднял Иоганна с просьбой сварить вкрутую яйца. Шмидт не стал повторять прошлый номер, хотя очень этого хотел, а просто отметил, что яиц он не переносит, и отварил пресловутый продукт. Зола взял горячие куриные яйца, приставил их к носу и стал прогревать свой насморк, видимо, стараясь произвести этим впечатление на Иоганна. Но последнему было всё равно, и он заснул над чашкой чая под звук чавканья яичным желтком. Наутро Золе стало лучше, а Череп не мог подняться. Он хотел позвонить Роджерсу, но Зола ему не дал, и просто дотащил от стола до кровати. Потом натянул на него свитер и обозвал идиотом. Потом перемолол брокколи и стал совать пюре спящему Шмидту.- Это ещё что такое?- Брокколи, ешь, идиот.- Ну, во-первых, я это не люблю, во-вторых, зачем было молоть?- Хотя бы потому, что ты не жуёшь ни фига!- Отстань! - оскалился Шмидт. Зола ушёл, но вскоре вернулся с сыром, и стал тыкать им Шмидта.- Убери.- Ешь.- Это Маасдам, а сыр я вообще не ем... Тем более Маасдам.- Какой ещё магдам? Сыр, это сыр, ешь.- Зола, кому говорят, убери!- Погоди, Шмидт, ты просто горишь! Сейчас я тебя водкой натру.Хоть Шмидт и был ослаблен, ему хватило сил навалять Золе, когда он пытался натянуть на него колготки, и пригрозить на этих же колготках и повесить. Иоганн всё же смог собраться с силами, встать, доковылять до кухни, намешать себе жаропонижающего и чая, наблюдая, как пылинки крутятся в солнечном луче, и слушая при этом, что он делает всё не так, переодеть свитер, слазить в шкаф за пуховым одеялом и улечься. На два часа Зола оставил его в покое, но ровно в five o'clock сквозь сон Шмидт почувствовал, что его разворачивают спиной и холодными, мокрыми, со щекочущими волосками губами прикладываются к его шее. Внутри у Шмидта от этих поцелуев все вздрогнуло и сжалось. Но то, как угрожающе напряглась мышца на шее у Иоганна, отпугнуло Золу. Шмидт заснуть не смог из-за не покидающего его мерзкого чувства, а просто надел шинель и выскочил на улицу, прихватив из дома жаропонижающее, доехал до Гидры, отдал жаропонижающее больному Зигфриду, пристроенному у Земо, и спросил, не нужна ли помощь. Зигфрид тоже сказал, что хотел бы чая и помощи в купании, но, к счастью, душ прогреть не просил. Сунувшись в душ, Шмидт с удивлением отметил, что либо у Земо и Магды одинаковые вкусы, либо Магда в его отсутствие побывала и здесь. Он понял это по тому, что любимый гель Магды в большой упаковке стоял и здесь. Мыть Зигфрида Иоганну было не в тягость, так как от него не воняло, и у него были красивые русые шелковистые волосы.- Зигфрид, а здесь никого не бывало?- Была женщина, блондинка. Такая красивая, радостная, с с маленьким размером ноги, лет тридцати пяти.- Это Магда.- Тогда она здесь была. Она принесла леденцы, БАДы и вот мыло. Приехала на дорогой машине, кажется чёрный Фольксваген. Большой такой, блестящий...- Странно...- Эй, Иоганн! - услышал Шмидт хриплый низкий голос позади себя, когда они с Зигфридом пили чай.Как же он был рад увидеть Земо! Говорят, не человек делает место, а место человека. Шмидт был абсолютно согласен с этим утверждением, перед ним сидел живой пример. Генрих только одним своим присутствием любое место мог превратить в роскошный дворец. Они, уложив Зигфрида, переместились в другую комнату. Иоганн поделился своими наблюдениями по поводу Магдиных разъездов. Земо сказал, что он только вернулся из трёхдневного отпуска, и рад был бы знать, что здесь было. Вообще, Иоганна больше всего, что Магда приехала на чёрном Фольксвагене, хотя она машин не заводила. А вот машины такой марки были всего лишь у Иоганна да и у Хейт-Монгера, наверно, и у Земо... Посидев с Земо, Шмидт понял, что надо ехать к Золе. Его слюнявые приставания не шли из головы, вызывая и отвращение, и тоскливую жалость. Так и вдарил бы пощёчину, да жалко. Заявившись в квартиру, Шмидт увидел сидящего на диване Золу, закутанного во все одеяла и свитера, которые были дома. Он натянул на себя тёплые носки и смотрел телевизор.- Ну и где тебя носит? - пискнул он.- Отстань, - прошипел Шмидт и удалился вглубь квартиры. Где-то он нашёл фото Хейт-Монгера после трансплантации разума.- Тоже мне художник, от слова худо, - незло прокомментировал фото Шмидт. Фюрер был на фотографии, как живой, но угрюмый. Внезапно Шмидт взял в руку рамку, рванул форточку и швырнул фотографию в окно. Оглянувшись, он заметил, что на стене висит картина руки Хейтлера. И еще одна! И их миллион! Он сбежал в другую комнату. В другой комнате стены красил Ненавистник, он же намалевал на белой стене огромного ужасно реалистичного золотого с отблесками пламени орла, расправившего крылья. Гордую птицу просто так было не вывести, и Шмидту уже никуда было не деться. Он сбежал в ванную, заперся, включил воду, заткнул рот толстовкой Синтии и заорал, не боясь напугать Золу и соседей. Ор сменялся диким смехом, перемежающимся с проклятьями. Наоравшись, Шмидт принял душ и сунулся на кухню. Смотря на состояние Золы, он понял, что от него болезнь начала отступать, а вот Золу конкретно размазало. Шмидт, дав больному чай с бальзамом, устроился спать на кухне, где, кстати, лёг и Зола. Утро было просто замечательным. Череп проснулся к рассвету, и позвонил Роджерсу, чтобы он приехал и помог убраться. Золу укутали и перевезли в Гидру, устроив у Земо лазарет. Между тем, Череп с Роджерсом вымыли полы в обоих квартирах, проветрили, посидели у Роджерса на крыше с грустной музыкой, поговорили, а когда солнце стало клониться на закат, забрали Золу из Гидры, и уже Кэп проводил Шмидта до его дома. Настроение у Золы было ужасным. Он ворчал, что ему скучно, и он хочет супа. К счастью, нашёлся Вольфганг, который сказал, что жена наварила супа с голубцами, и он завезёт как раз тёпленькое. Но развлекать-то Золу пришлось Шмидту.Шмидт взял Старшую Эдду и стал читать вслух... Зола заныл, что нудно и ничего не понятно.Шмидт взял Младшую Эдду, и ситуация повторилась.Шмидт взял египетскую мифологию, и Зола сказал, что это тупой набор звуков.Шмидт взял увлекательную египетскую мифологию для детей, и это более-менее увлекло Золу.Но египетская мифология закончилась через час, и Шмидт взял книжищу про Третий Рейх. Золе надоело через пять минут. Читать про Гитлера и себя Шмидт не мог, голос начинал спотыкаться.Хорошо, Шмидт взял детскую книжку про Норвегию. Золе понравилось. Зола попросил рассказать, как Шмидт познакомился с Гитлером, и Череп загремел на него кулаком и хлопнул дверью. Раздался звонок в дверь. На пороге стоял Вольфганг. Он отдал суп с голубцами и вежливо предложил посидеть с Золой. Шмидт вежливо отказался и вежливо закрыл дверь. Зола заныл, что суп холодный. Шмидт злорадно загремел на него, но и суп поставил. Только успев отделаться от чужого большого ребёнка, Шмидт почувствовал, как на него насел собственный ребёнок. Позвонила Синтия. И только-только её отец сообразил, что ездил к Роджерсу, но Син там не застал. Хотел было встать и бежать, но на этот счёт его быстро успокоила дочь, сказав, что она у Тора, что Роджерс завёз её туда, из-за боязни, что она заразится от Шмидта, не до конца выздоровевшего.- Ааа, - выдохнул Шмидт, и Синтия попрощалась с ним.У Тора? Дочь у Тора?? Тор же ничего не смыслит в воспитании детей! Он и от своей-то дочери в загулы уходил, спасать мир... А как-то он остался с Йормунганд, посидел с ней, но потом вывел её на улицу и оставил на лавочке ждать Локи... Ночью... А сам улетел. К счастью, всё обошлось.Но, стоп, Тор же умер! Шмидт собрался бежать, но раздался запах горелого супа, и Зола заныл на него, что голодный, и раздался телефонный звонок, и звонок в дверь... Шмидт заорал на Золу. Зола заплакал. Суп горел и вонял. Телефон трещал от звонков Син. Кто-то ломился в дверь. На пороге стоял художник от слова худо с радостной блондинкой лет тридцати пяти. Зола перестал плакать и вылил суп в окно. Син оговорилась, она, оказывается, была у Тони, и вообще, к ним приехал Роджерс.Уже не такой затравленный Шмидт открыл дверь Гитлеру.- Где ты шастал, а, сволочь? - услышал фюрер грубый голос Шмидта. - Что я только не подумал!- Вот слышишь, Гитлер, ты сволочь, - засмеялась Магда и ткнула Ненавистника локтём. - Ты что, и на звонки не отвечал, а, собака?- А что он мне тогда не звонил? - спросил Хейт-Монгер и у Шмидта, и у Магды.- Проваливай, Гитлер, мы тут все в гриппе, - беззлобно прогнал Иоганн фюрера.- Да ну, Шмидт, мы с ним столько таскались, мы даже Зигфрида навестили, давай, я кастрюлю тебе вымою, - сказала Магда и пошла мыть кастрюлю.- Ты где был?- Помогал с разводом Магде, её бил Дитрих.- Получилось хоть?- Да.- А Зигфрид тоже участвовал в разводе?- Да нет, - донёсся с кухни дуэт голубцов и Магды. - Просто по дороге заехали. Тебе, Шмидт, вообще на Зигфрида плевать, а я узнала, что он был у Земо, и БАДов навезла, леденцов. Тебя б ночью по морозу погонять, вот что я тебе скажу!- Кажется, я влюбился, - почесал в затылке Гитлер и кивнул в сторону кухни.- Да, и что? Магда мне тоже нравится, я в неё раньше тебя влюбился.- Ребят, а вы мне двое нравитесь, - донеслось с кухни.- Ты мне не меньше нравишься, - сказал фюрер и обнял Шмидта.- Шмидт, Гитлер, а помните, что в ту ночь было? Давайте повторим... А в ту ночь к ним в квартиру вломилась Магда, вся в синяках. Она сказала, что её побил пьяный Дитрих. Потом им названивал пьяный Дитрих, говорил, что ему плохо, требовал ухода. Шмидт поехал его усмирять, а Магда с Гитлером сидели на кухне.- Гитлер, - сказала Магда. - Ты мне нравишься, я с тобой хочу...Сунулся Шмидт.- Я смотрю, у вас что-то намечается. Давайте втроём?- О, давай, - обрадовалась Магда.И небольшое лирическое отступление в сторону Синтии.Синтия на утреннике в садике рассказывает стих собственного сочинения.- Я папаше моему...Надаю по голове!За то, что он меня так назвал!Это чётко отражает взаимоотношения между ними. Ребёнок точно знал, когда от него что требуется. В Гидре её было видно, но не слышно: тын-тын-тын на своём телефоне. В машине то же самое: торчит в Энгри Бёрдс.Когда папаша приходит с работы, всегда накормит, доложит про Дитера и будет гладить по голове. Череп всегда говорил:- Почему все не могут быть, как она?А когда приходил Хейт-Монгер, то получалась отдельная история. Как-то Синтия сказала что-то смешное, а он с уважением протянул:- Огоонь!Синтия с улыбкой ответила:- Жопа!У Черепа аж чай носом потёк.Но так было не всегда.Иоганн поначалу своего ребёнка не воспринимал. Ну, обращался с ней так, как это... В казарме и хуже. Не гладил по голове, ничего вообще.До пяти лет.А потом приходит к нему Синтия и говорит:- Значит так, Шмидт, - так и сказала, "Шмидт," -- Ты должен меня любить и дарить мне любовь. Всегда. Просто так. А то ты будешь не отец, а дерьмо.- Это так... авторитарно, - чуть не рассмеялся Иоганн, и чмокнул её в волосы.- Э, э, э! У меня вообще-то давление сейчас поднимется! - ворчит Синтия, не давая себя обнимать чересчур.И так Иоганн понял, что Синтия его любит, но ей палец в рот не клади.Потому что, когда её после пати вырвало на кровать, Череп перебудил весь дом ором и рыком.Шмидт описалась, но сказала:- Я тебя боюсь.Папаша очухался и сказал, что она должна бояться кого угодно, но не его.Синтия сняла штаны и понесла их стирать, оставив главаря Гидры почёсываться в башке.Нет, она определённо действовала на Черепа, как чеснок на вампира, но только когда сама хотела.Но когда Синтия упоминала мать-кукушку, Череп приходил в бешенство, так как Торанн хотела сделать аборт. Он, правда, понимал, что ребёнку необходима мать.Но они и вправду повторили. Отношения Шмидта и Гитлера, их мордобой и безумные страсти стала смягчать нежная хозяйственная женщина, заменившая Синтии мать. Скандалов стало меньше. Между Шмидтом и Магдой была конкуренция за Гитлера, между Гитлером и Магдой была конкуренция за Шмидта, между Шмидтом и Гитлером была конкуренция за Магду.