Долгая ночь (1/1)

— Я уже скучаю.— Мне не обязательно уходить. Могу остаться…— М-м…Воцарилась тишина, нарушаемая только стуком моего сердца, нашим прерывистым дыханием и чмоканьем движущихся в унисон губ.Как легко порой было забыть, что целуешься с вампиром. Не потому что он становился обыкновенным, как человек — я ни на секунду не терял ощущения, что в моих объятиях скорее ангел, чем смертный; нет, прижимаясь губами к моим губам, шее, лицу, он давал мне понять, что ничего страшного не произойдет. Он уверял, что моя кровь уже не вызывает такой жажды, как раньше, что страх потерять меня излечил его от пагубной страсти. Но я-то знал, что запах моей крови по-прежнему мучает его, разжигая в горле пожар.Я открыл глаза и увидел, что он тоже не сводит с меня взгляда. В такие моменты мне не верилось в происходящее.Как будто я и есть награда, а вовсе не бессовестный везунчик, которому она досталась.Наши взгляды встретились. В его красные глазах таилась такая глубина, что мне на секунду почудилось, будто я сейчас загляну ему прямо в душу. Неужели у меня когда-то возникал этот глупейший вопрос — а есть ли у Шу душа, пусть даже он и вампир? Конечно есть, самая прекрасная. Прекраснее, чем его блестящий ум, неописуемо красивое лицо и невероятная фигура.Его взгляд тоже, казалось, проник мне в самую душу, и, судя по всему, увиденное Шу не разочаровало.Однако в мои мысли, в отличие от мыслей всех остальных, он проникнуть не мог. Кто знает, почему — возможно, какой-то сбой в моем мозгу, сделавший его неуязвимым для сверхъестественных и пугающих способностей, которыми обладают некоторые бессмертные. И все же я был бесконечно благодарый этому сбою за то, что мои мысли останутся тайной. А то я сгорел бы от стыда.Я снова потянулся к нему губами.— Точно остаюсь, — пробормотал он.— Нет-нет. У тебя мальчишник. Надо идти.Я говорил одно, а делал другое — пальцами правой руки расплетал его белые кудри, левой прижимала крепче к себе. Его прохладная ладонь поглаживала мою щеку.— Мальчишник нужен тем, кто провожает холостую жизнь с сожалением. А я счастлив оставить ее в прошлом. Так что не вижу смысла.— Да! — выдохнул я в ледяную кожу на его шее.Кенто спит без задних ног у себя в комнате, а значит, мы все равно что одни. Свернувшись калачиком на моей узкой кровати, мы сплелись, насколько позволяло толстое покрывало, в которое я укутался как в кокон. Без покрывала было бы куда романтичнее, но лучше так, чем клацать зубами от холода. А включить отопление в августе — Кенто сильно удивится…Зато Шу, в отличие от меня, укутываться необходимости не было — наоборот, его рубашка валялась на полу. Я все еще никак не мог привыкнуть и каждый раз изумлялся совершенству его тела — белого, прохладного, гладкого, как мрамор. Моя ладонь благоговейно скользнула по твердокаменной груди, плоскому твердому животу. По его телу пробежала легкая дрожь, а губы снова отыскали мои. Я осторожно тронул кончиком языка его зеркально-гладкую губу, и у него вырвался вздох. Лицо овеяло его легким дыханием, прохладным и свежим.И вдруг Шу отстранился — машинально, как всегда бывало, когда он решал, что заходит слишком далеко, рефлекторный отказ от продолжения, когда именно продолжения хочется больше всего. Почти всю свою сознательную жизнь он заставлял себя отказываться от физического удовлетворения. Неудивительно, что теперь попытка изменить сложившейся привычке вызывает страх.— Подожди! — Я обхватил его за плечи и притянул обратно к себе, а потом высвободил ногу из-под одеяла и обвил вокруг его талии. — Повторение — мать учения!Шу хохотнул.— Тогда мы уже должны были достичь совершенства. Тебе за этот месяц хоть раз поспать удалось?— А это генеральная репетиция, — напомнил я. — При том, что половина спектакля вообще не отработана. Некогда осторожничать.Я хотел рассмешить его, но Шу промолчал, замерев от неожиданного потрясения. Жидкое красное в его глазах, казалось, застыло тоже.Мысленно прокрутив свои последние слова еще раз, я понял, что он в них услышал.— Вальт… — прошептал он.— Не надо начинать по новой. Уговор есть уговор.— Не знаю. Трудно сосредоточиться, когда ты со мной вот так. Мысли… путаются. Я не смогу себя сдерживать. А пострадаешь ты.— Все будет в порядке.— Вальт…— Ш-ш-ш! — Я прильнул к нему с поцелуем, чтобы прогнать непрошеный страх. Все это я уже слышал. Шу не отвертеться отуговора. Тем более, настояв, чтобы сперва я вышел за него замуж.На поцелуй он ответил, хотя явно старался не терять при этом головы. Тревога, вечная тревога. Как все изменится, когда исчезнет необходимость испытывать эту постоянную тревогу за меня… Он же не будет знать, куда деть освободившееся время. Придется завести новое хобби.— Дрожишь? — спросил Шу.Я понял, что он не про температуру.— Нисколечко. И завтра не дрогну.— Точно? Не передумал? Еще не поздно.— Хочешь меня бросить?Шу рассмеялся.— Всего лишь убедиться. Не надо делать того, в чем не уверен.— В тебе я уверен. А остальное переживу.Он замолчал, и я испугался, что опять сморозил глупость.— Переживешь? — тихо переспросил он. — Я не про свадьбу — ее ты точно переживешь, несмотря на все страхи, я про то, что будет потом… А как же Чихару, как же Кенто?Я вздохнул.— Мне будет их не хватать. — Да, скучать я буду сильно, сильнее, чем они, но зачем подкидывать Шу лишние доводы?— Алеу, Бен, Джек, Зеро?— Да, и друзей тоже, — улыбнулся я в темноте. — Особенно Зеро. Ох, Зеро! Как же я без тебя…Шу зарычал.Я рассмеялся, но тут же посерьезнел.— Мы все это уже столько раз проходили! Я знаю, что будет тяжело, но мне так нужно. Мне нужен ты, причем навсегда. Одной человеческой жизни мне мало.— Остаться навеки восемнадцатилетным, — прошептал он.— Мечта любого нормального парня, — поддразнил я.— Не меняться, не двигаться вперед…— В каком смысле?Шу начал подбирать слова:— Помнишь, когда мы сообщили Кенто о предстоящей свадьбе? И он подумал, что ты… беременный?— Он тебя чуть не пристрелил, — со смехом вспомнил я. — Честное слово, на какую-то секунду он всерьез готов был в тебя пальнуть.Шу молчал.— Что? В чем дело?— Просто… как было бы здорово, если б его подозрения оправдались.Я ахнул от изумления.— То есть если бы это в принципе было возможно. Если бы мы могли. Мне больно, что ты этого лишишься.Мне понадобилась минута на раздумья.— Я знаю, на что иду.— Откуда тебе знать, Вальт! Погляди на мою мать, на сестру. Эта жертва гораздо тяжелее, чем кажется.— Но ведь Мирай и Дайго держатся, и держатся молодцом. Если когда-нибудь станет ясно, что дело плохо, поступим так же, как Мирай, — возьмем приемных.Шу вздохнул, и в его голосе послышалась ярость.— Так не должно быть! Я не хочу, чтобы ты шел на жертвы ради меня. Я хочу давать, а не отбирать. Не хочу лишать тебя будущего. Если бы ты остался человеком…Я прижал палец к его губам.— Ты мое будущее. И хватит. Кончай хандрить, иначе я позову твоих друзей, чтобы они тебя забрали. Может, мальчишник и не повредит.— Прости. Я хандрю, да? Наверное, нервы.— Дрожишь? — поддразнил я.— Не в том смысле. Я прождал сто лет, чтобы жениться на вас, мистер Аой. Свадебной церемонии я как раз жду с нетер… — Шу вдруг замер на полуслове. — Ох, ради всего святого!— В чем дело?Он скрипнул зубами.— Друзей звать не надо. Такое чувство, что Кен и Фри решили своего не упускать.На секунду я крепко-крепко прижал его к себе — и тут же отпустил. Состязаться с Кеном в перетягивании каната — гиблое дело.— Повеселись хорошенько!За окном раздался визг — кто-то царапал стальным когтем по стеклу, издавая невыносимо противный звук, от которого по спине бегут мурашки и хочется заткнуть уши. Меня передернуло.— Если не отдашь Шу, — угрожающе прошипел невидимый под покровом ночи Кен, — мы придем за ним сами!— Иди! — рассмеялся я. — Пока дом еще цел.Шу закатил глаза, но все же стремительным движением вскочил с кровати и не менее стремительным — набросил рубашку. Наклонившись, он поцеловал меня в лоб.— Спи. Завтра важный день.— Конечно. Теперь я точно успокоился.— Встретимся у алтаря.— Я буду в белом, — улыбаясь собственной невозмутимости, пошутил я.— Верю! — усмехнувшись, похвалил он и вдруг пригнулся, напружинив мускулы. В следующий миг он исчез, неуловимым движением метнувшись в окно.Снаружи донесся приглушенный удар, затем ругательство — голосом Кена.— Смотрите, как бы он завтра не опоздал, — пробормотал я, зная, что меня прекрасно расслышат.И тут в окне показалось лицо Фри — жовтые волосы в пробивающемся сквозь тучи лунном свете отливали серебром.— Не волнуйся, Вальт. Времени у него будет с запасом.Я почувствовал неожиданное спокойствие, все страхи и тревоги улетучились. Фри обладал таким же даром, как Луи с его точными предсказаниями. С той разницей, что ему подчинялось не будущее, а настроение, но противостоять настроению, которое он внушал, все равно было невозможно.Я неуклюже сел в кровати, по-прежнему завернутая в одеяло.— Фри, а как проходит мальчишник у вампиров? В стрип-клуб же вы его не поведете?— Не вздумай рассказывать! — прорычал снизу Кен. Послышался еще один глухой удар, потом тихий смех Шу.— Не волнуйся! — велел Фри, и я перестал. — У нас, Куренаев, свои традиции. Пара-тройка горных львов, несколько гризли… Обычная загородная вылазка.Интересно, я тоже буду отзываться о вампирском ?вегетарианстве? с такой бравадой?— Спасибо, Фри.Подмигнув на прощание, он скрылся из виду.За окном наступила тишина. Из-за стены доносился приглушенный храп Кенто.Я откинулся на подушку, понимая, что сейчас засну. Из-под отяжелевших век обвел взглядом стены своей маленькой комнатки, выбеленные лунным светом.Последняя ночь в моей комнате. Последняя ночь в качестве Вальта Аоя. Завтра вечером я уже стану Вальт Куренай. Сам свадебная церемония мне как нож к горлу, зато новое имя греет душу.Я дал волю мыслям, надеясь быстрее заснуть. Однако через несколько минут понял, что, наоборот, напрягаюсь еще сильнее. В животе, скручивая его то так, то эдак, свернулась тревога. В постели без Шу слишком мягко и слишком жарко. Фри далеко, а внушенные им спокойствие и безмятежность тут же испарились.День завтра предстоит долгий.Конечно, я понимал, что мои страхи большей частью беспочвенны и главное — преодолеть себя. Нельзя прожить жизнь, не привлекая внимания. Нельзя вечно сливаться с пейзажем. И все же кое-какие мои треволнения вполне оправданны.Во-первых, свадебный костьм. Луи опрометчиво позволил эстетике взять верх над практичностью. Одолеть парадную лестницу в особняке Куренаев на каблуках и в костьме — слишком большой подвиг. Эх, тренироваться надо было…Во-вторых, список гостей.К началу церемонии прибудет клан из Денали во главе с Таней.Очень трогательно собрать в одном помещении Танину семью и наших гостей из квилетской резервации — то есть Минари-старшего и Клируотеров. Клан Денали не жалует оборотней. Танина сестра Ирина так вообще на церемонию не приедет. Она все еще жаждет отомстить оборотням за убийство своего друга Лорана. Из-за этой вражды клан Денали покинул семью Шу в час страшной беды — и только не укладывающийся ни в какие рамки союз с квилетскими волками не дал нам пасть в борьбе с ордой новорожденных вампиров…Шу поклялся, что никакой опасности соседство деналийцев с квилетами не представляет. Тане и всей ее семье — за исключением Ирины — очень стыдно за свое дезертирство. Перемирие с оборотнями — ничтожная цена, пустяк для тех, кто хочет искупить вину.Однако на этом тревоги не заканчиваются, ведь помимо серьезной проблемы есть и еще одна, поменьше. Моя низкая самооценка.Ни разу не встретившись с Таней, я все равно прекрасно понимал, какой удар эта встреча нанесет по моему самолюбию. Когда-то в незапамятные времена, еще до моего рождения, она имела виды на Шу — тут я ее не виню, перед ним невозможно устоять. Но она ведь как минимум прекрасна и как максимум ослепительна. И пусть Шу определенно — хотя и необъяснимо — предпочел меня, все равно я невольно буду сравнивать.Я попробовал поворчать на эту тему, но Шу знал, на что давить.— Мы для них почти родные, Вальт, — напомнил он. — Они до сих пор чувствуют себя сиротами, время тут не властно.Пришлось скрепя сердце согласиться.Теперь у Тани большая семья, почти такая же, как у Куренаев. Их пять: помимо Тани, Кейт и Ирины, есть еще Ронтаро и Вакия, появившиеся так же, как у Куренаев появились Луи и Фри. Всех их объединяет более милосердное, чем у прочих вампиров, отношение к людям.Однако, несмотря на расширение состава, Таня с сестрами по-прежнему чувствовали себя в определенном смысле обделенными. И по-прежнему носили траур. Ведь когда-то у них была еще и мать.Я без труда мог понять, как пусто и одиноко им стало с ее потерей, которую не восполнить даже за тысячу лет.Попыталась представить, как жили бы Куренаи, лишившись создателя своей семьи, ее главы и наставника, своего отца — Широ. Попытался и не смог.Историю Таниного клана мне поведал Широ, в один из тех долгих вечеров, когда я допоздна засиживался у Куренаев, пытаясь узнать как можно больше, подготовиться как можно полнее и глубже к тому будущему, которое выбрал. Танину мать постигла та же участь, что и многих других, и ее история должна была послужить мне уроком, наглядной иллюстрацией одного из правил обитания в мире бессмертных.На самом деле правило это одно-единственное, распадающееся на тысячи подпунктов, — храни тайну.Хранить тайну означает жить в неприметной глуши, подобно Куреная, переезжая с места на место, чтобы не вызвать подозрения своей вечной молодостью. Или вообще обходить людей стороной — так жили кочевники вроде Джеймса с Виктора и до сих пор живут приятели Фри, Питер и Шарлотта. А еще это означает полную ответственность за создаваемых тобой новых вампиров. Которую смог обеспечить Фри, когда жил с Марией. И на которуго наплевал расплодившысь новорожденных вампиров Виктор.Из этого следует запрет на создание того, что в принципе неподвластно контролю.— Я не знаю, как звали Танину мать. — В отливающих красных глазах Широ светилась печаль при воспоминании о Таниной боли. — Они стараются не упоминать о ней и по возможности не думать. Женщина, создавшая Таню, Кейт и Ирину — и, полагаю, любившая их как дочерей, — появилась на свет задолго до меня, когда в нашем вампирском мире свирепствовала чума. Нашествие бессмертных младенцев. О чем думали древние, мне не понять. Они превращали в вампиров детей, едва вышедших из грудного возраста.Я представил себе эту картину и с трудом подавил поднявшуюся волну тошноты.— Младенцы получались невыразимо прекрасными, — поспешно пояснил Широ, видя мою реакцию. — Такие душки, такие очаровашки. К ним проникались любовью с первого взгляда, неизбежно и моментально. Однако при этом они не поддавались воспитанию. Замирали на уровне развития, предшествующем перерождению. Очаровательные двухлетние младенцы, картавящие, с ямочками на щечках, но в порыве гнева способные истребить полдеревни. Проголодавшись, они мчались на охоту, и любые увещевания, любые запреты были бессильны. Они попадались на глаза людям, рождая слухи, паника распространялась со скоростью лесного пожара…Одного такого младенца и создала Танина мать. Что ею — и другими древними — двигало, моему уму непостижимо. — Широ сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. — И, разумеется, вмешались Вольтури.Я, как обычно, дернулся при упоминании этого имени. Да, разумеется, без итальянского легиона — вампирской аристократии по сути — дело бы не обошлось. Закон не будет исполняться, если нет угрозы наказания, а наказание надо кому-то осуществлять. Вольтури двинули свои войска под предводительством старейшин — Амо, Марка и Кая. Мне довелось встретить их лишь однажды, и за эту короткую встречу настоящим лидером показал себя Амо со своим мощным даром читать мысли: одно прикосновение, и ему известно все, что когда-либо было у тебя на уме.— Вольтури исследовали бессмертных младенцев — и у себя в Вольтерре, и в других уголках мира. Кай пришел к выводу, что хранить тайну они по малолетству не способны. А следовательно, подлежат уничтожению.Как я уже сказал, младенцы были прелестны. Поэтому кланы сражались за них до последнего — многие погибли. И хотя по массовости война между вампирами уступала войнам, которые охватывали южную часть нашего континента, она оказалась не менее разрушительной. Древние кланы, древние традиции, дружба… Потеряно было многое. В конце концов младенцев искоренили как явление. О них даже вспоминать не принято — что-то вроде табу.Двух таких младенцев я видел своими глазами, когда жил у Вольтури, так что мне довелось на себе испытать их чары. Этих младенцев исследовал Амо, уже после того, как отшумела вызванная их появлением гроза. Ты знаешь, как он любознателен — и он надеялся найти способ укротить их. Однако окончательный вердикт был единогласным: бессмертные младенцы не имеют права на существование.И тут, когда я совсем забыл про мать сестер Денали, с которой и началась эта история, Широ вернулся к ней.— Что именно произошло с Таниной матерью, неизвестно. Таня, Кейт и Ирина ни о чем не подозревали до того самого дня, когда к ним явились Вольтури, арестовав предварительно их мать и младенца. Неведение спасло сестрам жизнь. Одним прикосновением Амо получил доказательства их абсолютной невиновности, и они избежали уготованного матери наказания.Ни одна из сестер прежде не видел этого младенца, даже не подозревал о его существовании до того самого дня, как его сожгли вместе с матерью у них на глазах. Полагаю, мать потому и не посвятила их в тайну, чтобы спасти от ужасной участи. Зачем же тогда она создала младенца? Кем он был, что значил для нее, если заставил перейти самую страшную черту? На эти вопросы ни Таня, ни остальные ответа не получили. Однако вина их матери была доказана, и, боюсь, девочки так и не смогли ее до конца простить.Несмотря на свидетельство Амо о том, что девочки никоим образом не причастны к поступку матери, Кай хотел отправить на костер и их. За пособничество. Однако Амо проявил милосердие. Таня с сестрами получили прощение, а вместе с ним — незаживающую рану в сердце и пиетет перед законом…Погрузившись в воспоминания, я сам не заметил, как заснул. Вот я слушаю Широ и вижу его лицо, а вот передо мной уже серая пустошь и в воздухе — густой едкий запах гари. На поле я не один.Посреди пустоши — группа фигур, укутанных в серые, пепельного цвета плащи. Это Вольтури, а я, несмотря на предписание, еще человек, и мне следовало бы испугаться до смерти. Но я чувствую, как иногда бывает во сне, что они меня не видят.То тут, то там разбросаны курящиеся останки. Уловив характерный сладковатый запах, я старательно отвожу глаза. Смотрю мимо лиц сожженных, боясь разглядеть знакомое.Кого — или что — окружили выстроившиеся плотным кольцом воины Вольтури? До меня доносится их возбужденный шепот. Я подхожу ближе, пытаясь понять, что вызвало у них такой интерес. Осторожно прокравшись между двумя перешептывающимися фигурами в плащах, я наконец вижу предмет дискуссии, уложенный на небольшом пригорке.Очаровательный пупсик, в точности как описывал Широ. Мальчик, едва вышедший из грудного возраста, года два на вид. Ангельское личико с пухлыми губками и щечками в обрамлении светло-каштановых кудрей. Малыш дрожит, зажмурившись, чтобы не видеть смерть, которая с каждой секундой все ближе.Я хочу только одного — спасти несчастного напуганного кроху, и в этом порыве исчезает страх перед грозной мощью Вольтури. Я проталкиваюсь сквозь строй, мне уже все равно, видят они меня или нет. Кидаюсь к младенцу.И останавливаюсь как вкопанный, разглядев пригорок, на котором он лежит. Это не земля и не камень, это груда обескровленных человеческих тел. Не успев отвести взгляд, я узнаю одно за другим знакомые лица — Алека, Бен, Джека, Зеро… А прямо под пятками малыша тела моих папы и мамы.Ребенок распахивает алые, налитые кровью глаза.