Теплохолодность (каноный супергероизм(?), соулмейты) (1/1)

Конечно же они знали, думает про себя Дэмиен, стоя максимально далеко, но так, чтобы попадать в зону их ?циркуляции?. Пусть не с первого дня, но узнали достаточно быстро, чтобы этим пользоваться. Пользоваться исключительно ради комфорта, в который раз напоминал себе юноша и горько усмехался: Тим в Дэмиене видел исключительно соулмейта-друга (а, может, и друга-то не видел), но никак не соулмейта-пару. В этом был смысл, оправдывал старшего Робин, хотя что-то оправдания в нем не хотело?— родственные души далеко не всегда возлюбленные. У отца, например, родственной душой был Альфред, что у многих вызывало вопросы, конечно. Ну. Пожалуй, Альфред и вправду был единственный, кто мог отца понять. Их всех понять, если на то пошло. Кассандра была родственной душой Тодда, но, Небеса тому свидетели, максимальная близость, которую Дэмиен между ними видел?— это спа-дни, когда Касс красила Джейсону ногти в ярко-пурпурный. Они были просто… похожи. По большей части даже не общались?— они просто знали друг друга и понимали без слов. Барбара и Дик были соулмейтами-возлюбленными, пожалуй, второй в их семье парой после Кэти и ее девушки; остальные или своих не нашли, или все еще не решили, как относится к своей родственной душе. За Дэмиена все предопределил Тим; он, видимо, с самого начала не видел возможного развития в любовном русле, стараясь выплыть хотя бы на дружеские?— Дэмиен хотел было серьезно поговорить на этот счет, потому что он?— Все перевернулось, когда Тим на ужине объявил, что он сделал предложение Браун и их свадьба назначена на весну. Конечно, радовались за них тогда все, и Дэмиен силой заставил себя оставаться рядом, потому что если он уйдет, то Тиму станет невыносимо жарко уже через полчаса и это будет показателем того, что Дэмиену такое решение не нравится. То, что самому Дэмиену будет при этом невыносимо холодно, Робин как-то забыл. Радовались за них, конечно, все, и только Джейсон с Касс, да Альфред смотрели на Дэмиена печально, проникновенно, как бы говоря, что им жаль. Дэмиену тоже было жаль, что они оба оказались такими слепыми?— Тим по отношению к нему, а Дэмиен по отношению Тима к Браун. Робин заставлял себя быть рядом, плестись хвостом по особняку; пересекаться на патрулях чаще и сидеть в соседней, через стенку, комнате, когда его соулмейт обжимался со своей нареченной в другой. Было обидно, до хрипоты и боли обидно, но оставлять Тима умирать от переполнявшего его гребаного жара в важные для него моменты он не мог. Не тогда, когда Тим, заслуживший счастья за свою полную лишений и страшных трудностей жизнь, добился его в качестве Стэф и их совместного будущего, не тогда когда?— О том, что он и сам заслуживает большего счастья, чем сидеть в комнате и в качестве единственной отдушины не ощущать безумного холода, Дэмиен забыл. Поэтому на церемонии Дэмиен стоял так далеко, как мог, попадая в зону их ?циркуляции?, чтобы не испортить своей родственной душе свадьбу сжирающим его жаром; поэтому долго ходил следом за Тимом хвостиком гораздо ближе, едва не касаясь, чтобы напитать больше, чтобы продлить комфорт до завтрашнего утра, потому что остаток дня у новобрачных еще впереди; впереди не комната в особняке, а Тимова квартира где-то на затворах Готэма, где Дэмиен не сможет до любимого дотянуться. Где не сможет утолить чужую жажду прохлады, потому что Браун тоже сжирало всепоглощающее пламя изнутри. Потому что Тим с Браун соулмейтами не были. Не были влюбленными и с Тодд с Кассандрой, но всегда околачивались рядом и приходили на помощь, как только могли. Может, не прав в этом вопросе Дэмиен? Может, Тим верно все истолковал, обозначив дружеские границы, и только Дэмиен, любивший переходить все дозволенное, сдуру нарушил и сломал то, что Тим на самом деле верно воздвиг? Когда в особняке к обеду Дэмиен начинает мерзнуть, юноша жалеет, прежде всего, Тима. Себе он сказал только: привыкай. Так будет всю оставшуюся жизнь, потому что он был другом-соулмейтом, а не соулмейтом-возлюбленным. Потому что если Тим был счастлив, Дэмиен был счастлив вдвойне.*** Дэмиен закрывает и открывает рот, как выброшенная на берег рыба. Тим стоит перед ним неимоверно виноватый, с неряшливо упавшей на глаза челкой, словно она хотела спрятать своего обладателя от вины. —?Я был глуп,?— это все, что говорит Тим в свое оправдание и улыбается горько, болезненно; скопленный и выжигающий его изнутри огонь за столь долгое время находит выход и рвется к Дэмиену, становясь на половине пути не опасностью и болью, но бесконечно окутывающим теплом, в котором Дэмиен нуждался как в воздухе за его собственную бесконечную зиму. —?Мне жаль, что я,?— он мотает головой. —?Если бы я не повелся на поводу у предрассудков с самого начала, ты не мерз бы все эти месяцы. Если бы я не был так слеп, читает между строк Дэмиен. Тим не говорит ?если ты можешь меня простить?, потому что он даже не надеется. Он благодарен уже тому, что прозрел. — Стефани первая это заметила. Она же настояла на разводе, сказав, что если я намерен мучить и тебя и себя то, по крайней мере, не в качестве ее четырехмесячного-вроде-как-мужа. Дэмиен молчит, думая не о том, как объяснить Тиму, что он не был зол за все это время на него ни разу; не о том, что всю оставшуюся жизнь им обоим будет комфортно-тепло?— только о том, что стоит попросить прощения у Браун пусть даже за внутреннюю ревность и неприязнь и попросить вставлять Дрейку мозги почаще. Свадьбу оба решают назначить на осень, и когда жара не разъедает взмыленную кожу, и когда холод не проникает до костей. Дэмиену тепло уже много-много месяцев и ради этого он не прячется в соседней комнате, за стенкой которой сидит Тим. Потому что он больше не соулмейт-друг, которым он никогда бы не смог стать в полной мере. Он соулмейт-возлюбленный и, если честно, это лучшее чувство на свете.