Пролог (1/1)

— Женщина...! — крикнула, что есть мочи, но мой голос был слаб. Не менее странная мысль в моей голове: ?Я на ее месте?, — вот что удивляет меня прежде, чем я замечаю обернувшееся бледное лицо; прежде, чем мозг понимает, что только что произошло. Как мои руки с нечеловеческой силой, - клянусь, никогда в них не было столько легкости как сейчас, - толкнули другое тело, выбивая его на другую сторону дороги, где заканчивается пешеход. А я по инерции падаю, как в замедленной съемке, - как тягучая смола. Голова не успевает повернуться, чтобы увидеть подтверждение фразы ?У смерти множество лиц?. Свет от фар слепит глаза до слез и руки поднимаются в безнадежной попытке закрыть голову, шею, где находятся центры, отвечающие за жизненно-важные функции. Уберечь хоть что-то. Время словно останавливается, металл бампера соприкасается с поверхностью кожи, лишь слегка затрагивая. С немыслимой скоростью я думала. До судорог в руках. В немыслимом ужасе перед будущим. ? Господи, Меня мощно выбивает в сторону. Отвратительный режущий, заставляющий дернутся, звук хруста импульсом передается в центральную нервную систему. Кости двигаются в мясе, неестественно выходя за пределы, моя плоть разрывается, треск в голове и ушах. Звон. Неподготовленное сознание разрывалось на клочки от жгущего, раздирающего чувства в нижней части тела. Как красное пятно, которое пульсировало в центре. Не исчезало, становясь огромным, расползаясь в воздухе вокруг меня, по плечам, по голеням. В голову будто бы вогнали раскаленный штырь. И мое тело горело. Я бы отдала все, что угодно лишь бы не чувствовать. Вылезти из кожи. Чтобы моя душа провалилась сквозь тело. По телу мурашками прошли колючие трески. Глаза заслезились от того, что горло застыло камнем. Сердце будто бы пропустило удар и я не могла вдохнуть. Тело мелко трясло в судорогах, и вдруг какая-то теплая волна расходилась по конечностям сверху вниз, сверху вниз. Из горла вырвался свист-хрип и комки чего-то почти черного. Почти бордового. Адреналин наполнил каждую клеточку тела, даря спасительную нечувствительность. Пульсирующее чувство отступало, пока тело снова не стало легким и невесомым. Что-то холодное текло по мне… Похожее на воду, словно я была под ливнем. Было чувство будто бы я могла ощутить каждую мелкую частицу, каждый атом, касающийся моего тела извне. Руки безвольно-немые цепляются за плоскость дороги кончиками пальцев, отчего конечность выгибается, как веточка дерева, ломая кость, стирая в кровь кожу на ладонях и ногти. Лишь бы жить. Сердце выбивало сумасшедший ритм, в безумной жажде будущего. Я хочу жить! Глаза широко раскрыты. Но. Что-то уже было не так. Я не знала, что я тогда уже была мертва. Сердце не сокращалось уже 60 секунд. Разодрав конечности, мои руки опираются в дорогу, но что-то… Очень странно. В глазах появились какие-то черные мушки, тьма вокруг сужается, становится очень тяжело. Тело падает навзничь, словно костяной мешок, поднимая сухую пыль в воздух. Грузовик, управляемый накачавшимся суицидником, сворачивает и передней частью влетает в светофор. Железная балка неестественно выгнулась, стекла полетели в стороны, ударяясь о землю, разбиваясь ещё мельче, вдребезги, в хрустальную крошку. Отупевшая толпа стоит, оцепенело вдыхая запах дыма, крови и гари, липшей к коже мутной пленкой, пока какой-то энтузиаст не оставался равнодушным: — Господи! Не стойте же столбом!! Вызывайте скорую…!!! — Крик из окоченевшей толпы. Плач детей вкупе с общими криками только нагнетал атмосферу. Окружение было за кровавой пеленой. Звуки то появлялись, то пропадали. Мир был похож на сломанный телевизор. Все было неправильно. Не честно. Не справедливо. Тень нависла надо мной, произнося…Ч-что он говорит…?— Вх-ыыы…. - яд…? — меня болтает из стороны в сторону, пространство путается в закручивающейся мути, отчего я, кажется, сощурила глаза. Горькое и тягучее ощущение в центре груди топило меня с головой. Легкие тяжело раздувались, поддерживая тело, но жизнь душила и убивала. Что скажет мама? Зрачки расширились, сузились, - воздух туго проходил через глотку. Вместе с металлическим привкусом на языке и зубах. Голубая радужка двинулась к верхнему веку и устремилась в небо.Господи, пусть это закончится, пожалуйста. Пожалуйстапожалуйстапожалуйста. Сейчас. Одновременно с этим меня разрывало собственными мыслями. Разве все может так закончится? И что-то внутри меня холодно подсказывало ?Да?. Что мама будет плакать. Что Я оставила ее одну. Но разве моя боль сейчас не сильнее? Разве...?… Я имею право уйти сейчас. Это невыносимо. Пожалуйста. Я не имела права распоряжаться собственной жизнью. Не имела. И от того становилось только горче, тяжелее, чем… что бы то ни было. Легче было стать новым Атласом и поднять купол неба. Хуже быть не может. Уже нет. Боль, как опухоль, разрасталась в воспаленном сознании. Кажется, кто-то кричит. У меня вибрирует гортань. Мысли ворошились, как черви извиваются в грязи. Это какой-то Ад. Слабая, трусливая, трясущаяся за свою шкуру… Я. Асфальт под моими щеками наверняка стал мокрого темно-серого цвета. Красного цвета боли. Мысли не помогали избавиться от нее. Хотелось кричать, сдирая горло, - так громко, чтобы кто-нибудь помог мне. Вытащил мою душу из этой агонии тела. Много темных теней, что возвышаясь, стремились в пространство неба, замкнутое вышиной небоскребов, окружили меня. Они просто стояли словно не в силах что-либо сделать. Левая рука дергалась и не хотела слушаться, даже, когда я оперлась дрожащими ладонями в асфальт. Изображение расплылось из-за слез. Все было слегка подернуто словно через вульгарно алый фильтр или бордовый витраж. Боли не существует. Не существует. Это сон. И в ту секунду что-то во мне бесповоротно оборвалось. Что-то большое, чего я не могла понять будучи человеком. Не чувствуя рук и ног, сгорбившись, помогая поднять свой же вес, наконец сажусь. Но все что я почувствовала это ничего. На душе было пусто, руки обвисли по бокам, как тряпки. Внутри тела… словно в обездоленной пустыне, где будто бы никогда и не было оазисов, только песчаные ветра, сушащие и неоправданно голодные. Умирать было страшно, но идти дальше было намного… ужаснее. Хотелось схватиться за голову и трясти ее, трясти до тех пор пока из нее не вылезут, не выдавятся эти воспоминания, бездушные мысли. Я ещё жива.— Ч-что за…?! — мужчина отшатнулся от, казалось, мертвой девушки. В толпе же кто-то просто наблюдал, кто-то снимал на камеру, кто-то смотрел с перекошенном в боли и жалости лице. Когда вывернутое тело, дрожа и клонясь в сторону, все-таки поднялось. В городе был слышен ветер. Сухой и холодный. Шутка ли? Подняться с, буквально, полу-раздавленным телом. "Оно" сделало шаг вперед, накренившись, а потом стремительный второй, чтобы удержать мимолетный баланс. И еще. От приближающегося трупа отходили, не хотя не столько не иметь дел с этим, сколько подсознательно-инстинктивно, понимая всю ситуацию, начиная с закона и заканчивая безнадежными клиническими аспектами. Ведомое только ему понятной целью существо двигалось вперед, делая кривые скользкие шаги, до тех пор, пока не приблизилось к дрожащей женщине, все еще сидящей на другом конце пешехода, крепко прижимая к себе ребенка лет двух-трех. Ее костяшки побелели от приложенной силы. Стоит ли говорить, что на той лица не было, - белое полотно, с заломанными бровями, раскрытыми глазами с полопавшимися капиллярами. Ладонь, зажавшая рот в немом крике, и вторая рука, вцепившаяся в спину золотоволосого мальчика. Малыш в силу возраста не понимал ситуацию, — пухленькие щечки умилительно поднялись и раскраснелись. ?Это? медленно подняло темно-бордовые пальцы и руку. Окровавленная конечность также заторможенно опустилась на цыплячью макушку в поглаживающем жесте, и ребенок… потянулся к ней, обхватывая пальчиками-мизинчиками мертвую ладонь. — Яхръ рхатда, ч-шхтхо вгхы-ы-э...— в глотке что-то мешало и патологично двигалось, грозясь прорвать кожу. Девушка задергалась в судорогах. Что-то было неправильно. Она начала заваливаться. Движения ее стали медленными, мутная радужка судорожно закатились, и рука, обмазывая кровью, покидает детскую шевелюру, — ...в бхг-бозо-о-снсти. С глухим стуком, белокурая упала, больше не подавая признаков жизни. Но спасенная мать все еще смотрела в то место, где секунду назад были глаза. Голубые и остекленелые. ?Я рада, что вы в безопасности.? В голове стучали колокола, визжала далекая сирена скорой. Но. Не столько последние слова погибшей звучали набатом в голове, сколько осознание того, что глаза только что живой абсолютно точно были мертвы. Потерпевшая, не раскрывая тонких губ лишь бормочет:— Боже мой… — Соленая дорожка скупо катиться по впалой скуле, она крепче сжимает пальцы на костях щек. Женщину хлопают по плечам, отчего худощавое тело сотрясается, отводят лицо в сторону, закрывают обзор, но… веки все равно сжимаются в новом приступе слез, видя перед собой распластанное, изломанное тело ещё совсем молодой девчушки лет восемнадцати-девятнадцати. Спасенная подползала к ней, протискиваясь сквозь работников служб. Прикасалась пальцами, не ощущая ни дыхания, ни подергиваний глаз или рук… Ничего. Она смотрела вокруг. Толпа студентов, рабочих, калейдоскоп цветов и городских бездушных огней. Глазами ища хоть кого-нибудь, но так и оставаясь бездвижной, занемевшей… Бессмысленно проводя и размазывая кровь под носом, по щекам, которых никогда не затронет трогательный кармин, и голубым векам человека, что подставился и умер за другого… совершенно незнакомого. А что она? Ее ноги просто застыли, налились черной смолой. Она просто стояла с ребенком, как и делает это сейчас. А девушка мертва.